Хороший год - Питер Мейл

— Точно не знаю, — ответила Кристи. — Слева, и все тут. Может быть, из-за меча. Чтобы он не запутался у тебя в ногах, понимаешь?

— А-а, ну конечно. Мой меч, как я про него не подумал. Вот дурень.

Он вскарабкался в седло, и лошадь без понукания тронулась неспешным, исполненным достоинства шагом.

Довольно скоро Макс позабыл свои страхи; нельзя сказать, что он совершенно успокоился, но напряжение заметно спало. Сидя на этом огромном живом существе, он даже стал получать удовольствие от такого вида передвижения, от теплого запаха лошади и старой кожаной сбруи. Устроившись поудобнее в поскрипывающем седле, он попытался принять беззаботный вид и стал оглядывать окрестности. Они ехали гуськом, все время в гору, кони осторожно ступали по узкой каменистой тропе, продираясь сквозь заросли ракитника и самшита, давя копытами розмарин и тимьян, тянувшиеся, казалось, из-под каждого каменного обломка. Чем ближе была вершина, тем более захватывающие открывались перед ними виды: величественные горы, покрытые ковром из зелени разных оттенков.

За два часа неспешной езды они добрались до самой высокой точки Люберона, обозначенной на полученной от фермера карте как Мур-Негр, — более трех тысяч пятисот футов над уровнем моря. Самым громким звуком было конское дыхание. За всю поездку путешественники не видели и не слышали ни единой живой души.

Пока Кристи привязывала лошадей в тени карликового дуба, Макс разложил хлеб, колбасу, сыр и фрукты, достал бутылку красного вина, нагревшуюся на лошадином крупе до температуры сильно натопленной комнаты. Потом потянулся, разминая мышцы спины, затекшие в неподвижной позе, и огляделся. Разлитые окрест покой и красота глубоко трогали душу; ничто не выдавало присутствия человека, вокруг расстилались лишь бескрайние изумительные пейзажи. На севере высилась гора Ванту; ослепительно белый гравий на ее гребне был похож на шапку вечных снегов. На юге виднелась массивная гора Святой Виктории, а за ней, в дальней дали поблескивало серебром Средиземное море. Подошла Кристи; несколько мгновений они стояли молча, слушая нашептывания ветерка.

— Руссель тоже забирается сюда во время своих охотничьих вылазок. Он мне рассказывал, что частенько видел орлов, — сообщил Макс. — Поразительно, правда? Кажется, что до Лондона отсюда миллион миль.

— Не скучаешь?

— По Лондону? — После недолгого размышления он покачал головой. — Нет, ни капельки. Странно. Я и забыл, как мне все здесь нравилось — раньше, когда приезжал на лето; каждый раз не хотелось уезжать, и теперь тоже. Такое чувство, что ты дома. — Он усмехнулся. — А ведь я считал себя горожанином до мозга костей.

Они отыскали местечко на южном склоне, где можно было сидеть рядом, привалившись спиной к нагретой солнцем скале. Макс открыл бутылку и разлил вино по бумажным стаканам, а Кристи соорудила незамысловатые сэндвичи.

— Словом, ты остаешься, да? — спросила она, вручая ему половину длинного французского батона с уложенными сверху кусками колбасы.

— Надеюсь. Не уверен, что это мне удастся, но с удовольствием остался бы. Здешняя жизнь меня вполне устраивает — никто не давит, незатейливые развлечения, массу времени проводишь на воздухе; даже французы мне нравятся — впрочем, ты это и так знаешь... — Пожав плечами, он стал примериваться к огромному, зажатому в обеих руках бутерброду. — Там видно будет. А ты?

Кристи помедлила с ответом.

— А я пока не дозрела, — словно оправдываясь, сказала она. — Я еще столького не видела. Ты не поверишь, но всего два года назад я принадлежала к тем девяноста процентам американцев, у которых и паспорта-то нет. Представляешь? Мы, конечно, путешествуем, но только у себя в стране. И, по-моему, сами многого себя лишаем. Лондон, Париж, Прага, Венеция, Флоренция, всего и не перечислишь, — я ведь нигде не была. И раз уж я здесь, хочу посмотреть как можно больше. — Отхлебнув вина и не поднимая глаз от бумажного стаканчика, она добавила: — Так что скоро, наверно, двинусь дальше.

Хоть его несколько страшил ответ Кристи, Макс все же спросил о том, что не давало ему покоя со дня ее приезда:

— Как же, по-твоему, нам быть с домом?

— Я об этом много думала. Ты, наверно, тоже. — Видя, что Макс хочет что-то сказать, она жестом остановила его. — Во-первых, приехала я сюда вовсе не ради него. Ко мне перешел старый дом моей матери, сейчас он стоит раз в десять дороже, чем когда она его купила. Нет, приехала я потому, что после разрыва с Бобом хотелось сменить обстановку... а еще убедиться, что давным-давно исчезнувший отец у меня все-таки имеется. Однако я пока не готова прочно осесть где-нибудь, тем более во Франции. — Макс чуть заметно усмехнулся. — Нет, здесь, конечно, замечательно, но эта благодать не для меня. Может, со временем появится такое желание. Твой дядя, во всяком случае, хотел передать дом тебе. Поэтому знаешь что? — Она торжественно подняла бумажный стаканчик и объявила: — Он твой. — И, глядя на оторопевшего Макса, улыбнулась. — На самом деле это в моих же интересах: не придется выкладывать большие деньги тому жуликоватому законнику, который многозначительно шевелит бровями, у него одни гадости на уме. Тот еще наглец.

Макс припомнил день, проведенный в Эксе — казалось, это было очень давно, — их визит к юристу и его сальный намек, разъяривший Кристи. Что-то насчет романтических отношений.

— Не суди его слишком строго. Французы твердо уверены, что секс — превыше всего. Взять хотя бы мадам Паспарту — с самого твоего приезда она пыталась устроить нас в одной спальне, и отнюдь не для экономии на стирке постельного белья. — Он вытащил из стаканчика перепуганного кузнечика и отхлебнул вина. — Они никого не хотят обидеть, это нечто вроде национальной забавы. Она у них в крови.

— Вроде лихачества за рулем и сантехнических причуд.

— Именно. Но послушай, ты хорошенько подумай насчет дома. Это очень важное решение.

— Знаешь, Макс, ты бы лучше не искушал судьбу. Помнишь, чем кончился наш последний спор?

Кристи зевнула и, подложив под голову парусиновую сумку, в которую был упакован их обед, растянулась на спине. Макс пытался сквозь жаркое полуденное марево разглядеть далекое море.

— Надеюсь, старина Чарли тебе понравится. Он всегда был мне настоящим другом. Если у нас что-то получится с тем вином, которое втихаря делал Руссель, Чарли будет в восторге. "Шато Чарли". Прямо-таки вижу, как он упоенно полощет им горло, сплевывает и фонтанирует всякими затейливыми фразами: "перспективное винцо, перспективное; мне кажется, оно чуточку отдает осенней листвой, карандашным грифелем, трюфелем, подсушенными на огне абрикосами... "Я уверен, на всех англичан ты зла не держишь, просто тебе попался я, непутевый. Чарли совсем другой. Он тебе понравится.

Ответа не последовало. Солнце, вино и свежий воздух сделали свое дело. Кристи спала крепким сном.

Макс стал думать о будущем, которое вдруг предстало в куда более розовом свете, чем вчера, и настроение у него поднялось. За эти несколько дней он получил в наследство дом — теперь, благодаря Кристи, уже без всяких сомнений в законности своих прав на него, — вместе с прекрасным виноградником и перспективой производить отличное вино. Во всяком случае, настолько качественное, что привлекло Натали Озе и ее подельников; чем черт не шутит, вдруг это вино поможет ему покрыть издержки на содержание всего поместья?.. Хотя Руссель малый симпатичный, Макс был рад, что этот фрукт понятия не имеет, куда именно отправляется содержимое бочек из его cave.

Или делает вид, что понятия не имеет.

Рядом послышалось легкое, почти как у лошади, сопение. Кристи переменила позу и теперь лежала, свернувшись калачиком; по ее гладкой медово-золотистой щеке полз муравей. Макс очень осторожно смахнул муравьишку и глянул в лицо спящей с благодарностью и чем-то похожим на нежность. Удивляясь самому себе, он подумал: в таких необычных и трудных обстоятельствах она вела себя молодцом; может, он даже будет по ней скучать.

ГЛАВА l6

— Я на время выпросила ее в деревне у своей знакомой, она — très anglophile[148], — объяснила мадам Паспарту, демонстрируя Максу чудесное преображение будущей спальни Чарли. — Ваш друг сразу же почувствует себя как дома. Вы только взгляните на собачек.

И она указала на прикроватный столик.

Там, рядом с графинчиком коньяка и вазочкой с фрезиями, стояла цветная фотография улыбающейся королевы Елизаветы. Королева сидела на кушетке, вероятно, в собственной гостиной в Виндзоре, а на ковре у ее ног живым веером расположилось немалое количество собачонок корги.

Макс задумчиво смотрел на снимок; Чарли, без сомнения, решит, что его приятель спятил.

— Как вы внимательны к любой мелочи, мадам, — произнес он. — Мой друг, конечно же, придет в восторг.