Ясновидец Пятаков - Александр Бушковский

укутали собачье тельце в чистую тряпку и уложили в картонную коробку. Решили похоронить утром в парке.

Провожая маму домой и по пути выслушивая её эмоциональный рассказ о том, какая Изи была умная и весёлая, наблюдая то мамины слёзы, то смех, он думал, что для подлинной свободы человеческого духа, помимо прочего, необходимы пластичность и гибкость личности, даже некий артистизм. Мы все и всегда играем какие-нибудь роли, иногда чуть-чуть, иногда переигрывая. Осознанно или не очень, но подстраиваемся под любого собеседника, будь то студент или декан, старик или ребёнок. Порой с собакой мы говорим, как с человеком, причём серьёзнее и искреннее, чем с ним. Это не делает нас менее свободными – наоборот, расширяет наши горизонты, если мы сможем понять и принять чужую точку зрения и другой взгляд на вещи… «Но всё же свой собственный взгляд важнее, – устало резюмировал Петя, – а на другие не хватает ни времени, ни сил».

Он не стал заводить новую живность. Было грустно, но отвлекаться не хотелось – если уж свободен, значит, одинок. Да и мама очень постарела, ей стало трудно подстраховывать Петюшу. Он остался наедине со своими размышлениями, книгами, гантелями и редкими гостьями.

Время шло. Игры с военной формой остались в прошлом. Ну, почти остались. Теперь для расширения границ своей свободы Петя купил мотоцикл. Могучий чёрный байк и всю экипировку к нему: куртку, шлем, сапоги, краги. Он не вступал ни в какие байкерские сообщества, но по выходным, а иногда и ночами гонял с бешеной скоростью по федеральной трассе, сняв номера и улетая от полиции просёлками, переходящими в лесные дороги, куда стражи порядка соваться не хотели. Довольно скоро он прилично изучил эти просёлки со всеми окрестностями и свёл риск быть пойманным к минимуму. Возвращаясь в свой съёмный гараж, он тщательно и нежно намывал мотоцикл с шампунем, очищал от грязи кожу экипировки и полированную скорлупу шлема, похожего на яйцо динозавра.

Средства на эти недешёвые приобретения он добыл обычным репетиторством. Оказывается, самая дорогая вещь на свете (после глупости, конечно) – это надежда. Студенты, выпускники, абитуриенты и, главное, их родители были готовы хорошо оплачивать надежду на сдачу экзаменов. Поначалу Петя осторожничал с платными консультациями, но потом понял, как вести себя с подопечными, и перенёс эту работу с кафедры домой.

Если соблюдать несколько простых правил, усвоил Петюша, риск в таком заработке тоже минимальный. Ничего конкретного не обещать. Не брать на себя невыполнимых обязательств. Не жадничать. Сильно не грузить детей наукой. С приятными студентками личных отношений не заводить, а от студентов никаких услуг не принимать. Поддерживать сугубо деловые отношения, и тогда деньги дадутся довольно легко.

Люди, снова и снова убеждался Петя, одинаковы. В подавляющем большинстве приспособленцы. Свобода им не нужна. Юношам нужен диплом, чтобы лучше устроиться в жизни, заняв удобное место для старта карьеры. Девушкам – чтобы с этого места удачно выйти замуж. При прочих равных образованная барышня имеет больше шансов, чем неотёсанная клуша. Это выражение Петя услышал от бабушки одной из студенток и запомнил потому, что оно рассмешило его своей неправильной точностью. Оксюмороном назвать нельзя, но всё же что-то есть в нём, что-то есть.

Ему пришлось признаться себе: люди раздражают его. Он пытался с этим бороться, ставить себя на их место, но безуспешно – это чувство с годами росло и становилось всё сильнее. Его раздражала их предсказуемость и шаблонность. Мудрость и непогрешимость руководителей, зависть и любопытство коллег. Лень и наивная хитрость студентов. Шум соседей. Плач детей. Тупость и медлительность участников дорожного движения. Общая суетливость и беспардонность. Зависимость от чужого мнения. Глупость. Жадность. Цинизм.

Ни разу в жизни не попался Пете человек, который глубоко бы его заинтересовал. Даже его учителя, профессора и педагоги, были просто знатоками, учёными, книжными червями, и никто из них не стал для него примером. Только в книгах встречаются личности, констатировал Петя, и только в книгах находил он какое-то подобие истинной свободы. И всё так же терпел и скрывал своё раздражение. Надеялся стать исключением из правил жизни.

Постепенно не только студенты – вообще все вокруг стали называть его Петром Фомичом. Да и пора бы, к сорока уже. Судьба не выскакивала из накатанной колеи, он успешно и интересно преподавал, достаточно зарабатывал репетиторством, размышлял над докторской. Параллельно качал железо, борясь с растущим животом. Гонял на байке и летал отдыхать к чёрту на кулички. Индия, Куба, Вьетнам, Португалия. Он полюбил океан. Жил же, как и прежде, всё в той же родительской двушке на седьмом этаже. Здесь ему нравилось, да и к чему холостяку хоромы? Но жажда какой-то другой жизни, вольной, без берегов и границ, росла в его сознании горчичным семечком.

На более высокий уровень личной свободы Петюша вышел так. В квартиру над ним въехал новый владелец, молодой человек лет двадцати с небольшим. Петя видел его дважды и как-то мельком. В первый раз, когда тот, не желая ждать лифта, спускался бегом по лестнице, Петин взгляд зафиксировал белую осветлённую чёлку, наглый прищур и джинсы в обтяжку на крепком заду. «Студент прохладной жизни», – вспомнил он выражение своей тётушки, которым та обзывала не нравящихся ей представителей молодого поколения. Хотя отчётливого смысла оно не имело, Петя с ним согласился, ведь во второй раз он увидел нового соседа во дворе, за рулём спортивного БМВ.

Раньше Петя не имел проблем с соседями. Он знал кое-кого из них в лицо и здоровался при встрече. На этом его общение с ними заканчивалось. Теперь же над головой у него начался ремонт, и это ещё полбеды, поскольку ремонт протекал в основном днём, пока Петя был на работе. Резкий стук молотка или скрежещущий вой дрели можно было потерпеть какое-то время, а потом уйти до вечера на кафедру. Зато однажды вечером зазвучала музыка. Хоть Пётр Фомич и не считал себя её ценителем и знатоком, однако до этого он относился к музыке лояльно. Но не к такой же!

От басов, казалось, с потолка посыпалась штукатурка. Поначалу Петя испугался наступления техногенной катастрофы, хотя это сосед всего лишь подключил сабвуфер. Басы стали ритмичными, и Петя догадался – это музыка. Затем послышался речитатив, и Петя понял – зачитывают рэп. Иногда ему доводилось слышать нечто подобное из открытых окон машин своих студентов. Аппаратура сверху оказалась столь серьёзной, что Петя разбирал каждое слово, морщась от неуклюжих словосочетаний и удручающе пошлого смысла. Как ужасен бывает русский язык!

В этот пятничный вечер он выдержал три рэп-баллады и, взглянув на