Расслабься, крошка! - Георгий Ланской

Боталов позвонил в редакцию и попробовал ругаться, но, сообразив, что его записывают на диктофон и в следующем же номере его маты пойдут в печать, свернул разговор. Рокси, примчавшаяся утешать, попала под горячую руку и спешно ретировалась, проблеяв что-то невразумительное о съемках на телевидении.

Отвыкший от шумихи, Боталов несколько растерялся. Телефоны звонили, не умолкая. Журналисты караулили под дверями ресторанов, офиса, а самые отчаянные пытались даже проникнуть в дом, а когда охрана выталкивала их за ворота, крутились поодаль, даже не пытаясь особенно скрываться.

Жить под прицелом камер оказалось не слишком уютно. Боталов нервничал, перестал нормально спать и поэтому не смог увернуться от визита в его офис давнего партнера Ашота Адамяна.

— Ай, дорогой, как рад тебя видеть, — прокричал Ашот, потрясая его руку. Боталов кисло улыбнулся толстому армянину, велел секретарше принести кофе и коньяк и широким жестом пригласил Адамяна сесть.

Но Ашот подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу.

— Высоко забрался, Саша, — прокряхтел он, подошел к столу и взгромоздился в глубокое кожаное кресло, жалобно пискнувшее под его тушей. — Не страшно вниз смотреть?

— Чего я там не видал? — равнодушно ответил Боталов. — Внизу, Ашот, ничего интересного нет. Все дела наверху решаются.

— Не скажи, — возразил Ашот и ощерился, как крокодил. — На грешной земле много дел, которые наверх лучше и не отправлять.

Секретарша, упакованная в деловой костюм, вкатила сервировочный столик и стала разливать кофе. Ашот, одобрительно наблюдавший за ее действиями, неожиданно хлопнул девушку по попке. Та взвизгнула и, с опаской наблюдая за гостем, продолжила сервировать кофе, но к Ашоту спиной больше не поворачивалась. Боталов наблюдал за Адамяном с плохо скрываемым отвращением.

— Хорошая какая, — мечтательно похвалил Ашот, не смущаясь присутствием девушки. — Пялишь ее, поди?

Секретарша густо покраснела, торопливо поставила кофейник и почти выбежала из кабинета.

Ашот поцокал ей вслед:

— Вай, красавица… А ножки… Надумаешь увольнять, мне скажи. Я всегда такой работу найду.

— Ты коньячку выпей, — посоветовал Боталов и сам пригубил из бокала. Ашот глотнул, сунул в рот ломтик лимона и жарко выдохнул:

— Хорошо! Я вот думаю: может, и мне офис устроить в небоскребе? А? Как думаешь? Хорошо, наверное. Буду свысока на людей смотреть.

— Устрой, — равнодушно сказал Боталов.

Адамян вздохнул:

— Нет, на земле привычнее. Да и одышка у меня… Я, Саш, хоть и человек с гор, высоты боюсь. Неуютно мне наверху. На земле привычнее, и люди кругом. Это ты, птица высокого полета, на макушки смотришь, как орел, а орлы — птицы гордые, не то что мы, птахи мелкие…

— Ты об орнитологии приехал поговорить?

Ашот не ответил, лишь покосился выпуклым маслянистым взглядом. Потом взял со стола серебряную рамку с фотографией, на которой в свадебных нарядах красовались Егор и Алина, повертел в руках и поставил на место.

— Красивая пара. И сын у тебя хороший получился, вежливый, а невестка — так просто прелесть! Любите вы себя красотками окружать. Смотрю вот на Алину, а у самого грешные мысли вертятся…

— Ашот, ты чего приехал-то? — не выдержал Боталов.

Ашот снова покосился и даже улыбнулся толстыми губами, но глаза, темные, налитые кровью, не улыбались.

— Разговор у меня есть, Саша. По поводу участка на Садовнической.

Боталов поморщился.

Чтобы потянуть паузу, он закурил.

Огромный кусок спорной территории в самом центре Москвы давно стал камнем преткновения для столичных бизнесменов, занимающихся строительством. Ничейную землю долго делили, споря, кто займется возведением на ней жилого дома или административного здания. Главы строительных компаний подлизывались к мэру, бухались в ноги, подобострастно кланялись, давали взятки, надеясь получить вожделенное «добро».

Наиболее короткой оказалась дорожка у Ашота Адамяна.

Попарив мэра в баньке, сунув под кепку толстую пачку первоначального взноса, Ашот вымолил соизволение участвовать в долевом строительстве и буквально на следующий день направился подписывать бумаги, чувствуя себя настоящим фаворитом в этом нелегком забеге. Предвкушая, как другие жокеи закусят удила, Адамян прибыл в мэрию с раннего утра и в дверях столкнулся с выходящим из нее таким же довольным Боталовым.

На повороте фаворита, как выяснилось, лихо обскакала темная лошадка…

Скрипнув зубами, Адамян полетел выяснять причины безобразия, но мэр к нему не вышел, а напуганные помощники пояснили, что контрольный пакет акций долевого строительства получил бизнесмен Боталов.

Неудача Ашота смутила, но из колеи не выбила.

Ему было что предложить Боталову. В конце концов, у них уже случались совместные проекты, удачно завершившиеся в прошлом. Адамян рассчитывал убедить Боталова уступить ему строительство в обмен на нечто не менее привлекательное.

Настораживало другое. В администрации мэрии от Адамяна, коему прежде дружно целовали пятки, ныне шарахались как от прокаженного.

Ашоту не потребовалось много времени, чтобы узнать правду.

С раннего утра, когда московский градоначальник встал с постели, ему вручили краткую справку, гласившую, что предприниматель Адамян связан с чеченскими боевиками, крышует поставку в Москву героина и вообще человек нехороший, и связываться с ним не стоит. Накануне в метро опять нашли взрывное устройство, к счастью, так и не рванувшее. Мэру намекнули: Ашота Адамяна скоро не будет и потому лучше отдать подряд на строительство кому-то другому. Мэр, по слухам, почесал лысину и решил внять голосу разума. Вечером неприметный человек, расшаркиваясь в извинениях, вернул Адамяну деньги.

То, что за скандальной фальсификацией стоит Боталов, было ясно. И если сначала Ашот пытался договориться, сейчас, когда стали известны все обстоятельства, рассвирепел.

В офисе, цеплявшемся окнами за облака, было неуютно и зябко. Холодное небо неприветливо стучало в стекла дождинками.

— Ашот, мы обо всем уже говорили, — неприязненно сказал Боталов. — Если тебе больше нечего… предложить, то, прости, я очень занят сегодня.

— Нехорошо ты поступаешь, Саша, — покачал головой Адамян и хлебнул еще коньяку. — Нечестно. Зачем хорошего человека оболгал? А ведь я к тебе как к брату относился.

— Да, я помню, — с усмешкой сказал Боталов. — Особенно когда обскакал меня при строительстве трассы на Питер. Каким чудом у меня вся документация пропала, не помнишь?

— Вай, мамой клянусь, я тут ни при чем, — с прорезавшимся акцентом сказал Ашот.

— Не клянись. Нет у тебя мамы, детдомовский ты. Что еще скажешь?

Ашот допил коньяк, почмокал губами и швырнул через стол тоненькую папку:

— Вот это посмотри.

Боталов осторожно открыл папку, полистал страницы и презрительно скривился.

Элитный поселок на Истре. Предмет его вожделения год назад.

Но сейчас, когда цены непозволительно выросли, тянуть на себе все, включая коммуникации, будет тяжело, да и кризис, неохотно сдававший позиции, не даст выгодно продать новостройки скромным российским миллионерам. Другое дело — земля в центре Москвы, где он собирался построить офисную громаду в пять тысяч квадратных метров…

— Не интересует, — сказал он.

Ашот прищурился, сунул в рот ломтик лимона и прижал его языком к нёбу. «Сунуть бы тебе кинжал под ребро, — мелькнуло у него в мозгу. — По закону гор…»

— Значит, не уступишь? — уточнил он.

Боталов покачал головой.

Ашот вздохнул, выплюнул обсосанный лимон на пол, неуклюже выполз с кресла и снова посмотрел в окно.

— Красиво тут, — негромко сказал он. — Высоко только. Ты, Саш, не торопись с отказом. Подумай. Люди добра не забывают. Сегодня ты мне поможешь, завтра я тебе.

— Конечно, — холодно произнес Боталов и протянул руку.

Ладонь Ашота была влажной и горячей. Попрощавшись, Адамян вышел.

Боталов подождал несколько минут, а потом велел секретарше вызвать уборщицу — пусть срочно вычистит ковер!

Ему хотелось избавиться даже от запаха гостя, удушливого и тяжелого. Стоя в приемной, Боталов сквозь стеклянные двери мрачно наблюдал, как женщина средних лет елозит пылесосом по ковру, и думал, что эта история может плохо кончиться…

Блудный сын позвонил поздно вечером, кратко сообщив, что прилетает через пять часов. Боталов с облегчением услышал в голосе Егора обычные теплые интонации и поздравил себя с тем, что догадался воздействовать не на капризного инфанта, а на невестку. Алина, видимо, оказалась магистром дипломатии, потому что Егор вдруг примирительно буркнул в трубку:

— Знаешь, наверное, ты прав был. В конце концов, это твоя личная жизнь.

— Наконец-то, — съязвил Боталов. — Осознал?