Гражданские войны - Аппиан

57. Цезарь же, под предлогом болезненного состояния удалившись с обеда, предложил друзьям продолжать его, а сам, одевшись в одежду частного человека и сев на повозку, тотчас отправился к судну как посланец Цезаря. Он и в дальнейшем отдавал все приказания через рабов, сам оставаясь закрытым и в течение ночи неузнанным. Когда наступила буря, рабы увещевали кормчего быть храбрым, указывая, что благодаря буре им скорее удастся проплыть незамеченными со стороны врагов, которые находятся поблизости. Кормчий плыл по реке, гребя изо всей силы. Когда лодка приплыла к устью и море с бурей и ветром задержало течение, рабы Цезаря погоняли кормчего, а когда кормчий, ничего не добившись, утомился и пришел в отчаяние, Цезарь, открывшись, крикнул ему: "Смелей направляйся навстречу буре. Ты везешь Цезаря и его счастье". Гребцы и кормчий были поражены, всеми овладело усердие, и судно благодаря усилиям кормчего выплыло из реки. Ветер и волны открытого моря подгоняли их к берегу, так что они стали опасаться, как бы с наступлением утра они при свете не были обнаружены врагами. Цезарь, негодуя на божество, как бы с недоброжелательством к нему относящееся, разрешил корабль направить обратно. Подталкиваемый быстрым ветром, корабль вновь вплыл в реку.

58. Что касается Цезаря, то одни удивлялись его смелости, другие упрекали, что он предпринял дело, подобающее солдату, но не военачальнику. Цезарь, уже не надеясь впредь сам сделать это незаметно, приказал вместо себя плыть Постумию и велел Габинию привести немедленно войско морским путем. Если же Габиний ослушался бы, то поручить это Антонию, если и этот откажется, то Калену. На тот же случай, если все трое не решатся, Цезарь написал письмо к самому войску, не пожелает ли кто из воинов последовать за Постумием на суда, и чтобы те, которые отправятся, пристали в то место, куда их пригонит ветер. Кораблей не жалеть, ибо не в кораблях нуждается Цезарь, а в людях.

Таким образом, Цезарь больше доверялся удаче, чем расчету. Помпей же, спеша опередить противника, выступил, подготовившись к сражению. И случилось, что когда двое из воинов Помпея исследовали середину реки, чтобы знать, где она более всего проходима, в это время кто-то из войска Цезаря, подбежав, убил обоих. Помпей, считая это дурным предзнаменованием, снялся с лагеря. По мнению всех, это была ошибка со стороны Помпея, так как он упустил самое удобное время.

59. Когда Постумий прибыл в Брундизий, Габиний, не подчинившись приказу Цезаря, повел всех желающих через Иллирию, нигде не делая привала. Они почти все были уничтожены иллирийцами. Цезарь вынужден был это перетерпеть, так как был занят. Антоний же, посадив других на корабли, поплыл мимо Аполлонии под парусами при попутном ветре. Когда к полудню ветер ослабел, 20 кораблей Помпея, направленные на обследование моря, заметили врагов и стали их преследовать. Ими, так как на море было безветрие, овладел сильный страх, чтобы военные корабли не пробуравили их своими медными носами и не потопили. И корабли Помпея уже должным образом приготовились, уже стали направлять камни из пращей и стрелы. Но вдруг налетел ветер сильнее прежнего, и они, развернув немедленно большие паруса, встретили неожиданный ветер и поплыли уже без страха. Суда вражеские отстали, жестоко претерпевая от бури, ветра и высоких волн, и с трудом прорвались к каменистой и лишенной пристаней суше, захватив из кораблей Цезаря всего два, застрявших в болоте. Антоний со всеми остальными причалил в так называемый Нимфей.

60. Войско Цезаря было уже все в наличности, так же как и у Помпея. То и другое расположились лагерем друг против друга на множестве укреплений на холмах. Обе стороны предпринимали частые стычки вокруг каждого укрепления, проводили вокруг него рвы, осаждая взаимно друг друга, то подвергая противника, то сами попадая в затруднительное положение. В одном из таких сражений войско Цезаря, как оказалось, уступило войску Помпея. Один центурион, по имени Сцева, совершивший много блестящих дел и раненный в глаз стрелой, выступил вперед и сделал знак рукой, что желает что-то сказать. Когда наступило молчание, он крикнул известному своим мужеством центуриону Помпея: "Спаси человека, равного тебе, спаси друга, пришли мне людей, которые бы вывели меня за руки, так как я ранен". Когда к нему как к перебежчику подбежали два человека, он одного из них убил, другому пробил плечо. Так поступил он, когда уже перестал надеяться на свое спасение и на спасение укрепления; но тем самым он внушил всем другим стыд и воодушевление, и укрепление было спасено, несмотря на то, что сам начальник укрепления, Минуций, сильно пострадал и был, как говорят, сто двадцать раз уязвлен в щит, имел шесть ран на теле и лишился, как и Сцева, глаза. Цезарь почтил героев многими наградами, а сам, так как кто-то из Диррахия подготовлял предательскую сдачу города, отправился с немногими людьми, как было условлено, к воротам Диррахия и святилищу Артемиды.[222] В эту же зиму зять Цезаря вел ему еще войска из Сирии. Гай Кальвизий, столкнувшись с ним в Македонии, был им побежден, и из целого легиона у него в этой битве осталось только 800 человек.

61. К Цезарю совершенно ничего не поступало со стороны моря, так как Помпей держал его в своей власти. Войско Цезаря голодало и делало хлеб из травы. Перебежчики, желая порадовать Помпея, принесли ему этот «хлеб», но Помпей не обрадовался, а сказал: "С какими зверями мы сражаемся". Цезарь по необходимости собрал все свое войско, чтобы этим вынудить и Помпея, вопреки его воле, к сражению. Но Помпей, заняв большинство укреплений, оставленных Цезарем, больше ничего не предпринимал. И Цезарь, в великой досаде, занялся делом трудным и рискованным — окружить со стороны моря весь лагерь Помпея сплошной стеной; предприятие, которое, как он полагал, ему должно принести великую славу по одному лишь смелому замыслу, даже если оно и не увенчается успехом. Длина стены были 1.200 стадий.[223] Таким делом занялся Цезарь. Помпей же проводил рвы, направленные против Цезаря, и возводил сооружения со своей стороны. Так они оба лишали смысла задуманное ими дело. В то время было между ними одно большое сражение, в котором Помпей блистательно обратил в бегство войско Цезаря и преследовал бегущих до самого лагеря, отняв у них много знамен. И даже «орла», самое главное знамя у римлян, тот, кто его нес, едва успел перебросить через вал к тем, что находились внутри.

62. Когда поражение Цезаря стало окончательным, Цезарь с другой стороны повел новую часть, но и этой овладел такой великий страх, что, когда вдали показался Помпей, они не смогли ни остановиться, будучи уже у самых ворот, ни войти в них в боевом порядке, ни подчиниться приказаниям, но каждый бежал, где кому случилось, без оглядки, не внемля никаким приказам, лишившись стыда и разума. И несмотря на то, что Цезарь всюду поспешал, усовещевая своих воинов и указывая, что Помпей находится еще далеко, они на виду у него самого одни бросали знамена и убегали, другие от стыда склоняли головы, ничего не предпринимая, до такой степени ими овладел страх. А один из воинов, повернув знамя, направил заостренный конец в императора, но телохранители Цезаря его убили. Те же воины, которые входили, не организовали даже стражи, все было оставлено, и самый вал никем не охранялся, так что если бы Помпей совершил на него нападение, он и его мог бы взять своими силами и этим делом завершить всю войну, но Лабиен — такова была божья воля — убедил Помпея направить войска на бегущих. Помпей сам колебался: или потому, что, видя вал неохраняемым, подозревал какую-то хитрость, или же потому, что пренебрегал этим делом, считая исход войны уже решенным. Поэтому Помпей, направив войска на бегущих вне лагеря, многих убил и взял в этот день в обоих сражениях 28 знамен, но упустил уже второй случай полного окончания войны. Передают, что Цезарь сказал: война могла бы быть в этот день закончена, если бы враги имели во главе человека, умеющего побеждать.

63. Помпей, правда, чрезмерно превознося свою победу, сообщил о ней всем царям и городам и надеялся, что войско Цезаря, побуждаемое голодом и напуганное поражением, немедленно перейдет на его сторону, а в особенности военачальники Цезаря, которым приходилось бояться за совершенные ими ошибки. Они же — бог привел их к раскаянию — устыдились за свои проступки, и когда Цезарь их с кротостью упрекал и даровал прощение, еще более вознегодовали на самих себя и — такова была неожиданная перемена — стали требовать, чтобы, согласно отечественному закону, десятая часть их была казнена.[224] Когда Цезарь на это не согласился, они еще более устыдились и сознавали, что поступили незаконно по отношению к тому, кто этого совсем не заслужил, и стали требовать, чтоб он казнил хотя бы знаменосцев, так как, если бы те не повернули тыла прежде, они сами никогда не обратились бы в бегство. Когда Цезарь, и на это не соглашаясь, наказал лишь немногих, то всеми, благодаря его снисходительности, овладело такое воодушевление, что они потребовали, чтобы их тотчас повели на врагов. Они настаивали на этом весьма ревностно, призывая друг друга и обещая искупить свою вину блестящей победой. Цепью отряды обращались друг к другу по очереди, они клялись в присутствии Цезаря, что придут с поля битвы не иначе, как победителями.