Девяносто третий год - Виктор Гюго

IV

Но тот, кто всматривался в собравшихся здесь людей, забывал о зале; тот, кто смотрел драму, забывал о театре. Ничто не могло быть и безобразнее, и возвышеннее: одновременно и сборище героев, и стадо трусов, дикие звери лесов и гады болот. Здесь толкались, разговаривали, перебранивались, угрожали друг другу, боролись и жили все эти борцы, ставшие теперь призраками. Титанический список.

Направо — «жиронда», легион мыслителей; налево — «гора», группа атлетов. С одной стороны Бриссо, которому переданы были ключи Бастилии; Барбару, которому безусловно повиновались марсельцы; Кервелеган{230}, начальник брестского батальона, расположенного в казармах Сен-Марсо; Жансонне, установивший надзор народных представителей над командирами отдельных воинских частей; мрачный Гадэ{231}, которому однажды ночью королева показывала в Тюильрийском дворце спящего дофина, причем Гадэ поцеловал ребенка в лоб, а вскоре после того подал голос за казнь его отца; Салль{232}, подававший вымышленные доносы на сношения «горы» с Австрией; Силлери, хромой правой стороны, подобно тому, как Кутон был калекой левой; Лоз-Дюперре, который, когда его назвал «негодяем» один журналист, пригласил последнего обедать, говоря: «Я знаю, что под словом «негодяй» следует просто подразумевать человека, думающего не так, как мы»; Рабо Сент-Этьенн, начавший свой альманах за 1790 год словами: «Революция окончена»; Кинетт{233}, один из тех, которые низвергли Людовика XVI; янсенист{234} Камюс{235}, составлявший гражданский устав для духовенства, веривший в чудеса парижского архидиакона и каждую ночь падавший ниц перед семифутовым распятием, висевшим в его комнате; патер Фоше, вызвавший вместе с Камиллом Демуленом{236} восстание 14 июля; Инар, имевший неосторожность сказать: «Париж будет разрушен», в то самое время, когда герцог Брауншвейгский говорил: «Париж будет сожжен»; Жак Дюпон, который первый воскликнул: «Я атеист», и которому Робеспьер заметил: «атеизм — это учреждение аристократическое»; Ланжюине{237} — сметливый, храбрый и упрямый бретонец; Дюкос{238} — Эвриал{239} Буайе-Фонфреда{240}; Ребекки{241}, Пилад{242} своего Ореста — Барбару, подавший в отставку потому, что Робеспьер не был еще казнен; Ришо{243}, ратовавший против несменяемости начальников отделов; Ласурс, которому принадлежало изречение: «горе благородным народам» и которому, у ступеней эшафота, пришлось самому себе противоречить следующими гордыми словами, брошенными в лицо членам «горы»: «Мы умираем потому, что народ спит, а вы умрете оттого, что народ проснется!» Бирото{244}, который, настояв на отмене закона о неприкосновенности народных представителей, сам накликал на свою голову нож гильотины; Шарль Вильет{245}, который успокоил свою совесть следующим протестом: «Я не желаю подавать голос под ножом»; Лувэ, автор «Фоблаза», окончивший свою жизнь книготорговцем в Пале-Рояле, Мерсье, автор «Парижских силуэтов», воскликнувший: «Все короли почувствовали на своих затылках двадцать первое января»; журналист Kappa{246}, который, входя на эшафот, сказал палачу: «Не хочется умирать, я бы желал видеть продолжение»; Виже{247}, который ввиду ропота, доносившегося с трибун для публики, воскликнул: «Я требую, чтобы, в случае возобновления ропота на трибунах, мы все удалились отсюда и направились в Версаль с саблей в руке»; Бюзо, которому впоследствии пришлось умереть голодной смертью; Валазе{248}, заколовшийся некоторое время спустя кинжалом; Кондорсе, умерший в Бург-ла-Рене (переименованном в Бург-Эгалите) с Горацием в руках; Петюн, идол толпы в 1792 году и загрызенный волками в 1794 году; Марбоз, Лидон, Сен-Мартен{249}, Дюссо, переводчик Ювенала{250}, участвовавший в ганноверской кампании, Буало{251}, Бертран{252}, Лестерп-Бове{253}, Лесаж{254}, Гомэр{255}, Гардьен{256}, Мэнвьель{257}, Дюплантье{258}, Лаказ{259}, Антибуль{260} и, наконец, Барнав{261}, по прозванию Верньо.

На другой стороне — Антуан-Луи-Леон-Флорель де Сен-Жюст, бледный, низколобый, с правильным профилем, с печальным выражением лица, молодой человек двадцати трех лет; Мерлен де Тионвилль{262}, которого немцы называли «огненным чертом»; другой Мерлен де Дуэ{263}, предложивший и проведший закон о подозрительных; Сурбани{264}, которого парижская чернь после разрушения Бастилии требовала себе в генералы; бывший священник Лебон{265}, променявший кропило на саблю; Билло-Варенн{266}, пересоздатель французской магистратуры; Фабр д'Эглантин{267}, составивший республиканский календарь; этого человека раз в жизни посетило вдохновение, как оно посетило Руже де Лиля{268}, создавшего «Марсельезу». Ни к тому ни к другому больше оно не возвращалось. Манюэль{269}, прокурор Коммуны, которому принадлежало выражение: «Мертвый король — это несколько больше, чем сошедший со сцены человек»; Гужон{270}, взявший Шпейер и Нейштадт и обративший в бегство прусскую армию; Лакруа, из адвокатов превратившийся в генерала и ставший кавалером ордена Святого Людовика за шесть дней до 10 августа; Фрерон-Терсит, сын Фрерона-Зоила; Рюль{271}, впоследствии лишивший себя жизни в тот день, когда пала республика; Фуше{272} с лицом трупа и душой дьявола; Камбулас, друг Дюшена; Жаго{273}, который в ответ на жалобы арестованных, что их плохо содержат, говорил: «Темница — это каменная одежда»; Жавог{274}, перерывший королевские гробницы в Сен-Дени; Осселен, требовавший изгнания всех аристократов, сам скрывший, однако, у себя маркизу Шарри; Бентабаль{275}, который, председательствуя на заседаниях, сигналом заставлял трибуны рукоплескать или шикать; журналист Робери{276}, муж госпожи Кералио{277}, ненавидевший Робеспьера и Марата; Гаран-Кулон, потребовавший, чтобы палата не допустила чтения письма испанского короля, ходатайствовавшего за Людовика XVI; аббат Грегуар, напоминавший епископов первых времен христианства, но впоследствии при Империи превратившийся в графа Грегуара; Амар{278}, сказавший: «Вся земля осудила Людовика XVI. К кому же теперь апеллировать? Только к звездам». Руйе{279}, который протестовал против того, чтобы во время казни Людовика XVI палили из пушек, доказывая, что из-за королевской головы не следует производить больше шуму, чем из-за головы простого смертного; Шенье{280}, брат известного поэта; Водье, клавший перед собой пистолет, когда он всходил на трибуну; Танис, безуспешно хлопотавший о том, чтобы примирить Марата и Робеспьера; Лежандр, мясник по ремеслу; Колло-д'Эрбуа, бывший актер, требовавший смертной казни Робеспьера и перенесения тела Марата в Пантеон; Жениссье{281}, требовавший смертной казни для всякого, кто будет носить медаль в память Людовика XVI; учитель Леонард Бурдон{282}, моряк Топсан, адвокат Гупильо{283}, купец Лоран-Лекуантр{284}, врач Дюгем{285}, скульптор Сержант{286}, живописец Давид, бывший принц Жозеф Эгалите; Лекуант-Пюираво{287}, требовавший, чтобы Марат был объявлен сумасшедшим; Робер Лендэ{288}, покрывший Францию сетью двадцати одной тысячи революционных комитетов; Томас Пэн{289}, американец по происхождению; Анахарсис Клоц, немецкий барон, миллионер и атеист; Ровер{290}, отличавшийся своею злостью; Шарлье{291}, требовавший, чтобы аристократам говорили вы; Тальен, свирепый автор элегий, один из главных виновников 9 термидора; Камбасерес{292}, бьюший прокурор, впоследствии князь; Каррье, прокурор-тигр; Тюрио{293}, требовавший открытой подачи голосов членами революционного судилища; Бурдон{294}, который донес на Пэна и на которого, в свою очередь, донес Гебер; Файо, требовавший образования в Вандее «армии поджигателей»; Таво{295}, тщетно старавшийся примирить «гору» с жирондистами; Верньо, требовавший, чтобы вожаки жирондистов и вожаки «горы» были отправлены в армию простыми солдатами; Ревбель{296}, защитник Майнца; Бурбо{297}, под которым была убита лошадь при взятии Сомюра; Генберто, делегат при Шербургской армии; Жар-Панвилье, делегат при Ла-Рошельской армии; Лекарпантье{298}, делегат при Канкальской эскадре; Робержо{299}, попавший в ловушку в Раштадте; Левассер{300}, Ревершон{301}, Мор{302}, Бернар де Сент{303}, Шарль Ришар, Лекинио{304} и, наконец, Дантон.