История одного гоблина. Два в одном (СИ) - Болотов Андрей Тимофеевич

Суккуба пожала плечами.

– Могу только догадываться. Думаю, их жизни в относительной безопасности, чего не скажешь о жизненных силах.

– Выпьют?

– Досуха. Ну, или почти досуха, что означает преждевременное старение, но не только, – подтвердила догадку пуута, пальчиками нервно теребя слегка растрепанную косу. – Их похитительница впервые столкнулась со смертными во плоти. Для нее вы источник огромной силы, от которого невозможно оторваться. Я и сама еле сдержалась, когда пила силу для лечения вашего призрака. Если воровка сорвется, твои друзья навсегда лишатся разума.

– Где они сейчас? – спросил Гарб.

Хиенна так вцепилась в косу, как будто хотела ее оторвать. Попытка не удалась, но несколько рыжих волосков все же упали на ковер.

– Где-то в подземелье замка. Там много ритуальных залов. Точное место знает только та, которая настраивала порталы с помощью хвостов. Я смогу сказать, когда спущусь.

– Та?

– На самом деле, лишь два существа в замке, кроме меня, способны осуществить подобное. Моя приемная мать или сестрица. Могла любая из них, но кто именно...

Гарб сел на кровати, скрестив ноги. Посох он продолжал держать в лапах.

– Найти их сможешь? – осведомился шаман, исподлобья глядя на стоящую демонессу.

– Смогу, – коротко ответила суккуба и вздохнула. – А потом, наверное, пожалею об этом.

– У меня два вопроса. – сказал гоблин, немного сочувственно глядя на демонессу чуть прищуренными глазами.

Зрачки сузились в две вертикальные полоски, выдавая недоверие.

– Когда ты все вспомнила и не хочешь ли рассказать мне это все без утайки?

– Следуй за мной, дорогуша, – пуута развернулась и... прошла сквозь стену напротив изголовья.

Гарб нерешительно приблизился и коснулся ее каменной поверхности. Лапа, не ощутив сопротивления, прошла сквозь кладку и скрылась за ней. Немного успокоенный словами пууты о том, что хотя бы жизнь друзей вне опасности, он сделал шаг вперед и очутился в просторной жилой комнате.

Обстановка освещалась багровым заревом, пробивающимся сквозь небольшое застекленное окошко и отражающимся от многочисленных зеркал на стенах и потолке. Кровать куда меньшего размера, чем в гостевых, располагалась посреди комнаты. Любое из зеркал под любым углом во всех подробностях демонстрировало ее отражение. На аккуратно заправленной постели лежало покрывало из красного бархата. Несколько платяных шкафов стояли у дальней стены, а туалетный столик с многочисленными флаконами духов и прочих косметических средств занимал место в уголке. Груда многостраничных фолиантов и инкунабул в кожаных переплетах в беспорядке валялась в другом углу. Бронзовые светильники на стенах давали тусклый мерцающий свет, явно недостаточный для такой комнаты и меркнущий в сравнении с неярким светом из окна.

Гарб с интересом осмотрелся. Заметив на одной из стен портрет, он непроизвольно задержал на нем взгляд. Изображенная на нем суккуба держала на руках двух карапузов с забавными махонькими рожками, мило торчащими из лобиков, и взирала на них с материнской нежностью.

– Моя мать, – пояснила Хиенна, перехватив его взгляд. – Настоящая мать. Меридиана удочерила меня после ее смерти.

– Рассказывай, – не то предложил, не то потребовал Гарб.

– Наверное, начать стоит с того, почему мы здесь, – присаживаясь на кровать, ответила демонесса.

– Тут не подслушают? – уточнил гоблин, оставшись стоять, переминаясь с ноги на ногу.

– Не смогут, – подтвердила девушка. – Но я сейчас говорю не про эту комнату, а про Бездну в целом.

Гарб, несколько напрягшись, оперся о посох. Одна из лап соскочила, и он едва не потерял равновесие. Издав нервный смешок, шаман выпрямился.

– Присядь, сладкий мой, – пригласила суккуба, похлопав ладошкой по бархату. – Рассказ будет долгим. Выслушай, а потом решай, что делать.

***

Вид Муфад’ала вызывал такую жалость, что сочувствием проникся даже Адинук, не считавший рабство чем-то достойным порицания. Михель же как последователь Вседержителя просто переполнился состраданием.

– У них тут царит самый поганый матриархат, какой только можно себе представить! – причитал бедный дьявол, захлебываясь от чувств, периодически закатывая глаза и всем своим видом показывая, как ему плохо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Его рука время от времени безотчетно тянулась к металлическому ошейнику, пытаясь ослабить сдавливающее шею кольцо.

– Порядочных жахани заставляют делать черную работу! – продолжил он жаловаться на жизнь. – Они нас, видите ли, ненавидят. Сразу меня невзлюбили эти бестии! Можно подумать, я их обожаю.

– Думаешь, было бы приятнее, если бы взлюбили? – поинтересовался Михель. – Мне кажется, ты бы все-таки предпочел черную работу. Им вполне по силам залюбить до смерти.

– У вас как бы война, – напомнил троу. – И вообще, я вот при матриархате прожил больше ста лет. Не так уж это и плохо, когда решения принимать приходится кому-то другому. Пока они тебя устраивают, конечно.

Муфад’ал издал булькающий звук – нечто среднее между хрюканьем и сдавленным стоном.

– Святые негодники! У нас их просто милостиво убивают и оказывают честь, выставляя голову в качестве трофея! – потряс он пальцем перед носом темного эльфа. – Да, бывает кого-то в рабство обращают, но пуутов держат больше, чтобы было чем перед знакомыми прихвастнуть, а не для какой-то работы. Разве можно так унижать разумное существо?

– Погоди, – прервал его Михель. – Ты же сам рассказывал про трудотерапию.

– Это вообще не про то, – поспешно возразил дьявол. – Те жахани, можно сказать, созданы для работы. А я потомок князей Эльжахима!

– Ладно, потомок, рассказывай, зачем за нами шпионил. И почему именно ты?

Муфад’ал рефлекторно вжался в стену, возле которой сидел, и прикрыл голову руками.

– Простите мою слабость, – пролепетал он. – Меня заставили, это так унизительно! Она сама не может, ее бы сразу обнаружили, так она сказала.

Слезы ручьем потекли из темных глаз невезучего жахани, оставляя мокрые пятна на рубище, некогда служившем ему туникой.

– Ты это, брось, – неуверенно похлопал дьявола по плечу Михель. Сейчас ему было жалко этого бедолагу даже несмотря на его принадлежность к расе врагов.

– Да, брось немедленно, – поддержал его Адинук, – и все-таки скажи, кто же тебя послал. Нам очень интересно. Еще, может, ты знаешь, где наши друзья?

Муфад’ал поднял свои полные влаги глаза на эльфа и молитвенно сложил руки. Белесые зрачки жахани занимали почти всю черную радужку, придавая ему одновременно милый и немного пугающий вид, но троу был непреклонен.

– Ну? – эльф подбодрил дьявола легким тычком плеча своего лука.

– Она будет меня пытать... – залепетал раб, прикрывая голову и пытаясь отстраниться от оружия.

– Имя! – потребовал Адинук.

– Не могу! – жахани стыдливо подобрал под себя козлиные ноги.

Шерсть на них давно никто не расчесывал, и она свалялась в колтуны, как и сальные волосы на голове дьявола.

Страшное унижение для щеголя.

– Хватит, – вступился за несчастного Михель.

Темный эльф, поняв, что силой от Муфад’ала ничего не добиться, решил действовать по-другому. Спрятав лук и вытащив лютню, он заиграл. Мелодия была простенькая, но на дьявола подействовала – запрещенная в Эльжахиме музыка работала не хуже волшебства. Краснокожий в панике затрепетал, словно ожидая появления стражи. Потом сообразил, где находится, но трястись стал лишь немногим меньше.

– Не надо, пожалуйста! Мне не по себе от этих звуков. Я все скажу!

Лютня умолкла.

– Госпожа Мерилит, – сразу сознался жахани и сжался в комок. – Кажется, здешняя повелительница. Мне сложно сказать, как у бесов все устроено, но она приказывает, и ее все слушаются.

– Уже познакомились, – ничуть не удивился троу, продолжив перебирать струны. – Зачем посылала, знаешь?

– Она не раскрыла мне своих замыслов. Нужно было просто тайком подслушивать, запоминать все, что происходит и потом доложить.