Сводный Тиран - Вероника Царева

свежего воздуха.

— Что между нами происходит? — выдаю я, прежде чем успеваю себя остановить.

Костя вдруг стал совсем другим. Менее злым и более рассудительным, но я не могу понять, что изменилось, кроме его отношения. Такое впечатление, что он подавляет свои чувства.

Он болен? Он ударился головой? Как будто передо мной прежний Костик, как будто он снова мой друг, а не заклятый враг.

Может, я так сильно скучала по нему все эти годы, что теперь просто представляю, что он добр ко мне. Но его нежные руки и мягкий голос, это реально, невозможно нафантазировать. Он помогает мне подняться по лестнице и дойти до моей комнаты, где провожает до кровати, а затем мягко надавливает на мои плечи, чтобы я села.

— Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, что с нами происходит? — наконец задает вопрос, поражая меня.

Я почти забыла, что спрашивала его об этом.

Вздохнув, я протяжно выдыхаю.

— Я имею в виду, ты хорошо ко мне относишься, помогаешь мне…

Закатив глаза, он игнорирует мой вопрос и вместо этого задает свой:

— Тебе помочь раздеться?

— Кто ты и что ты сделал с малоприятным, сердитым Костей?

Он хочет улыбнуться, его губы изо всех сил пытаются растянуться в стороны, но он сдерживается.

— Одежда, Лер. Ты хочешь ее снять? Я помогу тебе, если нужно.

На самом деле мне не нужна помощь, я, наверное, справлюсь сама, но я хочу, чтобы он помог мне. Я хочу чувствовать его руки на своей коже, ощущать наэлектризованность воздуха, когда он касается меня. Я не должна этого хотеть. Не должна…

Что со мной не так?

Хихикнув, я говорю:

— Уверена, я бы справилась…

И поскольку терпение никогда не было сильной стороной Кости, он, не дав мне договорить, хватается за низ моей футболки.

— Подними руки, — бескомпромиссно приказывает он.

Я делаю, как он говорит, и он снимает с меня верх. Прохладный воздух касается моей разгоряченной кожи, и я дрожу, легкие мурашки покрывают мои руки.

— Зачем ты это делаешь… — бормочу я себе под нос.

Алкоголь не дает мне разумно мыслить.

Он игнорирует мой комментарий и вместо этого тянется к моим туфлям, снимает их и ставит на пол. Его голубые глаза встречаются с моими, в них чувствуется голод, но это отнюдь не пугает меня.

Это обычный взгляд для Кости: колкий, собственнический и заставляющий дрожать. Он легонько подталкивает меня за плечи, заставляя лечь обратно на кровать. Мой пульс учащается, сердце бьется о грудную клетку, словно пытаясь вырваться и улететь.

Затем он расстегивает пуговицу на моих джинсах и медленно стягивает их с ног.

Когда он заканчивает, я остаюсь на кровати в одних черных кружевных трусиках и лифчике, и почему-то даже это кажется слишком большим количеством одежды.

Я извиваюсь на кровати, надеясь, что он еще не ушел и в этот момент косточка моего лифчика упирается в бок моей груди. Дурацкие лифчики, кто вообще придумал это приспособление для пыток.

— Ты, наверное, не знаешь… ты же парень и у тебя нет груди, но лифчики становятся очень неудобными через некоторое время. Это совершенно не то, в чем хочется спать…

Моя речь прерывается. Я смотрю на него, не в силах оторвать взгляд от его самодовольного, высокомерного, невыносимо красивого лица.

— Ты серьезно просишь меня снять с тебя лифчик? Потому что, должен сказать, у меня никогда не было цыпочек, которые просили бы меня снять с них лифчик только для того, чтобы они могли лечь спать. В большинстве случаев все это заканчивается по-другому.

— Может тогда ты отвернешься?

— Нет, Лер, не отвернусь и не уйду. Я хочу видеть…

Он смотрит на меня сверху вниз несколько секунд, словно взвешивает варианты, обдумывая, хорошая это идея или нет. Не делай этого, — думаю я про себя, втайне желая его искусить.

Сделай это. Прикоснись ко мне.

Нет. Нам нельзя. Я ненавижу его за то, что он ненавидит меня.

Словно приняв решение, он вздыхает и наклоняется ко мне, просовывая руку мне под спину. Я ощущаю его теплые пальцы, и снова вздрагиваю от нежных прикосновений.

Я выгибаю спину, чтобы дать ему лучший доступ и для того, чтобы подразнить его, прижимаясь грудью к его лицу. Удивляюсь, когда он быстро расстегивает лифчик одной рукой, даже не возясь с крючками сзади.

— Впечатляет, у тебя просто потрясающие навыки, — поддразниваю я.

— Ты еще ничего не видела.

Озорной блеск в его глазах говорит мне, что, скорее всего так оно и есть. Костя опытнее меня в тысячу раз. Раньше у меня были только поцелуи, объятия, но никогда ничего больше. Никогда я не хотела зайти так далеко. И это так странно, хотеть того, кто хочет разрушить твою жизнь, хотеть человека, который не раз обливал грязью.

Я наверное ненормальная. Бракованная. Но об этом буду думать и ругать себя завтра…

Прежде чем он успевает выпрямиться и отстраниться, я обхватываю его шею руками и пытаюсь притянуть к себе. Он огромный, высокий и мускулистый. Все, о чем я могу думать, — это вес его тела на моем, наши касания, его пальцы, впивающиеся в мои бедра, пока он вводит в меня свой затвердевший член, наконец избавляя меня от невинности.

Предвидя мой следующий шаг, его пальцы обхватывают мои запястья, останавливая дальнейшее продвижение.

О, черт. Похоже, у этого засранца проснулась совесть.

— Ты пьяна. Спи, Лера.

— Ты пьяна. Спи, Костя, — передразнила я, высунув язык.

— Невыносимая. В тебе мало что изменилось. Ты все еще заставляешь меня хотеть тебя придушить, — горячо признается он.

— Я чувствую к тебе тоже самое, — говорю я, прежде чем выскользнуть из лифчика и швырнуть его через всю комнату и быстро прикрыться покрывалом.

Я должна быть раскованней.

Я чувствую, как напрягаются мои соски, как они трутся о ткань, и я знаю, что если парень прикоснется к ним, прикоснется ко мне, они затвердеют до жестких пиков.

Возбуждение и похоть пульсируют во мне при этой мысли.

— Останься со мной, мы бы могли просто полежать, — хнычу я, надувая губы. Я не хочу, чтобы этот момент закончился между нами. Еще слишком рано. Я только почувствовала вкус прежнего Кости и еще не готова отказаться от него. — Пожалуйста… — говорю я секундой позже, потому что сомнение, мелькнувшее в его глазах, говорит мне, что он не хочет сдаваться.

Он выдыхает весь воздух в легких, и его челюсть сжимается. Он качает головой, как будто говорит себе, что не должен этого делать, не должен оставаться, но, как и я, он не может игнорировать то,