Укротители моря - Джулиан Стоквин

Ренци пробормотал что-то ободряющее. Однако его утешение, как ни странно, оказало на Кидда противоположное воздействие; чувство неудовлетворенности овладело им с новой силой.

– Для тебя все легко и просто. Ты родился в дворянской семье и всю жизнь провел в этом обществе, – с горечью произнес он. – Вот почему ты можешь спокойно рассуждать о лошадях, поместьях и политике наравне с такими же, как и ты. А думал ли ты о том, каково мне все это? Я сижу там, словно кот на сковородке, слушаю всю эту тарабарщину и чувствую себя совершенно чужим…

Подошедший плотник прервал их разговор, Кидд рассеянно выслушал его доклад. Двадцать два дюйма воды в трюме: если он оставит все как есть, тогда ночной вахте придется немало повозиться, собирая и опуская большой насос на цепи, и, конечно, все будет сопровождаться ужасным лязгом и скрежетом, что не даст выспаться подвахтенным внизу. Ему надо что-то предпринять до того, как он сдаст вахту.

Ренци спокойно говорил ему:

– Том, взвесь все хорошенько. Всем нам приходилось учиться вежливости и учтивым манерам, тому, что нужно знать джентльмену. Просто мы занимались гораздо дольше, чем ты. Понимаешь? Ты всему научишься, только потерпи немного, и тогда…

– Черт побери! – не удержался Кидд. – Ты принимаешь меня за дрессированную обезьянку? Научиться самым разнообразным штучкам и показывать их в компании? Неужели именно так становятся джентльменом?

Лицо Ренци окаменело.

– Ты становишься невыносимым, мой друг, – мягко заметил он.

– А я устал от твоих въедливых намеков. Какой ты друг, если все, что ты можешь сказать, это…

Ренци развернулся и пошел прочь.

– Николас! Я не то имел в виду, говоря…

Ренци остановился, Кидд схватил его за плечо. Сначала Ренци застыл на месте, потом неспеша повернулся, скрестил руки на груди и отстраненно взглянул на него.

– Я очень много размышлял, Николас. Одним словом, думал о том, кто я, – Кидд вздернул подбородок. – До сих пор я чрезвычайно гордился тем, что я военный. Жизнь мне казалась простой и ясной. Я шагал по жизни, словно по палубе. Но теперь я растерялся и растерял всех моих друзей.

– Как прикажешь тебя понимать, Том, ты жалеешь, что стал офицером?

Кидд молча смотрел вдаль, наступила долгая и томительная пауза.

– Николас, можешь считать, что во мне говорит чувство собственного достоинства или упрямство… конечно, я никогда не буду больше матросом, и нечего жалеть об этом. Офицер занимает совсем иное положение в обществе, он продвигается по службе. Хотя офицеры-джентльмены надсмехаются над жалким пьяницей за его спиной, он напивается в стельку, потому что не знает, о чем говорить, пока те веселятся на берегу. Уж лучше быть сливками на дерьме, чем дерьмом на сливках, черт побери.

Ренци поморщился:

– Потом ты, возможно, пожалеешь, что отказался от своего счастья.

– Разве я сказал, что отказался? Я просто не знаю, что делать, вот и все.

Ренци вежливо откашлялся.

– У меня нет ни малейшего желания обвинять тебя в этом, дорогой друг, но я по-прежнему считаю, что перед тобой только один-единственный путь, от которого ты, кажется, собираешься отказаться. Пока это все будет тянуться, ты должен стараться проявлять свои лучшие качества, чтобы походить во всем на джентльмена – внешностью, речью, делом. Тогда и только тогда ты займешь подобающее тебе место в обществе.

Несмотря на угрюмое молчание Кидда, Ренци все-таки выудил у него ответ.

– Я подумаю об этом.

Больше ему ничего не удалось добиться от Кидда.

Конвой двигался на север, туда, где холодное Лабрадорское течение, которое возникало в ледяных водах около полюса, встречалось с Гольфстримом. Там возникали туманы – кошмар мореплавателей. До конца плавания оставались считанные дни. Чтобы добраться до желанной гавани, предстояло пройти мимо мелей Больших банок громадного залива Святого Лаврентия и обогнуть мыс Гонок.

Часть судов, плывущая до Галифакса, отделилась от конвоя, и теперь в его составе находились в основном небольшие суда, которые везли снаряжение и припасы для трескового промысла, да еще несколько больших судов, направляющихся в Сент-Джон и затем в Соединенные Штаты. После полутора месяцев плавания Кидду, узнававшему любое судно по его очертаниям, было даже как-то непривычно не видеть многих знакомых силуэтов.

В последние дни ветер стих, волнение на море спало. Море, недавно оживленное пенистыми изломами невысоких волн, успокоилось. Судно тихо ползло вперед по серой водяной глади, волны уже не бились, а еле слышно плескались. Корабль вошел в зону экваториального штиля, однако было ощущение, что судно двигалось, словно увлекаемое дыханием океана.

Неожиданно раздался крик дозорного с марса гротмачты:

– Корабль! Впереди по курсу корабль. К северу!

На палубе возникло легкое оживление. Еще слишком еще рано было ожидать появления шлюпов или канонерок из Сент-Джона, однако одинокий парус своим дерзким видом невольно возбуждал подозрение, что судно военное.

– Срочно известить капитана, мне необходимо видеть его на мостике, – отдал приказ вестовому вахтенный офицер, сейчас им был Адамc. Однако Хоугтон уже поднимался на шканцы, лицо его было суровым и мрачным.

– Буду вам благодарен, мистер Кидд, если вы поднимитесь на марс и доложите о том, что вы там увидите.

Кидд взял у Адамса подзорную трубу и пошел к вантам, чувствуя на себе взгляды всех, кто стоял на палубе. Когда он перелезал через футокс на ванты, его треуголка свалилась на палубу. Ничего, в следующий раз, если он полезет наверх, он не забудет снять ее. Кидд взбирался все выше и выше, пока не добрался до грот-марса, дозорный чуть подвинулся, уступая ему место.

– В какой стороне? – спросил Кидд, переведя дух. Прямо по их курсу на самой линии горизонта виднелось крошечное пятнышко на фоне серого моря. Он поднес к глазу трубу, но на такой высоте даже при спокойном море трудно было удерживать трубу так, чтобы разглядеть что-либо на горизонте. Он прислонился спиной к брам-стеньге, ногами уперся в поперечный салинг и наконец увидел бледное пятно, похожее на пирамиду парусов. Сердце у Кидда подпрыгнуло. Окуляр трубы ушел в сторону, расплывчатое пирамидальное пятнышко на минуту исчезло.

– Что вы видите? – низким голосом рыкнул снизу Хоугтон.

Кидд опять поводил трубой, ничего. Напрягая зрение, он заметил короткие отблески на пятнышке, они становились резче и больше, но из-за качки ему все никак не удавалось разглядеть их. Он уже приготовился спуститься вниз, как вдруг заметил бледный свет солнца, скользнувший вдоль горизонта. Он сделал еще одну попытку.

Им навстречу двигалось нечто яркое и блестящее. Кидд всмотрелся и увидел ледяную пирамиду, сверкающую в солнечных лучах.