Лев Гумилев: Судьба и идеи - Сергей Лавров

Трудов К. Хаусхофера в наших библиотеках почти не было, если и попадались, то в спецхранах. Однако одна книжка, видимо, имела необычную судьбу: ее нашли в Русском географическом обществе, и не в библиотеке, а... за шкафом. На титульном листе стоял штамп: «Зенитный полк № 1». Самое интересное, что эта книга вышла в 1941 г. и, видимо, за несколько недель до нападения на СССР. Любопытен и немалый тираж – 25 тысяч. Книга, казалось бы, далека от евразийских сюжетов, ибо называется «Япония создает свою империю» (Haushofer Karl. Japan baut sein Reich. Berlin. 1941). Тем не менее там есть поистине удивительные слова: «Евразийская политика вместе с Японией и Советским Союзом – высочайшее веление времени». Может быть, именно эти слова больше всех других деяний генерала обусловили полное его «отключение» от всех властных структур «третьего рейха».

Своеобразным парадоксом стало то, что в России не знали не только западных мыслителей, но и выдающейся фигуры русской науки и политики – П. Савицкого, тогда как он был известен в остальном мире. Автор нашумевшей в 90-х гг. статьи «Столкновение цивилизаций» (1993) профессор Гарвардского университета Самюэль Хантингтон отмечал «характерную для русской общественности новоприобретенную популярность идей П. Савицкого»265. Если бы так было! Необходимо заметить, что единственная диссертация и монография, посвященная евразийству до 80-х гг., была написана и защищена в ФРГ Отто Бёссом в Висбадене в 1961 г. (Boss Otto. Die Lehre der Eurasier. Wiesbaden. 1961), когда у нас и слова «евразийство» не знал никто, кроме сверхузкого круга специалистов.

Говоря о своих ближайших единомышленниках, Н. Трубецкой называл их союз – «хоровой личностью тройки – людей ни в чем основном никогда друг с другом не спорящих». Они сохраняли эти отношения до конца жизни. Н. Трубецкой, правда, умер рано – в 1938 г., а Г. Вернадский еще в 1927 г. уехал в США, но оттуда он активно переписывался с П. Савицким вплоть до смерти последнего, последовавшей в 1968 г.

Есть еще одна, правда, парадоксальная, причина выделения этой «тройки»: обвинения в адрес движения в сотрудничестве с большевиками, чуть ли не с ГПУ—НКВД. Начало этому было положено известным в свое время и довольно тенденциозным романом Л. Никулина об операции «Трест», а продолжение следует вплоть до 90-х гг. (А. Янов). В действительности эти обвинения касались лишь второстепенных авторов-евразийцев. В отличие от Л. Никулина коллизии евразийцев в годы операции «Трест» очень объективно и на основе большого архивного материала описываются С. Рыбасом и Л. Таракановой в историческом романе «Похищение генерала Кутепова»266.

И все-таки даже в этой выдающейся «тройке» П. Савицкий особо выделялся своей верностью евразийству: будучи председателем Евразийского комитета (до 30-х гг.), он взвалил на свои плечи всю организаторскую работу, постоянно находясь в переездах между европейскими столицами. Кроме того, он был главным идеологом евразийства, давшим имя новому направлению. Он заразил других лидеров евразийства геополитическим подходом. Показательно, что один из критиков евразийства историк А. Кизеветтер называл П. Савицкого «шефом евразийства»267. С этим определением не расходятся и современные оценки268.

Многократно, а особо в конце 20-х – начале 30-х гг., Савицкому в одиночку приходилось парировать многочисленные и все более злобные нападки на евразийство с самых разных сторон, и он делал это с огромным искусством и публицистическим блеском. Его стихия – предисловия к новым сборникам. Особо содержательна такая «передовица» к книге «В борьбе за евразийство» (1931).

Теперь следует сказать несколько слов о критике евразийских взглядов, тем более что она удивительно похожа на современную. В «анти-евразийском фронте» эмигрантской печати особо выделялись «правые», призывавшие сделать из евразийцев «секомых», выставить их листовки «на позор», а их самих «пригвоздить». Известная Зинаида Гиппиус так говорила о смене вывесок «СССР» на «Евразия»: «Мы уж знаем, что за вывесками осталось бы то же, лишь обозначенное другими буквами: вместо ЧК – положим ДУ – «Добродетельное учреждение» или БеПе, «Благое Попечительство» и т. д. Но в отношении церкви перемена будет поглубже, поядовитее. Из помехи, из гонимой, предполагается, украсив приятными словами, возвести ее в чин служащей порядка не коммуно-большевицким, а евро-большевицким»269. Вспомним А. Янова, эмигрантскую «Русскую мысль», малоизвестного г-на Сендерова и др. Не правда ли, все оказывается уже было и давно...

Другой известный и в общем-то уважаемый персонаж русской истории начала века – В. Шульгин считал, что «евразийство есть вид злости». П. Савицкий парировал: «Не из злости родилось евразийство, хорошо или плохо – евразийство есть выражение воли к созиданию и творчеству»270.

Доставалось евразийству и от либеральной части эмиграции. П.Н.Милюков, выступая в Праге в 1927 г., говорил, что оно «родилось в результате внешнего поражения и внутреннего разгрома, когда в русском обществе усилились национализм и вражда к иностранцам»271. П. Савицкий ответил Милюкову стихотворением, в котором есть такие строки:

Ты враг, ты недруг евразийства,Отсталость – вот Руси закон,Все прочее – плоды витийстваИ самый пустозвонный звон272.

Куда злее эти мысли выражал некий Н. Чебышев. «Евразийство, – по его словам, – порождение эмиграции. Оно подрумянилось на маргарине дешевых столовок, вынашивалось в приемных в ожидании виз, загоралось после спора с консьержкой, взошло на малой грамотности, на незнании России теми, кого революция и беженство застали подростками»273.

В злобной критике евразийцев почти все было неправдой. И не в эмиграции зародились основные их мысли. Так, статья Г. Вернадского «Против солнца. Распространение русского государства к востоку» была напечатана в России еще в 1914 г., а первые работы П. Савицкого появились в «Русской мысли» в 1915 г.274. Нелепо было говорить и о «малой грамотности» отцов евразийства; каждый из них стал известным в мировой науке еще до рождения евразийства.

6.2. Трудные поиски «идеи-силы»

Русскому мышлению столь же чужды категории западного мышления, как последнему – категории китайского или греческого.

О. Шпенглер

Евразийская позиция – это «третий путь» – ни большевизма, ни царизма, или, согласно современному автору, «консервативная революция»275. На мой взгляд, самое главное, коренное отличие евразийцев от всех других сил эмиграции состояло в том, что судьба страны для них важнее судьбы режима.

Казалось бы, они ближе всего к славянофилам, но Н. Бердяев обличал их в том, что они «неверны русской идее, порывают с лучшими традициями нашей религиозно-национальной мысли. Они делают шаг назад по сравнению с Хомяковым и Достоевским, и в этом они духовные реакционеры»276. Еще резче о евразийцах писал А. Кизеветтер: «Нам важно установить глубокую бездну между славянофильством и евразийством. У славянофилов было то, что поднимало народную гордость: предназначение своего народа. Нам же евразийцы говорят о племенной национальной гордости, когда полагают, что Россия – отпрыск Чингисхана»277. Простенькая логика: если вы не за славян, – плохо, еще хуже, если вы за родство России и монголов. По-вашему, «Москва выросла и укрепилась по приказу хана», – значит, нам с вами не по пути... И кого это я, А. Кизеветтер, обучал истории в Московском университете?.. П. Савицкого... «Стыдно!»278.

Миру русской духовности они (евразийцы) противопоставляли мир западников и критиков первой половины XIX в., а позже – мир Добролюбова, Писарева, Михайловского, большевиков279. Антизападная линия и критические оценки западной демократии сближали их со славянофилами; не случайно за рубежом евразийцев называли «славянофилами эпохи футуризма»280.

Но славянофилы недооценивали экономических факторов, не понимали необходимости сильного государства. П. Савицкий отмечал и другое: славянофилы недооценивали своеобразие отдельных славянских народов. «Поляки и чехи, – писал он, – в культурном смысле относятся к западному «европейскому» миру, составляя одну из культурных областей последнего»281. Все это настолько ясно в 90-х гг., через 70 лет после этих замечаний евразийца, что противоположные идеологически Л. Гумилев и С. Хантингтон считают так же.

Евразийцев тогда не просто не любили, их ненавидели. Иван Ильин писал о грядущем «урало-алтайском чингисханстве», а П. Струве – учитель Савицкого в былые петербургские годы – называл евразийцев «стервецами», злобно добавляя, что главнейшим азиатским даром для судеб России была «монгольская рожа Ленина»282.