Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая - Виктор Бычков

Эль Грет.

Воскресение Христово.

Ок. 1596–1610.

Прадо.

Мадрид

Ангел несет благую весть Марии, а нам страшно. Иисус принимает крещение на Иордане, а мы содрогаемся от ужаса. Христос воскресает из мертвых, а у нас мурашки по коже от страха и ужаса. И этим апокалиптизмом пронизаны не только огромные алтарные полотна позднего Эль Греко. Он ощущается во многих его картинах, но более всего после алтарных работ, пожалуй, в потрясающих циклах его «Апостоладос» – неоднократно повторенном изображении серии «портретов» или «икон» (точнее, что-то среднее между портретом и иконой) всех апостолов. В Толедо можно увидеть две из них: в соборе (около 1605) и в музее Греко (1610–1614). Эти серии создавались Эль Греко наподобие своеобразного деисиса, возможно в воспоминание о деисисах православных храмов на Крите его времени. В центре помещалось поясное изображение благословляющего Христа, а по обе стороны от него тоже поясные изображения двенадцати апостолов в достаточно свободных позах с вещественными символическими атрибутами, характеризующими каждого из них согласно христианскому иконографическому преданию.

При различном личностно-эмоциональном решении образа каждого из двенадцати апостолов художник наделяет их общей чертой – профетической углубленностью в себя, где они прозревают, по-моему, одно и то же: грядущий апокалипсис в его эльгрековском трагическом варианте. «Портреты» апостолов существенно отличаются от портретов современников Эль Греко, которых он также написал немало. Если в последних мы видим действительно прекрасные, выполненные на уровне высших достижений ренессансного портретного искусства образы живых людей со всеми их внутренними достоинствами и недостатками, то апостолы решены совсем в иной живописной манере.

Луис де Моралес.

Апостол Иоанн.

1595–1604.

Прадо.

Мадрид

Эль Грет.

Апостол Павел.

1610–1614.

Дом-музей Эль Греко.

Толедо

В них, пишет исследователь творчества Эль Греко Т. П. Каптерева, «живопись теряет свою материальность, плотность красочного слоя; кажется, что некоторые картины написаны окрашенным светом. Основной живописный эффект серии апостолов построен на вариации тонов одежд – коричневато-зеленых и бледно-голубых, зеленоватых и серых, желтых и голубых, малиново-розовых и зеленых, голубых и розовых. Есть что-то отвлеченное, астральное в этих крупных цветовых пятнах, очерченных на темном фоне тающей линией контура». Перед нами, действительно, не портреты в подлинном смысле слова «портрет», земных мало образованных и «нищих духом» учеников Иисуса, но яркие и индивидуализированные образы уже вознесенных на какой-то иной, неземной план бытия пророков, знающих судьбу человечества и каждый по-своему реагирующих на нее. И все это художнику удалось передать исключительно живописными средствами. Перед нами ряд потрясающих в живописном отношении картин, от каждой из которых трудно оторвать глаз, а переходить от одной к другой, наслаждаясь живописно-психологической симфонией в каком-то полумедитативном состоянии, можно бесконечно долго. В этом, т. е. в чисто живописном (равно художественном, т. е. доставляющем эстетическое наслаждение), выражении того, что не передается никаким другим способом, заключается подлинный художественный символизм искусства и его глубинный метафизический смысл.

Эль Грет.

Коронование Марии.

1591. Прадо.

Мадрид

Я попытался описать здесь один из основных, на мой взгляд, духовных смыслов живописи Эль Греко, открывшийся мне в моем недавнем путешествии к нему в Толедо и Мадрид, особенно ярко и многомерно выраженном в его алтарных картинах и сериях апостоладос и давно не дававшийся моему пониманию, беспокоивший меня своей сокрытостью от моего эстетического сознания. Теперь, кажется, он открылся мне окончательно, успокоил ищущее сознание и доставил большое эстетическое удовольствие. Тот апокалипсис, о котором художественно достаточно беспомощно кричит практически все искусство XX – начала XXI века, Эль Греко ощутил еще в конце XVI века и грозно протрубил о нем исключительно живописными средствами. При восприятии его полотен нередко возникает тот же мощный катарсис (и большое эстетическое наслаждение, соответственно), который характерен для эстетического восприятия трагедий великих трагиков Античности или Шекспира[9].

Эль Греко.

Вид и план Толедо.

1610–1614.

Дом-музей Эль Греко.

Толедо. Фрагмент картины

Должен заметить в завершение этого разговора, что у Эль Греко есть несколько прекрасных полотен, решенных в более оптимистичном тоне, где указанный выше апокалиптизм или отсутствует вообще, или проявляется достаточно слабо. Это прежде всего, его «Святое семейство» (оба варианта – из госпиталя Тавера и из музея Санта-Крус), «Коронование Марии» (1591, Прадо), «Мученичество св. Маврикия» (основной мотив, живописно звучащий в небе и в главной группе действующих лиц на первом плане, – прославление мучеников, светлый гимн), в одной из последних картин «Вид и план Толедо» (1610–1614, Дом-музей Эль Греко; здесь под весьма еще тревожным небом город Толедо изображен как сияющийся белизной Небесный Иерусалим).

Эти заметки были инициированы нашими с Н. Б. беседами о событии эстетического путешествия, которое предстало при его теоретическом рассмотрении как событие – проникновение (или приникновение) с помощью эстетического опыта на глубинные уровни бытия, соприкосновение с подлинным бытием, его метафизической реальностью, лежащей в основе любого подлинного эстетического опыта. Понятно, что мысль моя обратилась прежде всего к символистам, которые одними из первых в Культуре достаточно четко сформулировали это (в максиме: всякое искусство символично) и которыми, как и самим духом символизма, мы достаточно подробно занимались последние годы, совершали увлекательные путе-шествия в страны символизма, французского и русского. А там Андрей Белый – символист, ясновидец, антропософ. За ним высветились фигуры Штейнера и Ницше. И все они в процессе своего духовного восхождения, в любом своем анагогическом опыте обращались к сфере искусства, к эстетическому опыту, высоко ценили его именно за его метафизические возможности реального приобщения к бытию как на гносеологическом уровне, так и на онтологическом. Что же тогда нам, эстетикам?

Да нам-то это всегда было понятно. Мы этим жили и живем постоянно, но вот описать эти фундаментальные основы эстетического опыта трудно, настолько они неуловимы для рассудка и словесного выражения. Я пытаюсь это иногда делать в своих текстах, да, кажется, не очень убедительно. Здесь обратился для примера к живописи Эль Греко, любимого мною художника, но и вызывающего постоянные вопросы, иногда ставящего просто в тупик мой эстетический вкус, эстетическое сознание. Сегодня что-то прояснилось в результате последнего путешествия к нему и по его творчеству в Испании. Понятно, что завтра нечто может высветиться и в ином свете, ибо эстетический опыт тем и силен, что он многомерен и те или иные его измерения открываются нам в зависимости от многих аспектов воспринимающего эстетического субъекта, ситуации восприятия и т. п. Очевидно одно: специальные, целенаправленные эстетические путешествия к тем или иным эстетическим объектам дают, как правило, потрясающий результат – помогают наиболее полно и всесторонне реализовать эстетический опыт в оптимальной полноте, но также – и выявить, если для того есть желание, его метафизические глубины. А чтобы иметь фундаментальную философскую поддержку в этом нелегком деле, всегда напоминаю себе и своим друзьям: Читайте и перечитывайте Шеллинга!

300. В. Бычков

(14.02.14)

Дорогие коллеги,

я благополучно вернулся после недолгого зимнего паломничества в Страну Востока, которое стало для меня почти необходимым событием этого времени года. И коль скоро вы еще не охладели к нашим эпистолярным беседам, в которых образовался достаточно длительный перерыв по всяческим объективным и субъективным причинам у каждого из нас, готов в ближайшее время с радостью почитать Ваши письма и попробовать и самому что-то нацарапать.

Дружески ваш В. Б.

301. В. Иванов

(14.02.14)

Дорогой Виктор Васильевич,

план сегодняшнего дня был таков: утренний кофе, после которого нацарапаю письмецо В. В., долженствующее начаться следующим образом: вначале обычное приветствие (сердечно теплое), потом: «Предполагаю, что Вы благополучно вернулись из своего паломничества и теперь уютно сидите в своей пещере, перебирая в памяти собранные сокровища…

…сажусь за стол, открываю почтовый ящик и нахожу – к своей вящей радости – Ваше письмецо! Ну, как после этого отрицать возможность телепатического общения родственных душ!