Мед для медведей - Энтони Бёрджес

А Пол углубился в чтение газеты. Сначала он попробовал одолеть передовицу – письмо Никиты Сергеевича Хрущева товарищу Цеденбалу, но так и не понял, хвалят последнего или ругают. Затем он кое-как прочитал заметку об успешном выполнении какого-то долгосрочного плана, которая пестрела процентами, перевалившими за 100. Справедливости ради следует отметить, что в ней все-таки встретились несколько цифр 99 и 98, должно быть для придания картине большего правдоподобия. Постепенно буквы стали расплываться перед глазами, глаза от напряжения начали слезиться. Пол не слишком хорошо знал русский язык. Он изучал его вместе с Робертом на курсах еще во время войны, но с тех пор многое забылось. Если бы он тогда мог предвидеть, что настанет день, когда он будет сидеть в жестком, неудобном кресле в крошечной однокомнатной квартирке в рабочем районе Ленинграда, а совсем рядом на кровати будет лежать фурия из Грузии… Он бы проводил все свободное время за чтением «Войны и мира» в оригинале, аккуратно записывая незнакомые слова в тетрадку. Заодно и французский вспомнил бы…

Товарищ Как-там-его зовут презрительно насмехался над беззубым британским львом.

– Совершенно очевидно, – говорил он собравшимся широкоплечим и густобровым мужчинам и женщинам, – что перед нами наглядный урок декадентства, яркий пример, иллюстрирующий основные противоречия капитализма… – Голос вещал громко и убедительно, а Пол вдруг в ужасе увидел перед собой огромный, как Кремль, экран, а на нем – себя, Пола Хасси, одетого в шляпу и жилет Джона Буля. Только загорелое до красноты мужественное лицо сменила весьма упитанная физиономия с пухлыми и мягкими, как сдобная булочка, щеками, на которой играла глупая беззубая улыбка. Из-под килта высовывались голые безволосые ноги. А килт, оказывается, был вовсе не килтом, а дрилоновой юбкой.

– Материал совершенно не горюч, – сказал кто-то за кадром и поднес к юбке спичку.

Фигура на экране, продолжая жеманно улыбаться, вспыхнула, как факел. Раздался звук льющейся воды, но пламя не погасло.

Пол проснулся от громкого плеска воды и облизал пересохшие губы. Оказывается, вода лилась не только во сне, но и в жуткой действительности, в которой существовало жесткое кресло и ненормально жаркое балтийское лето. Продрав глаза, Пол увидел в темноте что-то розовое. Оно Двигалось в дальнем углу комнаты, и именно оттуда доносился плеск воды. Приглядевшись, он понял, что розовое тело принадлежит Анне, которая, раздевшись до пояса, мыла в тазу голову.

Пол едва сумел справиться с охватившим его бешенством. Вот, значит, как они с ним считаются. Он для них лишь старая мебель, рваный ботинок! Эта мерзавка всерьез считает, что может в его присутствии разгуливать полуголая, трясти перед его носом грудями и не поплатиться за это? Делая вид, что все еще спит, Пол слегка приоткрыл глаза и принялся наблюдать за намыливающей волосы женщиной. Анна бестолково топталась вокруг таза, а Полу чудилось, что она исполняет своими затянутыми в черные чулки ногами некий ритуальный танец. У нее были довольно большие груди, которые тяжело покачивались в такт движениям тела. Мягкая белая плоть колыхалась и подрагивала. Как ни старался, Пол не мог отвести взгляд от воинственно торчащих сосков. Темные кружочки на белой коже казались глазами, влюбленно глядящими прямо на него.

Почувствовав тепло, разливающееся где-то внизу живота, Пол встал и, крадучись, направился к Анне. Еще несколько осторожных шагов, и он сможет прикоснуться к ее рукам, плечам, грудям…

По пути он споткнулся об угол своего чемодана, очень некстати высунувшийся из-под кровати. Анна услышала посторонний звук и насторожилась. Она крепко зажмурилась, поскольку едкое мыло так и норовило попасть в глаза, но обернулась на непонятный шум и вроде бы даже принюхалась. Она потянулась к кровати, чтобы нащупать лежащее там полотенце, но вместо этого ее руки наткнулись на подошедшего вплотную Пола. Запах мыла, идущий от ее влажных волос, смешивался с острым запахом пота, распространявшимся от покрытых густой растительностью подмышек, и создавал новый, ни с чем не сравнимый аромат русской женщины, который стоил того, чтобы его оценили по достоинству. На Западе уже нигде не встретишь пахнущие простым мылом волосы. Там женщины пользуются чем-то ароматизированным, насыщенным специальными маслами, всесторонне протестированным и вовсю разрекламированным по телевидению. А здесь присутствовал запах без всяких обольщающих добавок – резкий, естественный, честный. Казалось, он явился сюда откуда-то из далекого прошлого. Господи, помоги, мысленно простонал Пол. Перед его глазами снова встала почти забытая картинка из детства в Брадкастере: мать моется на кухне, а он, десяти лет от роду, потрясенно взирает на ее влажную наготу.

Анна ударила его по лицу, затем забарабанила кулаками по груди. Все как и следовало ожидать. Она пыталась вырваться. И даже широко раскрыла глаза, хотя все время щурилась и морщилась из-за попавшего в них мыла. Ее мокрые волосы звонко шлепали Пола по физиономии. Следовало признать, что получилась весьма своеобразная церемония окропления святой водой. Она что-то громко выкрикивала, наверное русские ругательства, правда, Пол недостаточно хорошо знал русский язык, чтобы их понять. К тому же она довольно чувствительно лягалась и сумела нанести несколько весьма болезненных ударов сильными, одетыми в дырявые черные чулки ногами. Пол быстро лишил женщину способности брыкаться, просунув между ее дергающимися ногами свою. А льющийся поток брани был остановлен, когда его рот властно завладел ее влажными губами. В какой-то момент Полу почудилось, что он смотрит на себя со стороны. Увиденное ему понравилось. Настроение портил только паскудный протез, который в самый неподходящий момент угрожающе зашатался. Чтобы не дать ему вывалиться, Полу пришлось крепко стиснуть зубы. Но целоваться, удерживая грозящий вывалиться протез, было довольно затруднительно. Пол слегка приоткрыл рот и попытался просунуть в образовавшуюся щель язык. Вышло плохо. Анна отчаянно старалась увернуться от его требовательного рта, изо всех сил сжимала губы и отворачивалась. Полу даже пришлось запустить пятерню в ее мокрые волосы и таким образом ограничить ее подвижность. Нечего вертеться. Теперь ее рот находился прямо перед ним и им можно было заняться вплотную. Но тем не менее сохранялась необходимость обездвижить ее полностью, так как она весьма ловко использовала извечное женское оружие – ногти. Тяжесть – вот решение вопроса. Мужчина должен использовать силу тяжести. Кровать и лежащая на спине красотка. То, что надо!

Уложить девицу на кровать было делом нескольких секунд.

Прояви настойчивость, и женщина обязательно уступит. Она не может иначе…

Через некоторое время Пол почувствовал, что задыхается, оторвался ото рта женщины и судорожно вдохнул русский воздух.

Анна, воспользовавшись моментом, исторгла очередную порцию ругательств. Воодушевленный кажущейся близостью победы, Пол приподнялся ровно настолько, чтобы было удобно размахнуться, и влепил женщине звонкую пощечину. На ее бледной щеке немедленно появилось красное пятно. (Разве он уже не делал то же самое раньше? С кем-то другим? Здесь же, в Ленинграде? Это было так давно, что и не упомнишь.) Анна взглянула на него жалобно, как обиженный ребенок, и тихонько заплакала. Устыдившись, Пол принялся успокаивать обиженную женщину, нежно целовать соленые щеки. Его руки требовательно шарили по влажному, податливому телу. Анна больше не кричала и не сопротивлялась. Она молча ждала. Пол уже приготовился войти в нее, слиться с ней воедино, но неожиданно почувствовал, что ничего не может. У него совершенно пропало желание. Именно так внезапно обрывается торжественное звучание электрического органа, если его отключают от источника энергии. Исполнитель еще на месте, его пальцы лежат на клавишах, а толку? Звука-то нет!

Ему в голову пришло еще одно сравнение: если бы в театре во время любовной сцены из «Леди Чаттерлей» актер, игравший Меллорса, внезапно занялся другими делами, например, решил почитать? Получилась бы забавная ситуация, весьма схожая с нынешней.

Анна лежала неподвижно. Несколько слезинок (он явился причиной русских слез! Браво, Пол!) выкатились из-под сомкнутых век и теперь медленно высыхали на бледных щеках.

Интересно, какой образ он должен извлечь из глубины своей памяти, чтобы вновь почувствовать угасшее влечение? Ничего полезного не приходило в голову. Перед глазами мелькали причудливые картины, совсем как на картах Таро, но никак не связанные с его теперешним положением: истекающая кровью Луна, башня, в которую только что ударила молния. Все они были выполнены в оттенках телесного цвета, как дешевые итальянские религиозные скульптуры.

Затем Пол услышал странную, но удивительно приятную музыку. Это звучала та самая вещь Опискина. Колокола. И еще он почувствовал запах свежей влажной земли. Так пахло в землянках во время войны. И Пол отчетливо понял: пора отступать. Он с тяжелым вздохом сполз с такого притягательного, манящего тела женщины и прошептал: