Счастливый конец света - Анатолий Горло

– Даже находясь в простое, мы лежали на разных свалках, сэр. Здесь же, на борту «Лохани», нас сблизила не столько тождественность наших идейных и нравственных позиций, хотя мы все трое являемся мэшами, сэр, сошедшими, так сказать, чуть ли не с одного конвейера, сколько производственная необходимость, сэр. Боюсь, что даже то немногое, что требовалось от него, как от разгрузочно-погрузочного оператора, мистер Битюг не смог бы делать без моего посредничества, сэр. Он способен исполнять лишь односложные команды, сэр: подними, отпусти, перенеси, передай и т. п. У него очень сильны запретительные функции: он знает, как нельзя поступать, но не знает, как можно или нужно. Я бы отнес его к технологическим приматам, сэр.

– Тогда тем более непонятно, как удалось ему обхитрить всех нас и бесследно исчезнуть! – воскликнул я.

– Не думаю, что глагол «обхитрить» приемлем в данном случае, сэр. Скорее всего он действовал настолько прямолинейно, примативно, да будет мне позволен этот неологизм, что просто выпал из-под контроля нормальной, то есть утонченной логики.

– Не могли бы вы проиллюстрировать этот тезис конкретным примером, сэр? – учтиво спросил я, пододвигая к нему пустой стакан.

– Вы злоупотребляете моим гостеприимством, сэр, – проворчал Циклоп, плеснув мне чуток «трифаносомы», – вы не только сами нарушаете Правила, но вынуждаете и меня преступать их. Что же касается примера, пожалуйста. Скажите мне, сэр, на чем вы сейчас сидите?

– На стуле, – на всякий случай я осмотрел и ощупал свое сидение. – Да, на стуле.

– Бы в этом уверены?

– Вполне.

– А ведь с равным успехом вы могли бы сейчас восседать на Битюге, сэр.

– Каким образом?

– Вы заглядывали ему внутрь? – В голову да, приходилось.

– А в туловище, в конечности?

– Но ведь там, кроме балласта, ничего нет!

– Следовательно, если вынуть балласт, что там останется?

– Пустота, – сказал я, подумав: «Как у меня».

– Верно. Вот и представьте себе, сэр, следующую картину: Битюг освобождается от балласта и превращается в пустотелое вещество. Его корпус состоит из одинаковых по размеру и однородных по составу пластин, это так называемый третий мэш-стандарт, строительный материал, из которого и создавалось наше мэш-поколение. Могли бы, скажем, мы с Шивой разобрать его на пластины и затем собрать в виде стула, на котором сидите вы? Для нас это пара пустяков, сэр.

– Однако… – я снова внимательно осмотрел свой стул.

(Сейчас, когда я, одурманенный благовониями, взвинченный томительным ожиданием – Дваэн все еще продолжает свои приготовления, вызывая во мне огромную приливную волну желания – записываю этот разговор, мне вдруг показалось, что стул подо мной зашевелился, и я вынужден был прервать запись, чтобы убедиться, что мне это показалось…)

Здесь есть еще одна клетка. Третья клетка. Без запаха. Для кого она? Моя клетка только что ощупала ее и успокоилась. Значит, не для меня. Моя клетка тоскует по мне. Моя клетка не хочет, чтобы меня поместили в другую клетку. Значит, третья клетка для нее. Зачем ей две клетки? Она хочет перехитрить меня и мою клетку. Думать. Не спускать глаз. Ждать. От запаха закрываются глаза. Нельзя: Нельзя. Нельзя.

– Стул, – продолжал Циклоп, потягивая из масленки свой фирменный коктейль, – это всего лишь один из примеров, сэр. С не меньшим успехом Битюг мог стать панелью на полу или на стене, защитным кожухом любой из турбин, наконец, его пластины мог нацепить на себя любой из нас, мэшей, и никто бы не заметил этого, поскольку, повторяю, мэш-стандарт универсален и взаимозаменяем, сэр…

(На этом прекращаю запись. Все, объявляю безоговорочную капитуляцию как перед приматом Битюгом, так и – вот, Дваэночка у меня на коленях, подсказывает – так и перед приматкой Надой, каковую она из себя изображает… что, Дваэночка?… да, исправляю: каковой она является… Но в таком случае и я… являюсь… три точки… три точки… три зуба с одной стороны… три зуба с другой… чья эта щербатая пасть разверзлась надо мной?… Приказ: ни шагу назад!… Только вперед! В пасть! В пищевод!… А уж оттуда начнем партизанскую войну! Тотальную войну! Изнутри! Будем перерезать этой извергадине жизненно важные артерии! Взрывать туннели, мосты!… Интересно, есть в ее пасти мосты? Древняя ведь она, должны быть! Поставим заглушку на ее газопроводе, пусть ее пучит от собственных газов, пока не лопнет, тварь этакая! Устроим завал в ее каловыводящем канале, устроим запруду в мочевыводящем, пусть подохнет от собственных… Ты слышишь, покинувший меня? Я один не в силах ее одолеть, только мы! мы! мы! На помощь, барс!…) Внизу приписка, сделанная рукой Дваэн: «Я люблю тебя, милый, люблю больше всего на свете! И поэтому хочу от тебя ребеночка! Разве я виновата, что иначе не могу зачать? Разве я виновата, что принадлежу к роду Нады? Разве ты виноват, что принадлежишь к роду Пардуса? Разве мы виноваты, что спустя столько времени, даже страшно подумать сколько! мы встретились снова, чтобы слиться в одно и, как записано в «Начале Начал», положить начало новому роду, самому сильному, прекрасному и неистребимому роду неоизвергадов? Прости меня, милый! Такова воля Изверга: тебе, родоначальнику, не суждено увидеть род свой! Не знаю, будет ли для тебя это хоть каким-то утешением, но и мне не суждено увидеть своего ребеночка, ибо я умру во время родов – такова воля Изверга! Прости, милый, и прощай!»

Ее клетка открылась. Приготовиться. Сейчас выйдет она. Ее запах совсем рядом. Не дышать. Коварный запах. Он делает ее сильной, меня слабым. Наш поединок неминуем. Я сам бросил ей вызов. Трехногий вызвал на бой многоногую. Отступать уже поздно. Одолеть в открытом поединке нельзя. Остается одно. Одно. Одно. Самому прыгнуть ей в пасть и разодрать ее изнутри. Один прыжок. Все силы вложить в один прыжок. Задние ноги у меня целы, а для прыжка важны задние ноги. Одним прыжком надо пролететь мимо ее вывороченных корней и влететь в дупло. Одним прыжком надо пролететь мимо ее зубов, три с одной, три с другой. Одним прыжком надо пролететь мимо трех рядов ее зубов и влететь внутрь. Там у нее нет зубов. Там у нее мясо. А у меня зубы и когти. И я буду рвать ее мясо зубами и когтями. Пока не выйду наружу. Пока не одолею ее.

Я одолею ее. Но ее нет. Только запах. Ее клетка уже давно открыта, но она не выходит. Боится. Знает, что я одолею ее. Но зачем ее клетка засовывает в себя мою клетку? Может, она не знает, что я вышел? Чует мой запах и думает, что я там? Да, она начинает ломать мою клетку, значит, думает, что я там. Неужели она такая глупая? Думать. Думать. Думать. Она ломает мою клетку, чтобы я не мог в нее вернуться. Она не хочет, чтобы я туда вернулся. Ей не надо, чтобы я туда вернулся. Она боится, что я туда вернусь. Понял. Понял. Понял. Она не глупая. Она коварная. Она не выйдет на поединок. Она сломает мою клетку. Потом сломает этот летающий дом. И я полечу в бездонную пропасть. Она хотела сбросить меня в ущелье во время первого поединка. Голос рода помог мне. Слушай. Слушай. Слушай. И голос сказал: вернись в свою клетку. И еще сказал: поспеши. И сказал: сорви замок со своей клетки. И голос рода сказал: и тогда ты будешь свободным в своей клетке. И еще сказал: клетка станет тебе родным жилищем, а не темницей. И голос сказал: вернись к себе, снежный барс, и ты одолеешь ее.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

– Терра! Я вижу Терру! – воскликнула Дваэн. – Линктусик, скорей сюда!…

Я приник к иллюминатору, прижавшись лицом к ее лицу, и увидел размытую, словно не в фокусе, тускло светящуюся точку – пункт нашего назначения. «Нашего высокого предназначения», как сказал на днях маэстро Буфу.

– По такому торжественному случаю, мамочка, не мешало бы протереть иллюминатор, – целуя ее в щеку, сказал я.

– Кто же мешает тебе это сделать? – она ласково провела рукой по моей шее, точнее, по гипсовому воротнику, который стягивал ее. – Научить, как?

– Научи, мамочка.

– Сначала побрызгать стеклоочистителем, потом протереть влажной губкой, а в конце надраить до блеска листками из твоего дневника! Ты ведь его все равно забросил.

Дневник! Я действительно совершенно забыл о нем Честно говоря, мне хотелось забыть о нем, в моем сознании он был тесно связан со всем этим сумасшествием, которое пришлось пережить и к которому я не испытывал ни малейшего желания возвращаться Были и объективные причины долгое время у меня не действовали пальцы правой руки По сей час, слава богу…

– Ты думаешь, мамочка, стоит возобновить записи?

– С тех пор, как у меня пропала видеоаппаратура, твой дневник – единственное документальное свидетельство о нашей экспедиции. Сохранись бортовые журналы предыдущих экспедиций и попади они к нам в руки, может быть, многого нам удалось бы избежать, линктусик.

– А какие гарантии, что мой дневник сохранится?

Дваэн показала глазами на Терру: