Клетка для соловья (СИ) - Соболянская Елизавета

Маргарита Александровна замечала все – и опухшие глаза внучки, и ее странную задумчивость, но молчала. И про беременность Финну ничего писать не стала. Знала, что Марк наплюет на все эти игры, примчится спасать деточку и уже не просто набьет морду Горецкому, а в травму отправит. И женится заставит. А это никому из этой парочки чокнутых собственников не нужно. Пусть остынут, заскучают, а там видно будет. Ариша вот молодец – каждую неделю отчет присылает, где Горецкий был, что делал, и с кем.

Ну сначала понятно пил. Аж до положения риз. Потом рычал на всех и требовал найти того, кто ему соврал. Нашел. Набил морду, развалил бизнес, доченьку его слишком прошаренную отправил на принудительное лечение от наркоты… А потом… одумался. Ариша даже жалела мужика. Заделался сущим монахом – с работы, на работу, и все свободное время – ищет. Баб не таскает, дом достроил, и заперся в нем. Ездит только к сестре – с племянниками повозиться, да новости про поиски узнать.

Вздыхала Маргарита Александровна, но ко внучке с нравоучениями не подходила. Клеточка сама должна все решить.

Глава 31

К сентябрю одуряющая жара спала. Клеточка заметно округлилась, и все чаще замирала, прислушиваясь к жизни внутри себя. Когда началась учеба, она с охотой окунулась в студенческие хлопоты. Правда ездить до института было далековато, но идя на встречу новым реалиям большую часть лекций и даже семинаров проводили в «зуме», так что можно было учиться, сидя на веранде. И все же стоило иногда разминать ноги… Улучив минутку, Секлетинья встала, прогулялась по скрипучим доскам, а потом решительно двинулась в сад. Мелкий дождь утих, остро пахло травой, листьями, и поздними яблоками. Хотелось пить этот воздух, как чай, запастись на всю грядущую долгую зиму…

Поначалу Клеточка даже не поняла, что ее насторожило. Она шла, касаясь деревьев и вдруг… Фигур в черном с алым кантом и языками пламени на рукавах. Горецкий! Не веря своим глазам, девушка остановилась и невольно схватилась за живот:

– Ты? Как?

– Нашел…

Он молча поедал ее глазами, не обходя вниманием живот, Секлетинья так же жадно смотрела в ответ. Горецкий похудел. Черты лица заострились, глаза лихорадочно блестели.

– Зачем? – прозвучало почти эхом.

– Прости! – Соловей рухнул на колени, прижался лицом к тяжелому животу.

Клеточка замерла. Мысли ее метались, как сумасшедшие. Не того ли хотела? Чтобы пришел, осознал, покаялся? Чтобы обнял и был рядом, но… Полгода прошло, она изменилась. В доме готовы детская кроватка, ванночка, стопка комбинезончиков и чепчиков. В ноутбуке звенит зумм – преподаватель собирает студентов на лекцию. Бабуля напевает на кухне, готовя что-то аппетитное и полезное…Как-то вдруг сразу стало понятно, что этот красавец в черной коже не впишется в эту новую жизнь. Но как ему объяснить?

– Антон, вставай! – Секлетинья толкнула его в плечо, и повернулась к дому. – Пойдем в дом, холодно уже!

На самом деле в ее родном городе такая погода в сентябре считалась бы полноценным летом, но здесь люди кутались в шарфы и теплые куртки. Механически, как робот, Горецкий встал, и двинулся за ней к небольшому домику. Внутри было тепло, уютно, пахло травами, сушеными абрикосами, и кофе. Из кухни выглянула немолодая коротко стриженная женщина с незажженной сигаретой в зубах, увидела мужчину, хмыкнула и вышла:

– Познакомишь нас, Клеточка?

– Тетя Галя, это Антон! Антон, это тетя Галя. Она помогла нам с бабушкой уехать из города и купить дом здесь.

Горецкий молча кивнул, оглядываясь. Чисто, сухо, всюду тряпичные коврики, подушки с аппликациями, и к его удивлению – рама с натянутой тканью и лоскутками вокруг.

– Это я увлеклась, – Секлетинья, кажется, немного смутилась, – оказалось, что аппликация – это интересно…

Она провела его по дому. Показала свое учебное место на веранде, кладовку с запасами сушеных ягод, трав, и солений. Рассказала, что ее подушки и коврики охотно принимают в туристический магазин неподалеку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Вам не хватает денег? – вскинулся Горецкий.

Финн не посвятил его в подробности исчезновения дочери, но упомянул, что Маргарита Александровна обнулила свои счета.

– Хватает, – отмахнулась девушка, аккуратно усаживаясь за раму, – просто сейчас уже в саду все дела закончились, вот я и занялась, чтобы не скучать.

Соловей тихонечко выдохнул. Найти следы Секлетиньи удалось случайно – помог поиск по фотографии. Внешность они с бабушкой не меняли – так, волосы покрасили, одежду изменили. А в институте делали съемку на первое сентября, и выложили снимки в сеть. Иккон, регулярно мониротящий ресурсы нашел эти фотографии, вышел на учебное заведение, и раскрутил цепочку. Получив листок с новым именем и адресом, Горецкий сначала даже испугался. Нашел. Да. А что, если у Клеточки уже другой? Что если она замужем, счастлива и не желает его видеть? Но помучившись несколько часов решил – как бы там ни было, он должен принести ей свои извинения. И… попросить вернуться. Хотя бы ради Финна. На несколько дней.

Но Антон даже не подозревал о беременности! Когда он увидел ее такую… Уютную, теплую, закутанную в огромный свитер, обтягивающий круглый живот, он замер не зная, как реагировать. Потом соотнес ее бережный шаг, прошедший срок и понял, что отцом с большой вероятностью может оказаться он. А значит… он виноват еще больше, чем думал!

Удивила его и реакция Секлетиньи. Ни слез, ни обвинений. Просто пригласила в дом. Показала свой новый мир, и… детскую. Тут уже стояла кроватка, столик, застеленный толстым зеленым покрывалом, упаковка памперсов, присыпка, стопочка какой-то одежды. В углу – средних размеров простая кровать, тоже аккуратно застеленная.

– Сегодня здесь поспишь, ладно? – сказала Клеточка, и добавила: – поздно уже, а ты устал с дороги. Пойдем покажу тебе душ. Там бритва есть. Скоро ужинать будем…

И все так спокойно, ровно…

Горецкий невольно подчинился ей. Вымылся, побрился, вспомнил, что в кофре есть футболка и спортивные штаны, но грязные – он в них ночевал по дороге сюда. Но обнаружил, что вместе с полотенцем ему сунули огромную синюю футболку в цветочках и коротковатые, но эластичные спортивные штаны.

Когда вышел, Клеточка улыбнулась:

– Так и думала, что тебе пойдет. Это мои, летом носила, чтобы не жарко было. Пойдем есть, бабуля зовет.

За столом Горецкий чувствовал себя неловко, но ароматы от тарелок поднимались сказочные, а он успел проголодаться, да и вообще питался в пути абы как, старательно выжимая из байка километры. После еды, его немного осовевшего отвели в комнату, и погасили свет. Он упал на постель и отключился. Что тому виной – усталость, нервное истощение или что-то еще, но мужчина провалился в сон, даже не укрывшись одеялом.

Проснулся в потоках солнечного света, заливающего комнату. Тяжелое одеяло кутало плечи. Рядом на тумбочке стояла чашка кофе, обещая бодрый день. Он встал, сделала три глотка, и бодро отправился умываться, словно всю жизнь прожил в этом домике. Время оказалось уже обеденное. На круглом столе в общей комнате под полотенцем его ждал поздний завтрак. Очень простой, деревенский и сытный – вареная картошка с маслом и зеленью, соленые огурцы, хлеб, чай, и аккуратно нарезанное сало. Тут же лежала записка: «Клеточка уехала на учебу. Галина ее отвезла, потом зайдут к доктору. Я ушла за хлебом».

После завтрака, Горецкий вспомнил про свой мотоцикл – дошел до сада, перегнал транспорт поближе к дому, пристроил под навес. Вынул из кофра грязные вещи, отнес в стиральную машинку, но включать не стал – решил подождать хозяек дома. Рядом с навесом обнаружил груду не колотых дров, нашел топор, колун, оселок, привел инструменты в порядок и взялся за дело. Так разогрелся, что снял футболку, с удовольствием изгоняя страх из тела тяжелой работой.

Маргарита Александровна вернулась из магазина, глянула издалека на его старания, и вошла в дом. Вышла минут через сорок – развесить на веревке выстиранную одежду. Посмотрела на расколотые чурбаки, и позвала в дом: