Непричесанные разговоры - Айла Дьюар

– Сливовый лучше, – оценила Эллен. – Ярче.

– Верно, – согласилась Кора. – Если Сара Бернар красила ногти (а она, думаю, красила), то наверняка в сливовый. Сегодня великий день. Помнишь, что у меня в школе спектакль? Приходи обязательно.

– Если получится.

Кора молитвенно сжала ладони:

– Ну пожалуйста. Ты должна прийти. Ведь ты моя лучшая подруга! Это твой долг. Мне нужен там кто-то близкий, родная душа. Пусть болеет за меня, повторяет мое имя, хотя бы про себя. От мальчишек моих никакого проку: поддержки не дождешься – сами будут трястись от страха.

– Ладно уж, будь по-твоему. Хотя я бы от школы держалась подальше. Ты ж там раскомандуешься вовсю. Даже представить противно.

– А мне противны твои дурацкие разговоры. Скажи мне, а чего хочешь от жизни ты? Раз уж мы говорим по душам.

Кора не спеша докрашивала ногти сливовым лаком. Надо еще вплести в волосы бисер, надеть модные туфли-лодочки, алый шелковый пиджак и оранжевую футболку с лиловой надписью на груди: «О женщина, вульгарность имя тебе!» Кора любила одеваться с вызовом. Она до сих пор радовалась, когда родители учеников при виде нее разевали рты от изумления. Пусть меня замечают!

– Я хочу задушевную подружку. Уютную такую пышечку, и чтобы, кроме меня, у нее никого не было, – вздохнула Эллен.

По радио играли старенький рок, до боли знакомый, будивший воспоминания. В свое время авторы музыки и предположить, наверное, не могли, что она вызовет тоску по прошлому, подумала Кора. Из другой комнаты тоже гремела музыка, мучительно сумбурная. Теперь сыновей Коры (Сэму исполнилось девятнадцать, а Колу – восемнадцать) было почти не видно, зато хорошо слышно. Даже более чем слышно: пол гудел, стулья тряслись, а у Эллен стучало в висках. Шумная у Коры семья, хоть и состоит всего из трех человек. Тишина Кору раздражала. Кора не жаловала мыслей, приходивших ей на ум в тишине. Она бросила на Эллен тревожный взгляд:

– Чего ты хочешь?

– Ты слышала. – Эллен не спеша потягивала чай. – Хочу задушевную подругу-пышечку. Знаешь, вроде кассирш в универмагах. Они без конца улыбаются, начисто забыв о себе и думая только о твоей брюссельской капусте и туалетной бумаге.

Кора слегка дунула на ногти.

– То есть ты мечтаешь иметь жену?

– Черта с два. Я сама была женой и знаю, что жены бывают совершенно невыносимы. – Эллен покачала головой. – Нет уж, не надо мне никого на меня похожего. Хватит и меня одной. Хочу подругу-пышечку. Видела одну сегодня в «Сэйфвэй». Она мне сказала: «Лапочка, вот вам для вина пакет побольше». И я почувствовала, что меня любят. И подумала: вот бы она пригласила меня в гости, гладила бы по голове и угощала пудингом и какао!

«Лапочка», назвала ее кассирша. «Лапочка». Эллен была сражена.

– Эллен, ты же терпеть не можешь какао!

– В гостях у подруги-пышечки не отказалась бы. Ну так вот, сложила я свои покупки в тележку и пошла в киоск за сигаретами. Возвращаюсь – а моя пышечка уже любезничает с кем-то другим: «Лапочка, вот вам для вина пакет побольше». Предает меня. Она разбила мне сердце.

– С чего бы? – разозлилась Кора. Эллен кого хочешь сведет с ума. – Вместо того чтобы ходить по магазинам как все нормальные люди, ты всюду ищешь любви и понимания!

Эллен передернула плечами, допила чай и принялась разглядывать узор на донышке. Кора протянула за чашкой руку:

– Опять черный пес. Ты все еще тоскуешь.

– И без твоего чая знаю. Что у меня за жизнь? Тоска зеленая. С мужем то сходимся, то расходимся. Пора что-то менять. Сама не понимаю, как это началось. Мне всегда казалось, что все само наладится. Как бы не так! Что же со мной будет? Хватит ли у меня сил разобраться с Дэниэлом?

– По чаю нельзя предсказать будущее. А что делать с Дэниэлом, не мне тебе говорить. Гони его взашей. Он тебе изменяет направо и налево, а как только спустит все свои деньги, примется за твои. Другая бы на твоем месте не стала терпеть. Заеду за тобой в шесть. Будь готова. Не вздумай выходить полуголой и просить у меня тушь. Я должна появиться в школе пораньше. Мне предстоит как следует покомандовать, – бодро сказала Кора. Она собиралась с силами, готовилась к бою.

В кухню вошел Кол и принялся рыться в холодильнике.

– И поесть-то нечего, – пожаловался он.

– Как это – нечего? – возразила Кора. – Есть йогурт, яблоки…

– Разве это еда? – Кол схватил банан. Кора глянула на сына.

– У тебя страшно волосатые ноги, – заметила она. – Когда это ты успел так обрасти?

– Всю жизнь обрастал. Оставь мои ноги в покое.

– В один прекрасный день замечаешь, – вздохнула Кора, – что ноги у них волосатые, на подбородке щетина, а прыщи куда-то делись, и лосьон тут ни при чем. Тебя обнимают, целуют на ночь, но уже как-то по-другому. Появился еще кто-то, о ком тебе пока не говорят. Девушка. Это…

– Обычное дело? – подсказала Эллен.

– Не надо мне твоих утешений. От тебя сроду ничего разумного не услышишь. Так или иначе, чувствуешь себя старухой.

– Ты бы и без детей до таких лет дожила.

– Но казалась бы моложе, – возразила Кора. И добавила: – Так в шесть?

– Жду не дождусь, – процедила Эллен. – К тебе обязательно подскочит кто-нибудь из родителей, ляпнет глупость, ты расстроишься… я не выдержу, Кора!

– Учитывая твою пышечку-изменщицу, за день тебе разобьют сердце дважды.

Эллен хмуро кивнула.

– Всего дважды, – уточнила Кора. – Значит, день удался.

Эллен снова хмуро кивнула. В шесть Кора постучала к подруге в дверь. Эллен, ясное дело, еще не одевалась.

Она провела Кору на кухню и принялась доедать свой ужин, кукурузные хлопья.

– Полюбуйся на себя! – воскликнула Кора. – Взгляни, как ты одета, что ты ешь и который час!

– Всего полшестого. То есть было полшестого, когда я смотрела на часы.

– Когда?

– Не помню. Кажется, полчаса назад. Перед тем как я полезла в ванну.

– По-твоему, стрелка стоит на месте?

– Нет, – признала Эллен. – Разумеется, нет. Просто я удивляюсь, как быстро она движется. Неумолимо.

– Вечно ты в облаках витаешь.

– Ну и что тут такого?

– Для тебя – ничего. А других доводит до белого каления. Одевайся, да поскорее.

Эллен натянула черные джинсы и черную шелковую блузу. Сняла с крючка за дверью черную куртку и поспешила вслед за Корой вниз по лестнице.

– С выбором одежды ты не утруждаешься, – заметила Кора.

– Ненавижу выбирать. Ты же знаешь. Каждый раз так долго мучаюсь, что не остается времени помечтать.

От езды в «пердулете» всегда захватывало дух. Ветер завывал в дверных щелях и в окнах, которые никогда полностью не закрывались. Автомобиль ревел и трясся. На третьей и четвертой скорости казалось, что машина летит во весь дух, и при взгляде на спидометр Кора и пассажиры всякий раз удивлялись, что скорость всего-то тридцать пять миль в час.

Кора приехала к Эллен по Лейт-уок. Теперь им предстояло вернуться.

– Чертов красный свет! – ругалась Кора, борясь с рычагом передач, который на первой скорости вечно заедал. – Сейчас эта скотина даст задний ход, а на хвосте чертов «ягуар».

Сбоку подъехал «фольксваген». Газанул. Загорелся желтый. «Пердулет» взревел. Зеленый. Обе машины сорвались с места. Кора ликовала, обогнав на светофоре «фольксваген».

– Вот тебе, урод, член лохматый в дешевом пиджачишке! – орала она вслед машине-сопернице, которая с легкостью уйдя вперед, уже неслась к следующему светофору.

– Кора! – ужаснулась Эллен. – Ты и в жизни командирша, и за рулем хулиганка!

– Ерунда. Просто сужу предвзято, как, впрочем, и все мы. Я, собственно, против мужчин ничего не имею, но всяческих «измов» набралась, спасибо телевидению. За рулем меня обуревают антипиджачизм и античленизм ко всем водителям-мужикам. На дороге прочь всякую политкорректность, детка!

Со светофорами не повезло: в зеленую волну они не попали, поминутно приходилось останавливаться. Поэтому у каждого светофора они делали бросок. Подъезжаешь к машине поприличней (то есть к любой), встречаешься глазами с водителем и, ругнувшись, обгоняешь. Скрежет шин – и вперед, к следующему перекрестку. Не бешеная гонка, а обычная вечерняя поездка по улицам Лейта.

Кора любила Лейт. Эдинбург – это блеск и мишура, модные стрижки и прикиды. А Лейт – это люди. Толпы, высыпающие из пивных. Вечерний воздух, пропитанный винными парами. Пьянеешь от одного взгляда на прохожих. Самое подходящее место, чтобы пересидеть всеобщее безденежье. И пусть в Лейте полно кафе и баров с золочеными вывесками, здесь по-прежнему ощутимо, что времена сейчас не лучшие.

Обычно Эллен, сидя в машине с Корой, без конца хваталась за голову и кричала: «Стой! Тормози! Съезжай с дороги! Выпусти меня! Веди себя прилично!» Но на этот раз она сидела окаменев от страха и курила сигарету за сигаретой.

– Не знаю, зачем тебе это надо, – обронила Эллен, когда машина подъехала к школе и, с ревом дав задний ход, остановилась.