Цинковые мальчики - Светлана Алексиевич

Шли двенадцать суток... Хуже гор могут быть только горы... Уходили от банды... Держались на допинге...

- Санинструктор, давай свой "озверин". - А это был сиднокарб. Переели все таблетки.

Нет сил попробовать улыбнуться.

- На что жалуетесь? - спрашивает врач у кота Леопольда, начинает ктото первый.

- На мышей.

- Мышите - не мышите... Все ясно. Вы очень добрый. Вам нужно разозлиться. Вот таблетки "озверин". Принимать по одной таблетке три раза в день после еды.

- Ну и что?

- Озвереете.

На пятые сутки взял и застрелился солдат, пропустил всех вперед и приставил автомат к горлу. Нам пришлось тащить его труп, его рюкзак, его бронежилет, его каску. Жалости не было. Он знал, что у нас не бросают трупы - уносят.

Пожалели мы его первый раз, когда уже уезжали домой, демобилизовались.

- Принимать по одной таблетке три раза в день...

- Ну и что?

- Озвереете.

Подрывные ранения - самые страшные... Оторвана нога до колена... Кость торчит... От второй ноги оторвана пятка... Срезан член... Выбит глаз... Оторвано ухо... Первый раз внутри бил колотун, в горле щекотало... Сам себе приговаривал: "Не сделаешь сейчас, никогда не станешь санинструктором". Отрыв двух ног... Перетянул жгутом, остановил кровь, обезболил, усыпил... Разрывная пуля в живот... Кишки вывалились... Перевязал, остановил кровь, обезболил, усыпил... Четыре часа держал... Умер...

Не хватало медикаментов. Зеленки обыкновенной не было. То не успели подвезти, то лимиты кончились - наша плановая экономика. Добывали трофейное, импортное. У меня всегда в сумке лежало двадцать японских разовых шприцев. Они в мягкой полиэтиленовой упаковке, снимешь чехол - делаешь укол. У наших "Рекордов" протирались бумажные прокладки, становились нестерильными. Половина не всасывалась, не качала - брак. Наши кровезаменители в бутылках по пол-литра. Для оказания помощи одному тяжелораненому нужно два литра четыре бутылки. Как на поле боя ухитриться держать около часа на вытянутой руке резиновый воздуховод? Практически невозможно. А сколько бутылок ты на себе унесешь? Что предлагают итальянцы? Полиэтиленовый пакет на дин литр, ты прыгаешь на него в сапогах - не лопается. Дальше: бинт обыкновенный, советский бинт стерильный. Упаковка дубовая, весит больше, чем сам бинт. Импортные... Таиландские, австрийские... Тоньше, белее почему-то... Эластичного бинта вообще не было. Тоже брал трофейный... Французский, немецкий... А наши отечественные шины?! Это же лыжи, а не медицинские приспособления. Сколько их с собой возьмешь? У меня были английские: отдельные - на предплечье, голень, бедро. На "молнии", надувные. Всунул руку, застегнул. Кость сломанная не двигается, защищена от ударов при транспортировке.

За девять лет ничего нового не поставили у нас на производство. Бинт тот же. Шина - та же. Советский солдат - самый дешевый солдат. Самый терпеливый. Так было в сорок первом году... И через пятьдесят лет так... Почему?..

Страшно, когда в тебя лупят, а не самому стрелять. Можно выжить, если постоянно думать об этом. Я никогда не садился в первую и последнюю машины. Никогда не спускал ноги в люк, пусть лучше с брони свисают, чтобы не отрезало при подрыве. Держал в запасе немецкие таблетки для подавления чувства страха. Но никто их не пил. Наш бронежилет не поднять, американский - ни одной железной части, из какого-то пуленепробиваемого материала. Пистолет Макарова в упор его не берет, а из автомата только со ста метров пуля достает. Американские спальные мешки образца сорок девятого года. Лебяжий пух, легкие. Наш ватник килограммов семь весит, не меньше. У убитых наемников забирали куртки, кепки с длинными козырьками, китайские брюки, в которых пах не натирает. Все брали. Трусы брали, так как трусы дефицит, носки, кроссовки тоже. Приобрел я маленький фонарик, ножик-кинжальчик. Стреляли диких баранов. Диким считался баран, отставший на пять метров от стада. Или меняли. Два килограмма чая на одного барана. Чай трофейный. Деньги с боевых приносили, афгани. У нас их, кто чином повыше, отнимали. Тут же на наших глазах между собой делили, не скрываясь, не прячась. В патрон забьешь, сверху порохом присыплешь пару бумажек - спасешь.

Одни хотели напиться, другие выжить, третьи мечтали о наградах. Я тоже хотел награду. В Союзе встретят:

- Ну, что у тебя? Что, старшина, каптеркой заведовал?

Обидно за свою доверчивость. Замполиты нас убеждали в том, во что сами не верили. В чем сами уже давно разобрались.

Напутствие замполита перед возвращением домой: о чем можно говорить, о чем нет. О погибших нельзя, потому что мы большая и сильная армия. О неуставных отношениях не распространяться, потому что мы большая, сильная и морально здоровая армия. Фотографии порвать. Пленки уничтожить. Мы здесь не стреляли, не бомбили, не отравляли, не взрывали. Мы - большая, сильная и морально здоровая армия.

...Таможня забирала подарки, которые мы везли: парфюмерию, платки, часы.

- Не положено, ребята.

Никакой описи не составлялось. Просто это был их бизнес. Но так пахло зелеными весенними листьями. Шли девушки в легших платьях... Мелькнула в памяти и исчезла Светка Афошка (фамилии не помню - Афошка и Афошка). В первый день своего приезда в Кабул она переспала с солдатом за сто афошек, пока не разобралась. Через пару недель брала по три тысячи. Солдату не по карману. А Пашка Корчагин где? Настоящее его имя Андрей, но звали Пашкой из-за фамилии.

-Пашка, посмотри, какие девушки!!

У Пашки-Андрея была девушка, она прислала фотографию своей свадьбы. Мы дежурили возле него ночами - боялись. Однажды утром он повесил на скале фотографию - и расстрелял из пулемета. Но еще долго слышали ночами - плакал.

- Пашка, посмотри, какие девушки!

В поезде приснилось: готовимся на боевые. Сашка Кривцов спрашивает:

- Почему у тебя триста пятьдесят патронов, а не четыреста?

- Потому что у меня медикаменты.

н помолчал и еще раз спросил:

- А ты мог бы расстрелять ту афганку?

- Какую?

- Ту, что навела нас на засаду. Помнишь, четверо погибли?

- Не знаю. Наверное, нет. В детском садике и в школе меня дразнили "бабником", девчонок защищал. А ты смог бы?

- Мне стыдно...

Он не успевает договорить, за что ему стыдно, я просыпаюсь.

Дома меня ждет телеграмма от Сашиной мамы: "Приезжай, Саша погиб".

- Сашка, - прихожу я на кладбище, - мне стыдно за то, что на выпускном экзамене по научному коммунизму я получил пятерку за критику буржуазного плюрализма... Мне стыдно, что после того, как Съезд народных депутатов сказал, что эта война - наш позор, нам вручили значки "Воинов-интернационалистов" и Грамоты Верховного Совета СССР.

Сашка. ты там, а я здесь..."

Старшина, санинструктор разведроты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});