Все дни, все ночи. Современная шведская пьеса - Пер Улов Энквист

не верю... Столько денег мы в нее вбухали... Стоило оплачивать твое образование! Или ты задумала дать нам пощечину? Может, ты просто-напросто прикидываешься?

Анна. Катись ты к дьяволу, мерзавка!

Маргарета. Ух!

Анна (Хенрику). Неужели ты не можешь заткнуть ей рот?

Маргарета. По-моему, пора задать ей хорошую трепку. А может, оплеуху вкатить? Почему ей не надавали оплеух тридцать лет назад!

Анна. Ей-богу, у тебя крыша поехала!

Хенрик. Так далеко дело еще не заходило!..

Эва. Пожалуй, я пойду.

Маргарета. Нет, дружок, не уходи. Кто знает, что может случиться.

Анна. Вы не потратили ни одной кроны, ни одного эре на мое образование. За все платила я сама, и в ближайшие пятьдесят лет, заруби себе это на носу, я выплачу свой долг государству. А от вас я ломаного гроша не получила на свое учение.

Маргарета. Учение на кого... Ха-ха-ха!

Анна. Ни одного вонючего гроша! Не ври!

Маргарета. Кем это ты собиралась стать?

Анна. Не твое дело!

Маргарета. Кажется, психологом... Или философом?

Анна. Не твое дело!

Маргарета. Философом! Ха-ха-ха!

Хенрик. Интересно, что думают соседи.

Анна. Мне пришлось подрабатывать в литературном кафе, чтобы иметь возможность учиться! Так что возьми свои слова обратно! (Кричит.) Возьми их обратно!

Хенрик. Перестань кричать!

Маргарета. Не говоря уже о трех или четырех абортах от разных мужиков!

Хенрик. Говори потише!

Маргарета. Я? Я должна говорить потише?

Анна. Возьми свои слова обратно!

Маргарета. Не возьму. Ни одного слова не возьму обратно. Это мой дом, мой муж, а вы — мои дети. И будьте добры вести себя как положено.

Анна. Мои аборты не твое собачье дело!

Хенрик уходит.

Анна. Это мои аборты! Их перенесла я, а не ты, и ты ничегошеньки не знаешь! Ты никогда ничего не родила — нами ты, наверно, в туалет сходила! И к тому же я двенадцать лет прожила с одним и тем же мужиком! Целых двенадцать! Тебе этого мало?

Маргарета (почти истерически). А я прожила с Хенриком сорок четыре года! Сорок четыре!

Анна. Еще бы! Ведь ты его привязала, приковала и вертела им как хотела!

Маргарета. Дать тебе пепельницу, Анна?

Анна. А мы с Эвой были у тебя в заложницах, иначе он давным-давно сбежал бы.

Хенрик (возвращается). Прошу вас...

Анна. Ты мастерица приковывать людей, но меня ты больше не привяжешь! Я свободна!

Хенрик. Анна! Хватит уже!

Маргарета. О Господи... Вообще-то надо бы смеяться, все это до того смешно, что лопнуть можно.

Хенрик. И ты, Маргарета. Прошу тебя. Прошу.

Маргарета. Если память мне не изменяет, твоей главной проблемой в детстве было то, что тебе пришлось носить пластинку для зубов.

Хенрик. Ну, это уж слишком. Я больше не могу.

Маргарета. Нам известно, как ты поступаешь, когда больше не можешь.

Хенрик. Я ухожу.

Маргарета. Вот именно. Уходишь.

Анна. Ничего не выйдет. Я пыталась уйти с четырех — или пятилетнего возраста.

Маргарета. Ты просто дрянная балаболка.

Анна. Даже во сне. Даже во сне.

Маргарета. Сядь, Хенрик.

Анна. Каждую ночь во сне я ходила, пытаясь вырваться отсюда.

Маргарета (Эве). А ты молчишь? Сидишь и молчишь. К тебе это отношения не имеет, правда ведь?

Анна. И все же во сне мне это удавалось! Я уходила!

Маргарета. К нам с тобой это отношения не имеет. Это все слова, пустые слова. (Берет Эву за руку.) Не бросай меня.

Эва. Нет, нет!

Маргарета. Обещай мне.

Эва. Я тебя не брошу.

Анна. Берегись! Она и тогда стояла у входной двери.

Маргарета. Меня как в могилу закопали, как в могилу.

Анна. Она преграждала мне путь, не давала уйти, и я говорила...

Маргарета. Что ты говорила? Что она говорит теперь?

Анна. Мне приходилось лгать, потому что она была такой страшной, такой зловещей.

Маргарета. Вранье и выдумки.

Анна. Я говорила, что мне надо на урок музыки, что я спешу.

Маргарета. Не бывало этого никогда.

Анна. Я знаю, знаю.

Маргарета. Никогда ты не ходила во сне. Никогда. Никогда.

Анна. Ходила. Мне Берит рассказывала.

Маргарета. Боже ты мой! Берит!

Анна. Спроси у нее.

Маргарета. Опять эта Берит.

Хенрик. Может, нам заняться чем-нибудь другим?

Анна. Вот и все, что ты можешь сказать!

Маргарета. Чем же это, например? Стряпней что ли, по-твоему? На это есть Берит.

Анна (плачет). Она была такая добрая. Заботилась обо мне.

Хенрик. Уже поздно, и я...

Эва. И ты?

Пауза.

Хенрик. Я становлюсь... Мне кажется... Я уже больше не знаю, кто я такой.

Маргарета. Да. (Встает.) И я тоже. (Об Анне.) Я не знаю, кто она, зачем она приходит сюда и каждый раз устраивает скандалы. И так будет продолжаться еще сорок лет, даже если к тому времени я стану прахом.

Анна (Хенрику). Вот и хорошо, папа. Очень хорошо.

Хенрик. Что именно?

Анна. Что ты не знаешь больше, кто ты такой.

Хенрик. Чего же тут хорошего? По-моему, не очень-то приятно.

Маргарета. Ты не можешь прописать своей несчастной дочери какой-нибудь транквилизатор?

Эва. Собрил.

Анна. Ей-богу, ты хуже Медеи.

Маргарета. Медеи?

Анна. Мужик в юбке.

Эва. Наверняка симпатичный персонаж.

Анна. А ты, папа, превратился в собаку.

Маргарета. Как быть тем, кто замечает, что вместе им плохо, но сознает свою ответственность?

Анна. Я видела тебя на днях на Эстермальмском рынке и была потрясена, таким жутко одиноким и потерянным ты казался. И я поняла, что твоя жизнь — катастрофическая пустота... Все связи с миром оборваны. Не понимаю, как у тебя по утрам хватает сил встать. У тебя почти не осталось пациентов, вид у твоего кабинета кошмарный, все заросло грязью.

Маргарета. Ничего подобного. Раз в неделю я делаю уборку... А Эва приносит свежие газеты и журналы.

Эва. Да, и ты принесла свои театральные журналы, или как их там еще.

Анна. Ты прописываешь всем одну и ту же дурацкую микстуру от кашля и успокоительные пилюли, потому что их можно назначить, не задавая лишних вопросов, у тебя слишком чувствительная душа, ты не веришь, что можно кому-то помочь... Мне все известно, папа, я знаю пациентов, которые побывали у тебя... пришли один раз и больше не вернулись. Ты целых полчаса выписываешь этот распроклятый рецепт. И ничего не объясняешь больным. И я никогда не могла на тебя положиться, потому что ты не настоящий отец, а так — понарошку.

Маргарета. Вот чем кончается, когда ходят к психоаналитику.

Анна. Я видела, как ты брел по Эстермальмскому рынку, со своим стареньким портфелем, в