Полигон смерти - Андрей Жариков

Минуло много лет, прежде чем мне удалось побеседовать с бывшим главным терапевтом госпиталя полковником П.С.Пономаревым. Я упрекнул его, что за три года службы на полигоне мне ни разу не довелось пройти диспансерный осмотр, сдать кровь на анализ. Петр Сергеевич тогда и раскрыл ту «тайну»: медицинский контроль был, причем весьма тщательный, но… по особому списку.

И уж конечно, не было постоянного медицинского контроля в подразделениях строителей. Никто не беспокоился о здоровье членов семей офицеров и жителей из ближайших населенных пунктов. Быть может, не было оснований для тревоги? Как говорится, слава Богу, что с нами ничего не случилось, равно как и с теми, кого опекали доктора.

Хозяева и гости степи

Зима на полигоне — время отпусков и работы в кабинетах по планам НИР. Поскольку отпуск за 1955 год я уже использовал, то попросил у командования положенный месяц на сдачу кандидатских экзаменов. Получил полных тридцать дней без денежной компенсации.

Летим до Павлодара вместе с подполковником-особистом и его женой. Он расстался не только с полигоном, но и со службой в органах КГБ насовсем.

— Сожалеете? — спросил я у его жены, сидевшей рядом в глубокой задумчивости.

— Очень, — ответила она, как мне показалось, с иронией. — Мы хлебнули здесь всего вдоволь: я родила неполноценного ребенка, а муж потерял свои былые супружеские достоинства…

Муж не слышал разговора.

— А что с ребенком?

— Замедленное развитие и не растут волосы, — ответила она и перешла на шепот. — Видите, возле мужа сидит пара. Военный техник с женой. У них мальчик тоже безволосый и голова в волдырях…

— Может, это по другой причине? — усомнился я.

— Кто знает, — не возразила она. — Во всяком случае, нам досталось не лучшее время. Жили сначала в землянке, снабжение отвратительное, летом невыносимая жара, гнус, комары, а зимой лютые морозы. Скука. Клуб-то недавно построили. А как мы, женщины, боялись демобилизующихся солдат! Некоторые из них служили еще в войну, по пять лет без отпуска, взрослыми мужиками уже стали, мало ли чего кто-нибудь из них удумает… Словом, намучились, теперь вот увольняют: отняли здоровье и катись… А куда с его профессией возьмут? Образование — незаконченное среднее и курсы. С политработниками тоже не считаются. Написал командир автобата какую-то докладную на зам. начальника политотдела, и того мгновенно вызвали в Москву, понизили в звании и уволили. Видишь ли, он что-то не так сказал клубной работнице — жене комбата. Хорошего полковника ни за что наказали. А у него двое маленьких детей…

Я об этом знал более подробно, но не хотел вступать в разговор. А насчет политработника она была права. Действительно, обидели офицера зря. Но, видимо, тайные доносы и клевета в пятидесятые годы еще не потеряли своей силы, особенно легко было расправиться с людьми на секретной службе.

Кандидатские экзамены в Военной академии тыла и снабжения, носившей тогда имя В.М.Молотова, я сдал за три дня и почти целый месяц был дома. Желания увезти семью опять на полигон у меня не возникало, да и жене не хотелось ехать туда второй раз. Какое-то необъяснимое чувство подсказывало мне, что не так долго я буду служить там. Да и то, о чем говорила жена особиста, породило во мне чувство сомнения: зачем рисковать детьми?

Нужно отдать должное полигонному руководству: для сдачи кандидатских экзаменов мне предоставлялось два раза в год по месяцу. Но вот когда я возвратился на службу из первого отпуска, начальник отдела «обрадовал» меня и такой своей заботой:

— Понимаешь ли, тебе нужно без помех готовиться к последнему экзамену, и я рекомендовал тебя на зиму начальником Опытного поля… Заменишь временно полковника Врублевского.

Если в городе зимой тоскливо, то жизнь на пункте «Ша» равносильно ссылке. «Степь да степь кругом…» Летом там многолюдно, а в зимние и ранние весенние месяцы жильцов мало. В основном охрана, снятая со всего периметра Опытного поля, автомобильная рота с десятком грузовых машин, повара, солдаты-вахтеры, поддерживавшие в тепле и чистоте восстановленный двухэтажный кирпичный дом и большой тесовый барак, построенный сразу же после взрыва водородной бомбы, да и «финский» домик для начальства.

В домике, пользуясь властью, разместился я. Солдату-истопнику приказал приносить дров побольше с вечера и печку топил сам. Нравилось сидеть вечером у огонька и читать.

Военные водители жили в удалении от «Ша» в бревенчатой казарме, углубленной наполовину в землю. Машины стояли под открытым небом.

Задача моя как хозяина Опытного поля не сложная: следить за тем, чтобы солдаты роты охраны регулярно выезжали на свои «точки», выделять автотранспорт прибывшим на «Ша» офицерам для поездки на поле, каждый вечер докладывать заместителю начальника полигона об обстановке. Словом, в гарнизоне должен быть начальник, и казалось мне, что меня послали сюда потому, что я отправил семью в Москву. Впрочем, какая разница, где жить одинокому офицеру…

На поле я выезжал только тогда, когда там кто-либо работал. Но это было редко. В одно и то же время, в 18.00, я звонил полковнику Гурееву, иногда на квартиру, и докладывал, что все в порядке, никаких происшествий не случилось.

И все же однажды случилось. Угорели, как мне сообщили, несколько солдат. Я пригласил фельдшера, постоянно находившегося на «Ша», приказал ему немедленно оказать помощь пострадавшим и уточнить, как это могло произойти. Через несколько минут он возвратился и принес «диагноз»: бутылки из-под водки. Где взяли?

— Съездили на машине в село Майское и привезли… — удивил меня молодой фельдшер. — А теперь дрыхнут.

— Сколько до Майского, если ехать напрямую? Около ста?

— А что любителю выпить расстояние, была бы водка… Не первый случай.

Вечером я пригласил командира автороты, старшину и командиров взводов. Обрушил на них свой гнев.

— Поговорите, пожалуйста, с солдатами, — попросил ротный. — Мы уже исчерпали все свои возможности…

В шоферской землянке-казарме картина удручающая: не стиранные простыни и наволочки нельзя назвать даже серыми, водители машин спят в грязных полушубках, в валенках, пол из неструганых досок грязный, всюду окурки… Ни командир, ни замполит автобата ни разу не были в роте.

— Ребята, — начал я, — элементарная чистота, тем более вблизи Опытного поля, нужна для вашего здоровья. Жить надоело или хотите лишиться способности производить потомство?

Почувствовал, что мои слова доходят.

— Самовольный выезд из режимной части карается трибуналом. Если подобное повторится, то кто-то из вас поедет не домой, а совсем в другое место…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});