Вновь: ошибка координат - Никита Владимирович Чирков

шок от услышанного. — Техгруппа уже ввела наши инъекции тем женщинам… И чтобы… чтобы они не превратились в то… если бы они остались живы, то весь Монолит был бы заразен. Сложные организмы не выживают… становятся пищей для бактерий и вирусов… — Саша смотрел безумными глазами. — Их пришлось убить! Невинные женщины и нерожденные дети!

— Когда все случилось, — Леша поднял тяжелый взгляд, — Андрей замял трагедию. А к нам прилетел он. Ты его не знаешь, ты здешний. Но именно этот человек курировал Техгруппу. Этот человек поведал нам, что половину от того, чем занимались, Опус не приказывал.

— Не должно столько людей погибать. Уже год мы лишь даем знать, что живы. Все ведет Ковак, Андрей остался в стороне. Ковак не просто здесь, на передовой, в отличие от Андрея. Он дал лучшее оборудование, даже роботов прислал, они уже давно нам время экономят.

Мысли и чувства Бэккера и Юста, каким бы тяжелыми, даже невыносимыми они ни были в данный момент, при всей их власти не имели важности. С самого начала весь этот разговор слышал Петя. Он так и стоял во дворе базы, слушая каждое слово с присущим человеческим сочувствием не только из-за истории, но и потому, что лично знал этих ребят, как и знал Алену, отлично помня ее анекдоты. И то, как честно он разделял их скорбь, одиночество и сожаления о работе и даже жизни, смогло скрасить неожиданную сторону работы Андрея. Но потом они поведали правду о его личной трагедии, ставшей переломным моментом всей жизни. Все это время он яростно ненавидел себя, винил за неизвестную, приведшую к смертям ошибку. Целый год Петя существовал с грузом чудовищной вины и ответственности за деяния, в которых он оказывается не виноват. Подкрепляется это шокирующее открытие болью от предательства Андрея, лгавшего ему целый год… а может, и больше, ведь, как оказалось, не все было продиктовано Опусом. Доказательством чему служит Ковак. Петя вспомнил его: он действительно был тем, кто курировал Техгруппу на отлет с Опуса двенадцать лет назад.

— Решайте сами. — Мрачные слова Бэккера были ясны лишь Пете и Юсту.

Выйдя наружу, Бэккер аккуратно взял рюкзак, повесил его за спину. Закрытое шлемом лицо Пети искажалось в неконтролируемой гримасе страданий, отнимающих последние ориентиры в этой жизни, превращая любую попытку адаптироваться к новым данным в страшнейшую пытку.

— Я не знал.

Петя никак не среагировал. Внутренние метаморфозы были достаточно сильными, чтобы Бэккер и Юст ощущали их на расстоянии. Когда Юст вышел наружу и столкнулся со все еще обездвиженным Петей, то неестественным для себя эмоциональным порывом произнес сквозь дрожь в горле:

— Мне очень жаль. Правда. Так не должно быть. — Юст, как и Бэккер ранее, пронзал шлем Пети взглядом личного сочувствия.

Ковак, Алексей и Саша лишь успели подбежать ко входу, то ли желая дополнить чудовищную правду, то ли ощущая надвигающееся наказание. Петя поднял руку, активировал Осколок и создал выплеск энергии, столь сильный, что центральный коридор и честь стен были расщеплены в горячем ярком свете за мгновение.

Причина же этой казни была не в праведной злобе или стремлении заглушить боль, пусть таковые варианты имели под собой вес и рассматривались Бэккером с Юстом, лишь наблюдающими за всем со стороны. Истина этого преступления крылась в другом: Петя впервые захотел убить. Сам, целенаправленно, не через случайность или вторые руки, нет — строго он и человек. За последний год не просто привычка винить себя за смерть, именно что обвинять само свое существование в гибели людей укоренилась в нем слишком сильно для простого отказа этой ставшей на основе фактов идеологии. Теперь он действительно убийца, тот, кто забирает жизнь по своей воле. Никто уже не отнимет у него эту роль, иной которой он и не знает. Думать об убитых он не собирается — эти люди если и хотели жить, то вряд ли заслужили. Петя не хочет переваривать услышанное и переосмыслять последний год жизни. Сам процесс усвоения новых вводных оказался ему непосильным из-за отсутствия веры в надобность этого процесса, как и в наличие необходимых сил. Больше его ничто не связывает с этим миром.

22

Путь до вокзала открыл выжившим изменчивость настроения самого времени, мгновенно рокируя бесконечность и скоротечность, создавая благоприятную почву для цветения дезориентации. Они уже не бежали, скорее ковыляли: Оскар придерживал Ингрид, компенсируя ее ушибленную правую ногу, Настя же отдала весь ресурс на концентрацию ради работы на опережение, выискивая врага в окружающей пустоте, передвигаясь хаотично в разные стороны. Никто ничего не говорил, слова Оскара были последними, утонувшими в его усталости. Кое-где встречались остатки недоеденных тел, местами даже экскременты, но почти на каждом строении были следы от когтей и зубов в областях дверей и окон. Все эти квадратные здания в десять этажей имели производственный характер, где-то была строго ручная работа, где-то конвейерная, начиная от ручек, заканчивая запчастями для ремонта транспорта или тех же лифтов. В общем, этот тесный кусок территории имел большое значение, только вот сейчас от ранней гордости за грамотную планировку не осталось и следа. Теперь здесь был страх, ведь нападение врага может случиться откуда угодно, дороги строго для грузового транспорта, расположение сеточное, но слишком много окон, чтобы за всем уследить.

Они останавливались, поражаясь пустым длинным улицам и тишине никогда не спящего места под открытым небом. Иногда были крики людей, иногда монстров, но самое страшное — приступ паники. Один раз пришлось успокоить Ингрид, другой — Оскара, почему-то, по его словам, посчитавшего, что Томас и Менард были ими упущены из вида, следовательно, надо вернуться и найти их. Мгновения, но очень сильные, бьющие по восприятию того самого времени. Особенно сильно влияла путанность, ведь они плохо тут ориентировались из-за редкого посещения этих мест. Вроде бы все ясно: позади доносится шум первой и последней войны Монолита — значит, надо идти строго на восток… Но глубина района ломает звук, усталость мешает мыслить, горе отнимает волю… Долг двигает их вперед. Связанные единым долгом перед мертвыми, трое выживших смогли не попасться на глаза ни одной особи, прыгающей по крышам, рыщущей со злобным оскалом. Переждав момент, они вышли из строения, куда не заходили глубоко, и скорее побежали вперед по улице, твердо следуя примеру их друзей столкнуться со смертью в бою, нежели быть застигнутыми врасплох. Да, рискованно, но если им и придется здесь погибнуть, то только на их условиях. Все это неопределенное время они не говорили, научившись понимать жесты и взгляд