Эдем - Станислав Лем

— То, что ты ничего не можешь выжать из этого двутела, еще ни о чем не говорит, — заметил Физик. — Попробовал бы ты узнать что-нибудь о земной цивилизации от сторожа в моем университете.

— Недоразвитый сторож? — спросил Химик, и все рассмеялись.

Внезапно смех оборвался. Двутел стоял над ними. Он шевелил в воздухе узловатыми пальчиками, а его плоское личико, опущенное вниз, тряслось.

— Что с ним?! — выкрикнул Химик.

— Он смеется, — сказал Координатор.

Теперь все заметили, как подрагивает маленький торс — казалось, двутел зашелся от хохота. Он семенил большими бесформенными ступнями. Под взглядом уставившихся на него глаз двутел замер, оглядел людей по очереди, вдруг втянул торс, ручки, голову, заковылял на свое место и с тихим сопением опустился вниз.

— Если он смеется... — прошептал Физик.

— Это тоже ни о чем не говорит. Даже обезьяны смеются.

— Подожди, — сказал Координатор. Его глаза блестели на худом, обожженном солнцем лице. — Предположим, что у них существует значительно больший биологический разброс врожденных способностей, чем у нас. Одним словом, что у них есть слои, группы, касты работающих творчески, конструирующих, и большое количество индивидуумов, вообще не способных ни к какой работе — ни к чему. И что в связи с этим таких непригодных...

— Убивают. Проводят на них исследования. Едят их. Не бойся, можешь говорить все, что придет в голову, — ответил Доктор. — Никто не будет над тобой смеяться, потому что все возможно. Только, увы, не все из того, что возможно, человек в состоянии понять.

— Сейчас. Что ты об этом думаешь?

— А скелеты? — поинтересовался Химик.

— После обеда делают учебные пособия, — объяснил Кибернетик со злой гримасой.

— Если бы я изложил все теории, которые со вчерашнего дня пропустил через свою голову, думая об этом, — заметил Доктор, — получилась бы книга в пять раз толще той, которую пишет Генрих, хотя, наверное, не такая складная. Еще мальчишкой я познакомился со старым космонавтом — он видел больше планет, чем у него было волос на голове, — а волос у него оставалось порядочно. Намерения у него были добрые, он хотел рассказать мне, как выглядит пейзаж не помню уж на какой луне. «Там есть такие, — говорил он и разводил руками, — такие большие, и у них есть такое, и там вот так, а небо другое, чем у нас, да, другое», — повторял он все время, пока сам не начал смеяться и не махнул рукой. Невозможно кому-нибудь, кто никогда не был в Пространстве, рассказать, как это выглядит, когда висишь в пустоте и у тебя под ногами звезды. А ведь в этом случае речь идет только об изменившихся физических условиях! Здесь же перед нами цивилизация, которая развивается самое меньшее пятьдесят веков. Самое меньшее! И мы хотим понять ее за пару дней.

— Мы должны очень стараться, если не поймем, цена, которую придется платить, может оказаться слишком высока, — сказал Координатор. Помолчав, он добавил: — И что, по-твоему, следует делать?

— То же, что и до сих пор, — сказал Доктор, — но шансы на успех я считаю ничтожными, примерно... примерно один к числу лет, которые насчитывает цивилизация Эдема.

Из туннеля высунулся Инженер и, увидев товарищей, отдыхающих в широкой полосе тени, как на пляже, сбросил комбинезон и подошел к ним, выискивая себе место, чтобы сесть. Химик жестом позвал его.

— Ну, как у тебя, пошло? — спросил Координатор.

— Да, у меня готово уже почти три четверти... Впрочем, я не все время работал над этим... Я попробовал пересмотреть сложившееся у нас мнение, будто тот первый завод — на севере — работает так, как мы это видели, потому что никем не контролируется и разрегулировался... В чем дело? Что в этом смешного? Ну, чего вы гогочете?

— Я вам кое-что скажу, —заявил Доктор. Он один остался серьезным. — Когда корабль будет готов к старту, произойдет бунт. Никто не захочет лететь, пока не узнает... Уж если даже сейчас, вместо того чтобы в поте лица завинчивать винтики... — Он развел руками.

— А, вы о том же? — догадался наконец Инженер. — И к чему вы пришли?

— Ни к чему. А ты?

— Да я тоже, но я искал некоторые наиболее общие и одновременно характерные черты явлений, с которыми мы столкнулись... И меня поразило, что автоматический завод не только работает по замкнутому циклу, но и это делает как будто небрежно: отдельные готовые изделия разнятся между собой. Помните?

Все согласно зашумели.

— Ну, а вчера Доктор обратил внимание на то, что отдельные двутелы отличаются друг от друга странным образом: у одних нет глаз, у других — носа, меняется количество пальцев, то же самое с цветом кожи. Все это колеблется в определенных границах, как бы в результате известной неточности процесса «органической» технологии — здесь и там...

— А ведь действительно интересно! — воскликнул слушавший с большим вниманием Физик.

А Доктор добавил:

— Да, наконец что-то существенное. А дальше? Дальше, — повернулся он к Инженеру, который смущенно покачал головой.

— Честно говоря, я не решаюсь вам сказать. Человек, когда он один, выдумывает разные...

— Да говори же! — крикнул Химик почти возмущенно.

— Если уж начал, — поддержал его Кибернетик.

— Я рассуждал так: там перед нами кольцевой процесс производства, разрушения и снова производства. Вчера вы также обнаружили нечто похожее на завод. А если это завод, он должен что-то производить.

— Нет, там ничего не было, — сказал Химик. — Кроме скелетов. Правда, мы не все осмотрели... — добавил он с сомнением.

— А если этот завод производит... двутелов?. — тихо спросил Инженер и среди общего молчания продолжал: — Система производства была бы аналогичной: серийной, массовой, с отклонениями, вызванными, скажем, не столько отсутствием контроля, сколько своеобразием процессов, протекающих так, что возникают определенные отклонения от запланированной нормы, которые уже не поддаются управлению. Скелеты тоже различались между собой.

— И... думаешь... они убивают тех, которые плохо сделаны? — изменившимся голосом спросил Химик.

— Вовсе нет! Я думал, что те... тела, которые вы нашли, что они вообще никогда не жили! Синтез удался настолько, чтобы создать организмы, снабженные мышцами, оснащенные всеми внутренними органами, но отклонение от нормы было так велико, что они были неспособны функционировать. Значит, они вообще не жили и были удалены, выведены из производственного цикла...

— А... ров под городом — это что? Тоже негодная продукция? — спросил Кибернетик.

— Не знаю, хотя в конце концов и это не исключено...

— Нет, исключено, — сказал Доктор. Он смотрел на подернутую голубой пеленой кромку горизонта. — В том, что ты говоришь, есть что-то такое... та сломанная трубка и другая...

— Может, через них вводились какие-нибудь питательные вещества во время синтеза.

— Это бы объяснило также, почему привезенный вами двутел как бы умственно недоразвит, — добавил Кибернетик. — Он был создан сразу таким взрослым, не разговаривает, у него отсутствуют какие бы то ни было знания...

— Э, нет, — вмешался Химик. — Наш двутел все-таки кое-что знает — он боялся не только возвращения в тот каменный приют, это в конце концов можно как-нибудь понять, он и зеркальной полосы тоже боялся. Кроме того, он что-то знал о световом отражении, о той невидимой границе, которую мы пересекли...

— Если развить гипотезу Генриха, создается картина, которую трудно принять. — Координатор говорил, а сам рассматривал песок под ногами. — Первый завод производит неиспользуемые детали. А тот, другой? Живых существ? Зачем? Ты думаешь, что они... тоже вводятся в кольцевой процесс?

— Перестань! — крикнул Кибернетик, вздрогнув. — Ты ведь не говоришь этого серьезно?

— Постой, — Химик сел. — Если бы живые возвращались в реторту, то устранение несовершенных существ, которых нельзя оживить, было бы излишним. Впрочем, мы вообще не видели следов такого процесса...

В наступившей тишине Доктор выпрямился и обвел их глазами.

— Слушайте, — произнес он. — Ничего не поделаешь... Я должен это сказать. Мы попали под влияние производственной гипотезы, высказанной Инженером, и теперь силимся подогнать к ней факты. Так вот, из всего этого неопровержимо следует одно: что мы очень благородные и наивные люди...

Все смотрели на него с удивлением; по мере того как он продолжал, удивление росло.

— Вы только пытались представить ужасы и дошли до картины, которую мог бы вообразить ребенок. Завод, производящий живых существ, чтобы их уничтожить... Дорогие мои, действительность может быть хуже.

— Ну, знаешь! — взорвался Кибернетик.

— Подожди! Пусть говорит! — остановил его Инженер.

— Чем больше я думаю обо всем пережитом нами в этом поселке, тем сильнее убеждаюсь: мы видели совсем не то, что нам казалось.

— Говори яснее. Так что же там делалось? — спросил Физик.