Империя тысячи солнц. Том 1 - Шервуд Смит

Не обращая внимания на Эсабиана, он нежно повернул Леланор к себе и осторожно приподнял её лицо за подбородок.

– Не бойся, сердце моего сердца, я не позволю им сделать тебе больно.

Она услышала уверенность в его голосе и прижалась к нему всем телом. Он наклонился и нежно поцеловал ее, гладя её по спине под брезгливо-возмущенное рычание отца и барахтанье пытающегося встать Эводха.

Он почувствовал, как она успокаивается, отвечая на его ласку, забыв о том, что их окружает. Руки её скользнули ему за спину, и он поднял свои руки к её затылку в последней прощальной ласке, потом осторожно вытащил из рукава свой пешакх и вонзил его острое как бритва лезвие в её шею. Клинок без сопротивления вошел ей в позвоночник, и она умерла мгновенно, лишь едва заметно вздрогнув.

Она привалилась к нему, и он ощутил во рту вкус крови. Осторожно опустив её на пол, он выпрямился лицом к отцу.

Откуда-то взялись и бросились к нему охранники; лица их заметно побледнели при виде разгневанного лица Эсабиана. Анарис издевательски улыбнулся отцу.

– Все, что ты можешь предложить, отец мой, – это смерть, а этого недостаточно.

* * * АРТЕЛИОН

День, когда Мойре исполнилось девять лет, был лучше всех других дней её рождения до той минуты, пока не появились солдаты в черном.

Неделей раньше родители поразили ее, сообщив, что они возьмут её посмотреть на Аврой – на несколько лет раньше, чем это обычно полагалось. А в это утро её папа принес цветы из Дворца, чтобы она подарила их Аврой – он срезал их в саду, за которым ухаживал для самого Панарха.

– Некоторые из них родом с планет таких далеких, что их никогда не увидеть в небе над Мандалой, – сказал он.

От их ярких красок и запахов голова шла кругом. Он держал букет в руках, а Мойра не могла надышаться их ароматом.

– А они не скучают по родному солнцу? – спросила она, вспомнив про Аврой.

Отец улыбнулся.

– Не знаю, малышка. Я стараюсь сделать так, чтобы им было хорошо здесь. – Взгляд его сделался почему-то печальным, и он на мгновение отвернулся, глядя на холмы, возвышавшиеся между их домиком и дворцом.

Мойра отнесла цветы на кухню – там мама под пристальным взглядом Поппо, их косматого черного пса, собирала корзину со снедью.

– Смотри, мамочка, наверняка Аврой никогда еще не видела таких цветов.

Некоторые цветы и правда были совсем необычные; те, что пахли лучше всех, на вид напоминали клубок змей.

Мама улыбнулась ей, убирая остатки еды. Под глазами её были почему-то темные круги.

– Женщины прилетают посмотреть на нее со всех концов Тысячи Солнц, Мойра. Я уверена, она видела и куда необычнее. Главное – это то, что у тебя в сердце, когда ты кладешь их к её ногам.

Тут и папа вошел на кухню, а мама продолжала:

– Ты бы лучше пошла и обула свои лучшие сандалий, а потом припасла бы кусочков для Поппо, чтобы и у него был пикник.

– ...мы ничего не можем поделать, – донесся до нее папин голос. – А Дворец заявляет, что мы должны заниматься своими делами, как обычно.

Когда мать ответила, голос её звучал так, будто она не согласна с этим, но самих слов Мойра не расслышала.

Полет от их дома до Залива Аврой на их аэрокаре оказался совсем недолгим. Мойра сидела спереди, рядом с папой, наклонившись к ветровому стеклу так, чтобы видеть зеленые поля с белыми барашками облаков над ними и рассыпанные по земле крошечные домики.

Потом они перевалили через гряду невысоких холмов, горизонт превратился в прямую как линейка черту, отделяющую серо-синий цвет от небесно-голубого, и они развернулись для посадки на золотом полумесяце пляжа.

Горячий песок обжигал ступни, когда они спускались по нему к воде. Поппо забегал вперед и возвращался к ним, поднимая лапами тучи песка.

Мойра прижимала цветы к груди, глядя на обилие людей в праздничных одеждах. Некоторые наряды она видела раньше только на учебных чипах или на видео, а кое-кто из людей был и вовсе раздет. Гул их голосов эхом разносился над волнами, но разобрать она могла только отдельные слова. Два человека особенно привлекали её внимание – мужчина и женщина, такие высокие, что не смогли бы стоять во весь рост у Мойры в доме; кожа их была матово-черная, глаза – зеленые, а длинные прямые волосы – золотые, как утреннее солнце.

– Вот это место вроде ничего, – сказал наконец папа и тут же принялся сооружать навес для тени. Тонкая серебристая ткань трепетала на ветру, сразу надувшись парусом, но папа быстро закрепил её углы шпильками. Мама расстелила на песке похожий на одеяло бас – он загудел ненадолго, разравнивая неровности песка под собой, и затих.

Папа подошел к Мойре и стал рядом, глядя на столпившихся у кромки воды людей.

– Ну, сегодня их совсем немного. Ты даже сможешь побыть с ней немного наедине.

Сзади к ним подошла мама и прижалась к папе.

– Хоть это хорошо, – непонятно сказала она, но Мойра была слишком увлечена тем, что раскинулось перед ней, чтобы удивляться словам.

Они не спеша начали спускаться к маленькой толпе у воды, оставив Поппо сторожить одежду. Папа снова улыбнулся.

– Помнишь, что ты сказала, когда в первый раз увидела картинку с Аврой?

Мойра кивнула:

– Я расстроилась, потому что решила, что все люди, которые остались на Утерянной Земле, такие же, как она.

Они встали в конец короткой очереди – у всех стоявших в ней в руках были цветы. Высокие черные люди с рыжими волосами оказались прямо перед ними. От них пахло чем-то сладким и пряным. Она попыталась заглянуть вперед, чтобы хоть краешком глаза увидеть Аврой, но перед ними стояло слишком много людей.

Мойра оглянулась на родителей.

– Таких, как она, нет больше в Тысяче Солнц, правда?

– Нет, – ответил папа.

– Мы нашли много странных людей, но таких – ни разу, – добавила мама, прижавшись к папе еще крепче. Папа почему-то смотрел в небо и хмурился.

Он обнял её рукой, потом опустил взгляд и снова улыбнулся.

– Так и должно быть. Она дорога нам именно тем, что одна такая. – Он сел на песок рядом с Мойрой и взял её за руку. Его пальцы были крепкие и теплые, и Мойра видела въевшуюся у ногтей землю, от которой он уже никак не мог избавиться.

– Ты, Мойра, еще слишком маленькая, чтобы понять, но... – он еще раз покосился на небо, – но мы решили, что уже пора.

– Я знаю, – радостно ответила она. – Ниора и так здорово мне завидует. Её родители сказали ей, пусть подождет, пока ей не исполнится двенадцать.

Он кивнул, открыл рот, словно собираясь сказать что-то, но вместо этого сжал губы.

– Обычно так и положено, – сказал он наконец. – Поэтому ты должна внимательно выслушать, что скажет мама.

Он встал, а мама, напротив, присела рядом с ней на корточки.

– Помнишь, что я говорила тебе про символы?

Мойра кивнула.

– Это вроде как картинки к рассказам, слишком большим, чтобы описать их словами.

Мама обняла ее, но тут же отпустила, положив руки ей на плечи.

– А иногда они таят в себе истории, которые мы не поняли бы по-другому, настолько они для нас древние и сложные. Ты уже знаешь историю Аврой, знаешь, почему она сидит здесь, глядя в морскую даль – ведь она никогда уже не сможет вернуться домой. История Аврой – про нас самих: про тебя, меня, папу, про всех людей на этом пляже, во всей Тысяче Солнц.

– И про Поппо тоже?

– И про Поппо, – кивнула Мама. – И про котят, и про лошадей, даже про деревья в Саду Древностей. – Она взяла Мойру за руку и осторожно сжала. Её пальцы были мягкими и прохладными. – Никто из нас не может вернуться на родину. Мы покинули её две тысячи лет назад и никогда уже не сможем вернуться. Как она. Вот почему мы взяли её с собой – чтобы она напоминала нам об Утерянной Земле.

Очередь понемногу двигалась вперед. Людей перед ними делалось все меньше; люди за ними терпеливо ждали. Мама нагнулась и погладила цветы у нее в руках.

– А эти цветы – как разноцветные истории о нашей жизни в Тысяче Солнц. Они прекрасны и необычны, как миры, в которых мы живем. – Она выпрямилась. – Ступай, дочка, положи их в морскую пену у ног Аврой и загляни ей в лицо – внимательно загляни.

Немного напуганная неожиданной маминой серьезностью, Мойра повернулась и подошла к кромке воды. Вокруг стояли люди, но около самой Аврой образовалась пустота, и песок был усыпан цветами, которые то и дело подбрасывали набегающие волны. Мойра подошла ближе и остановилась. Какими бы наглядными ни были видео, они и вполовину не передавали этого ощущения долгих, долгих веков, въевшихся в это бронзовое лицо.

Мойра стояла неподвижно, а в сердце её теснились чувства, каких она никогда еще не испытывала. Морская вода холодила ей ноги, покрыв их пеной и цветами, а она все смотрела на это юное женское лицо, на эту коленопреклоненную фигуру, на эти глаза, глядящие куда-то вдаль, на мир, куда она никогда уже не вернется.