Поднимается ветер… - Татьяна Апраксина

— Скоро, скоро свершится пиршество гнева Его, и падет на землю небо, и кто тогда устоит, кто удержит его на плечах, если нет среди вас праведных? Скоро рухнет с неба пламень, что и камни обратит в пепел, и кто устоит в огне, если нет среди вас достойных? Скоро воды морские выйдут из берегов, и поглотят сушу, и кто тогда удержится на плаву, если у каждого на ногах — пудовые гири грехов и неразумия? И нарушится годовой круг, и не будет летом тепла, а зимой холода, и опустеют поля, и измельчают озера, ибо переполнилась чаша гнева Его, до краев заполненная беззаконием вашим, и близок миг, когда опрокинется чаша и затопит землю! Кто тогда спасется, кто будет защищен броней праведности, чей голос прозвучит, моля о пощаде, кто услышан будет тогда? Нет среди вас достойных войти в царствие Его! Кто из вас еще помнит законы Его и заповеди, кто блюдет их, кто памятует о том, о чем должно? Слушали, молча, невольно прижимаясь друг к другу, потому что было тревожно и мутно. Стон надтреснутого колокола разносился над поляной, слова-осколки впивались в душу, рвали ее когтями, и страшно было слушать, но еще страшнее — не слушать. Крестьяне слушали, сжимая в кулаках бороды, бабы с трудом давили всхлипы ужаса, а молодые парни приплясывали от нетерпения: да не тяни уж, скажи нам, что делать-то. Пойдем и сделаем, только прикажи. Что прикажет — то и сделают, щитом встанут, как встарь, когда не было на землях Собраны мира, да и Собраны-то еще не было, а на земли Эллоны кто только рот не разевал — и скорийцы, и саурцы; тогда каждый умел поладить не только с плугом, но и с дубиной, да и цеп с вилами — тоже оружие в умелых руках. Вот и теперь, видать, пришла пора браться за вилы и дубины…

— И я — человек смертный, плоть от плоти, кровь от крови, от отца и матери рожденный, молоком вскормленный, ибо таковы все люди: и властители, и неимущие, и нет для человека другого входа в жизнь. Един для всех вход, но исход жизни у каждого свой, и каждый будет награжден или наказан по трудам его. Встав же на ноги, я молился и искал для себя спасения, и был мне дан разум, и был мне дан голос, и сказано мне было: иди и учи, ибо погрязли дети Мои в невежестве, и камня придорожного от руды не отличают, а медную монету, лжецами отполированную, почитают за полновесное золото. И взглянул я на мир, и заплакал, ибо правда все это. Ибо мудрость, что от людей — прах, и искушение, и обман, а у истинной мудрости лишь один исток неиссякающий, и только одна вода утоляет жажду ищущего: откровение, что от Него. Вот, пришел к вам, и говорю, и учу, как было заповедано — но слышите ли вы? Или уши ваши воском запечатаны, или глаза ваши пылью забиты? Есть ли среди вас ищущие?

Проповедь закончилась, но слушатели этого еще не поняли — так и стояли, боясь пошевелиться, вздохнуть или шмыгнуть носом. Тем, кто стоял во втором и третьем ряду, проповедника так и не было видно: чтобы не шуметь, не заглядывали стоявшим впереди через плечо и не поднимались на цыпочки. Но ясно было, что смотрит, тем же требовательным и беспощадным взглядом. На всех сразу, на всю толпу вокруг себя. На каждого.

— Если есть достойные — идите за мной… Человечек пошел вглубь леса так уверенно, словно родился и вырос здесь, в этой деревне. Темнота стояла — не видно ни зги, давно кончились сумерки, соваться без факела, значит, наверняка кости переломать, а он пошел. Прямой и стройный, словно из благородных людей, но ноги, обутые в опорки, ступали с той цепкой уверенностью, которая только рожденным на земле, от земли, и доступна. За ним пошли все, кто слишком уж испугался, а таких оказалось много.

5. Графство Саур — Собра

Небольшое рыбацкое судно не стало заходить на остров Грив, да и причалило вовсе не в порту Литта, как был уверен Саннио. Сходя на берег по пирсу в поселке рыбаков, юноша узнал от герцога, что они в Сауре, но на порт Элест поселок никак не походил. Переночевав в поселке, герцог со спутником отправились на северо-запад. Уже к середине дня Саннио ощутил в воздухе тревожный запах беды.

Многие деревни, через которые они проезжали, были разорены, — какие частично, а какие и целиком. Судя по нестерпимой вони отхожих мест, которая сопровождала их почти всю дорогу, здесь не так давно прошла целая армия. Несколько полей по обочине дороги были начисто вытоптаны, виднелись кострища и валялись кучи отбросов. Хмурые крестьяне починяли уцелевшие дома.

— Смотрите внимательно, Саннио, — посоветовал герцог. — О чем вам говорит вся эта картина?

— Не знай я того, что вы сообщили мне — решил бы, что сюда вторглась армия Тамера.

— О, мой юный наивный друг, — хохотнул герцог. — Тамерцы ведут себя гораздо осторожнее. Они раз в несколько лет занимают земли Скорингов вплоть до западного берега Митгро, потом получают умеренную контрибуцию и отходят. Каждый сожженный дом уменьшает размер выплат, так что они не злоупотребляют терпением короля.

— Почему же их просто не завоевать? — удивился Саннио.

— Что вы знаете о Тамере?

— Государство, на востоке граничащее с Собраной, а на западе с Хокной.

Религия та же, что и у нас, однако, с отдельной патриархией. Правит кесарь, или, как они говорят, император. Это рабовладельческое государство. Более трех четвертей обитателей Тамера являются рабами…

— А в Собране, как вам прекрасно известно, рабства нет. Завоевать Тамер несложно, мы могли бы сделать это еще при Лаэрте I. Страна бедная, а в армии ее слишком много рабов, чтобы она могла нам противостоять. Но никто в здравом уме не захочет соваться туда.

— Почему?

— Ну, представьте сами. Мы вводим в Тамер войска, выигрываем несколько сражений, победоносным маршем проходим по стране. Освобождаем рабов, разумеется. И получаем огромную гниющую язву на теле Собраны, яд которой может отравить всех. Полчища голодающих рабов хлынут на восток, а их уцелевшие хозяева будут поднимать один бунт за другим. Северные леса Тамера для этого годятся как нельзя лучше.

— Но мы же платим им?..

— Так больному пятнистой хворью бросают подачку, чтобы он ушел прочь. Настанет время, когда Тамер рухнет, и тогда уже придется лезть в это змеиное кубло, чтоб выжить самим. Надеюсь, Саннио, это случится не при нашей жизни. Секретарь пожал плечами. Все это было ему не слишком понятно, да и вообще разговор начался не с того — и кто ж его тянул за язык и заставлял упоминать Тамер. Теперь же герцог, как обычно после неприятных бесед, уставился на дорогу перед собой и наполовину прикрыл глаза. Тяжелые веки с бахромой светлых ресниц были неподвижны, словно Гоэллон ухитрился заснуть за одно короткое мгновение. Картина разоренных земель графства навевала уныние. Встречные крестьяне провожали двух всадников мрачными взглядами, кое-кто делал вслед знаки, отвращающие зло. Секретарь кинул сеорин паре особо оборванных земледельцев, впрягшихся в телегу вместо вола и тащивших в ней уцелевший скарб. Баба в прожженном платке бросилась подбирать монету, а ее муж потряс Саннио вслед кулаком и громко выбранился. Юноша опешил: подобной благодарности он не ожидал. На золотой эта семья могла бы прожить до середины зимы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});