Приют - Патрик Макграт

– Когда ты сообщишь Бренде? – спросила Стелла.

Услышав от нее «Почему бы и нет?», Макс устало вздохнул. Он ждал воодушевления или хотя бы притворства, считая, что раз он старается поддерживать видимость нормальной семейной жизни, то она, так грубо нарушившая эту нормальную жизнь, вполне может делать то же самое. Но он понимал, что сердиться на нее бессмысленно, отсюда и вздох.

– Наверное, позвоню сейчас. Чтобы отделаться.

– Она будет жутко разочарована.

– Постараюсь смягчить впечатление. Но она придет в ужас при мысли, что мы окажемся в северном Уэльсе.

– Что там окажетесь ты и Чарли. Против того, чтобы там оказалась я, она ничего не имеет.

Макс не стал возражать. Взяв стакан, он пошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

Стелла осталась за столом. Ее охватила странная апатия, не хотелось шевелиться. «Как теперь меня возненавидит Бренда, – подумала она, – женщину, которая тащит в изгнание ее сына и внука! Тащит, лишая ее их обоих. Да, она станет ненавидеть меня еще сильнее, чем раньше».

Разговор был нелегким, Стелла поняла это, сразу как Макс вернулся. Он грузно опустился на стул и, к ее удивлению, снова наполнил свой стакан.

– Не придется нам отделывать фермерский дом, – сказал он, избегая взгляда Стеллы.

– Почему?

– Если бы поедем в Кледуин, то больше не получим от нее ни пенни.

– А твое жалованье?

– Жалованья нам не хватит на то, чтобы сохранить нынешний уровень жизни. Рядовой психиатр в крохотной больнице у черта на куличках…

При мысли о надвигающейся бедности Макс мертвенно побледнел. Стелла осталась равнодушной к этому, как была в то время равнодушна ко всему на свете. Потом ей пришла в голову мысль.

– Макс, – начала она, – если ты разведешься со мной, если поедешь с Чарли в Кледуин без меня… она и в этом случае лишит тебя поддержки?

Макс не ответил, что означало – нет.

– Понятно, – сказала Стелла. – Мать предоставляет тебе выбор: избавляйся от Стеллы – или денег больше не получишь.

Макс опять промолчал.

– Вопрос стоит так: я или она. Решай сам.

Бедняга Макс. Стелла почувствовала что-то похожее на жалость к нему. В какое положение поставила его мать! Хотя выбора у Макса, в сущности, не было. Решившись на благородный поступок, он теперь не мог отказаться от своего намерения ради денег. Это был вопрос принципа.

– Машина, надеюсь, останется у нас? – спросила Стелла.

Тут Макс поднял на нее взгляд, черты его усталого лица исказились горечью и раздражением.

– Да, Стелла. Останется.

Ей было все равно.

– Уже кое-что, – сказала она.

Стелла начала упаковывать их вещи. Эта бездумная работа наводила на мысль о дружной семье, переезжающей на новое место. Но что связывало их, какое будущее их ожидало? Стелла не могла представить, но понимала, что выбора у нее нет, поэтому обертывала бумагой фарфоровую и стеклянную посуду, укладывала ее в картонные коробки, заклеивала их липкой лентой и надписывала. Картины, одежда, постели – все укладывалось в коробки, на всех коробках делались надписи. Стелле помогала миссис Бейн – не по желанию, она ясно давала это понять, а потому, что считала своим долгом. Комнаты одна за другой освобождались от вещей, вещи отправлялись в коробки, ящики, дорожные сундуки, чемоданы, и Стелле эта упаковка атрибутов прежней жизни для отправки по новому адресу почему-то казалась достойным делом.

Однажды утром, когда Стелла возилась с коробками и липкой лентой, я снова навестил ее. Она угостила меня чаем, сказала, что не может прекратить работу, дел очень много, но я могу вести разговор, а она пока будет укладывать книги в гостиной. Я наблюдал за ней какое-то время, потом заговорил о том, что было у меня на уме.

– Макс дает тебе лекарства?

Она стояла согнувшись над коробкой с книгами, но тут подняла голову. Вопрос вызвал у нее искреннее недоумение.

– Нет, конечно. С какой стати?

– Мне кажется, ты подавлена.

– Разумеется, подавлена. И ты был бы подавлен.

Стелла распрямилась и провела рукой по волосам. Ей казалось смешным, что я сижу хмурясь и говорю то, что представляется совершенно очевидным.

Мне смешно не было.

– Ему трудно будет разглядеть признаки, – сказал я.

– Какие признаки?

– За тобой должен наблюдать другой врач. Не Макс.

– К чему ты клонишь?

Она села на край кресла и закурила.

– Ты сейчас уязвима. Тебе предстоит ехать в тот район страны, где недолюбливают чужаков, где ты никого не знаешь. Муж по-прежнему очень зол на тебя. Меня это беспокоит.

– Ничего, переживу, – спокойно ответила она.

– Надеюсь. Жду, что ты будешь мне писать.

– Обязательно.

– Притом регулярно.

– Хорошо-хорошо! – Она засмеялась. – Неужели северный Уэльс такое скверное место? Послушать тебя, так это Сибирь.

Для тебя он вполне может оказаться Сибирью.

– А, ерунда.

Провожая меня, Стелла задала не дававший ей покоя вопрос:

– Ты ничего не узнал об Эдгаре?

Я не сразу решил, как ей ответить. Она полагала, что мы оба заинтересованы в его благополучии и хотим знать, где он находится. Поборов искушение посоветовать ей забыть Эдгара, я молча покачал головой.

– Бедняга. Питер, где живет его сын?

– Сын?

– Леонард.

– У него нет сына.

– Есть.

– Стелла, сына у него нет. Думаешь, я бы не знал?

Она издала нервозный смешок.

– Незачем говорить о нем, так ведь?

Стелла бродила по пустым комнатам, вспоминая события ушедшего лета. Через несколько дней она окажется в Уэльсе и этого дома уже никогда больше не увидит. Макс подыскал жилье – часть большого фермерского дома, разделенного надвое. Им предстояло снимать половину у владельца, живущего в другой половине. Макс сказал, что дом стоит на склоне холма, окнами на долину. Сада там нет, но очень просторно – луга, леса, карьер. Чарли жадно слушал – ему хотелось верить, что они переезжают в лучшее место.

Прощальных вечеринок не было. Джек угостил Макса стаканом хереса у себя в кабинете. Я присутствовал при этом. Они бормотали друг другу банальности – мол, на поприще психиатрии места много и все такое прочее. Джек утешал его, хотя какое утешение можно предложить тому, кто хотел занять твою должность и, возможно, занял бы, если бы жена так не подвела его? Люди начали сомневаться в проницательности Макса, поскольку он женился на женщине, способной на такое. Здоров ли он сам? Я старался быть объективным и склонял к этому других, однако считал тогда и считаю до сих пор, что Джек поступил правильно, уволив Макса. В таком деликатном учреждении, как наше, человек вроде Рейфиела не может занимать одну из высших должностей.

«Я не бросил жену, – слышится мне голос Макса, – не бросил, несмотря ни на что».

Уезжали они дождливым утром. Еще накануне прибыл огромный черный фургон. В него погрузили мебель, ящики, затем аккуратно заклеенные картонные коробки с надписями и прочие пожитки. Когда фургон отъезжал, Чарли со Стеллой смотрели ему вслед, а Макс ходил по дому, запирая двери. В последний раз они проехали через главные ворота, сдали ключи и покатили на север.

Путешествие заняло несколько часов. Дорожные ландшафты интересовали Чарли больше, чем Стеллу, поэтому он сидел на переднем сиденье, а Макс – за рулем. Стелла подумала, что машину по крайней мере они сохранили: ей нравился этот удобный «ягуар». Где-то за Бирмингемом Стелле пришла в голову ужасная мысль: «Как Эдгар найдет меня? Когда он приедет за мной, кто скажет ему, куда я уехала? Кого он сможет спросить?» Она уставилась в окно, сдерживая слезы, и поймала в зеркале заднего обзора взгляд Макса. Он следит за ней, постоянно выжидает минуту слабости вроде этой. Дабы лишний раз получить подтверждение, что она куда-то уносится мыслями и не думает раскаиваться. «О, Эдгар, почему ты так обошелся со мной, почему бросил меня корчиться и плакать под холодным взглядом этого нелюбящего человека?» Стелла рассердилась на своего любовника: она могла себе это позволить, так как знала, что он пытается связаться с ней.

Приехали они уже затемно. Ночь решили провести в городке, а утром встретить у дома фургон с вещами. Макс устал и был зол – от него не укрылось, что Стелла плакала, и он понял, что плачет она по Эдгару. Он отвлекся, заведя долгий разговор с Чарли, и вскоре, прислушавшись, она поняла, что тема их разговора ей безразлична, но ее изумило и потрясло, как Макс формировал образ мыслей мальчика, прививал ему свою логику, выводил из-под ее влияния. Однако поступал ли он так из убеждения, что она негодная мать, или просто хотел наказать ее, Стелла не знала, но подозревала последнее. Ее это долго беспокоило: Чарли был в том возрасте, когда разум наиболее податлив.

Остановились они в отеле, ужинали вместе в столовой, и Стелла успела заметить убогую провинциальность окружающей обстановки. Внезапно она уверилась, что дом, в который они въедут завтра, будет безобразным.