Чужаки - Андрей Евпланов

- Надо будет набавить по три рубля на каждую рама за качество.- Потом подумал и добавил:- Вы тоже хорошо работали и поэтому получите премия - по рублю за рама.

Федор Христофорович не стал спорить с мастером. За то время, пока они вместе работали, он успел привыкнуть к его причудам... В сущности, Пиккус брал по-божески, то есть минимум из того, что мог бы затребовать за свои услуги, но почему-то не хотел в этом признаваться, и строил из себя жлоба. Что ж, сколько людей - столько странностей. Федор Христофорович понимал это - возраст у него такой был, когда многое видится как бы издалека.

Зато старый дом, который, казалось, уже навсегда сделал "вольно", как будто подтянулся. Теперь он напоминал старого солдата на плацу. И это не оставалось незамеченным для синюхинцев. У каждого из них вдруг находились какие-то дела на том конце деревни, где стоял дом Варваричева. Мужчины шли мимо, останавливались напротив дома, здоровались с хозяином и с мастером, некоторое время смотрели молча, как они работают, разглядывали и ощупывали сделанное, чесали в затылках или плевали себе под ноги и шли дальше, чтобы при случае сказать кому-нибудь: "А дачник-то подновляет свои "хоромы". Были и такие, которые пытались влезть со своими советами. Но Пиккус умел их отшить. Он неопределенно махал рукой, что могло быть истолковано и как "ладно, учтем" и как "шли бы вы со своими советами...".

Женщины всем своим видом старались показать, что им нет дела до новосела и его дома, но любопытные взгляды, которыми они ощупывали каждую досочку, каждый гвоздь, выдавали их с головой.

Для неизбалованных событиями синюхинцев и сам новоявленный односельчанин, и все с ним связанное стало любимой темой разговора. Чем бы ни начинались теперь беседы, они неизменно сводились к "полковничьему дому".

И только Степанида старалась избегать этой темы. Она вроде бы ничего не слышала и не видела или не желала слышать и видеть. Бывшее домовладение, казалось, перестало для нее существовать, как только оно сделалось бывшим.

Но вот однажды Васятка прибежал с улицы красный от возбуждения и затараторил взахлеб с порога:

- Кроют... Перед уже наполовину и планками... А сзади завтра. И я лазил, бабань... Гадом буду, лазил. И еще полезу.

- Я те полезу,- пригрозила внуку полотенцем Степанида на всякий случай.- Уймись.

Она еще не понимала, по какой это причине Васятка так разволновался, но знала твердо, что всякое перевозбуждение до добра не доводит, и потому не преминула осадить внука. Но он как будто не слышал ее.

- Дядя Федор... Дядя Пиккус...- захлебывался он своими словами.- В общем, я пошел... Там гвозди... Помогать.

- Стой,- сказала Степанида и поймала внука за руку.- Никуда ты не пойдешь.

Но Васятка вырвал руку и юркнул за порог.

- Стой, лында чертов,- крикнула Степанида.

Но его уже и след простыл. Тогда она вышла на улицу, чтобы еще раз пригрозить внуку полотенцем, и увидела такую картину: все небо, насколько глаза хватало, заполонили неуклюжие серые тучи, они нехотя ворочались там, как коровы в стойле, и земля как будто смотрела на все это, раскрыв рот, не шевеля ни единым листиком, ни даже пылью придорожной, а вместе с землей смотрели в небо и два старика на крыше ее бывшего дома, и сам дом всеми своими новехонькими оконцами, казалось, посматривал наверх весело и молодо, как мальчишка, который ждет теплого дождика, чтобы побегать по лужам босиком.

"А дом-то родителев я зря продала,- невольно подумалось Степаниде.- Не следовало его продавать. Или уж тысячу просить". Подумалось и тут же забылось, но где-то в глубине ее души уже зародилось сомнение, маленькая царапинка, которая, если ее не бередить, сама собой проходит бесследно, но если все время ее трогать - может превратиться в незаживающую язву.

Так и случилось. Вечером того же дня она опять пожалела о проданном доме.

Клавдия получила в совхозе какую-то премию, поехала в область и вернулась оттуда с цветным телевизором к большой радости всех домашних. Особенно радовался Васятка. Он тут же достал откуда-то плюшевую тряпку и кинулся протирать полированный ящик.

- Вот,- сказала довольная Клавдия.- Пользуйтесь. Я не то что некоторые - для всех стараюсь.

С Николая как будто сдуло всю его усталость. Он подхватился и полез на крышу прилаживать временную антенну, провозился с ней весь вечер и закончил уже затемно. Телевизор работал, но ничего не показывал. Клавдия утверждала, что загвоздка в антенне, а Николай доказывал ей, что все сделал как положено, просто телевизор неисправен, и хотел снять крышку, чтобы посмотреть, в чем там дело. Но Клавдия не позволила этого сделать, в сердцах назвала мужа уродом и рохлей и понесла телевизор к соседям, чтобы проверить, как он будет работать с настоящей антенной. Но телевизор и там не желал ничего показывать. Клавдия вернулась домой злая и затолкала телевизор ногой под кровать.

- Легче на поворотах,- не выдержал Николай.- Ведь денег стоит.

- Не твое дело,- сорвалась Клавдия.- Не ты платил - не тебе мне выговаривать. Сам-то рубля в семью не дашь, все маманьке в сундук складываешь.

- Так, невестушка, так,- вступила в разговор Степанида.- Выходит, ты одна всех поишь и кормишь, а мы тут все вроде как приживальцы.

- Я этого не говорила,- пошла на попятную Клавдия.- По мне все ладно.

Она пожалела, что начала этот разговор, но остановить свекровь было уже невозможно.

- Тогда ответь, невестушка, зачем ты тут воду мутишь, зачем во грех нас вводишь, словно вражья сила: сына стравливаешь с матерью, брата с братом. Так и кортит тебя в свое гнездо нагадить. Ведь это ты, бесстыжая, напела мне родителев дом за полцены продать. Думала попользоваться, гадина, а как не вышло, ты и мутишь воду.

- Сами вы гадина,- огрызнулась Клавдия, но заводиться не стала, весь пыл прошел.

- Дом продавать вообще не следовало,- сказал Николай.- Хороший, крепкий дом. Дядья наши умели строить. По теперешним временам такому дому цены нет. Вон у Фроликовых красновидовских изба вроде баньки, а дачников пускают и берут по двести рублей за лето. И дом за собой сохраняют, и пользу имеют с него.

- А если уж продавать,- продолжал рассуждать Николай,- то просить свою цену. Дом-то почти новый.

- Пап,- сказал вдруг Васятка,- а давай его отымем.

Все засмеялись, даже Клавдия, чувствовавшая за собой некоторую вину, и сам Васятка засмеялся, решив про себя, что таким образом взрослые одобряют его предложение. И в общем-то был прав. Степанида, так та совсем всерьез приняла идею внука. Правду говорят - старый что малый.

"А если и впрямь затребовать дом назад? Пойти к председателю сельсовета, поплакаться, дескать, продали дом по дурости. Мужик свойский, синюхинский, с Минькой вместе на фронт уходил, чай, не обидит, войдет в положение..."

Это мысль не давала теперь покоя Степаниде. Но было одно сомнение: платить Варваричеву за ремонт дома или не платить. По справедливости, конечно, нужно было заплатить, потому что человек старался, нанимал рабочую силу, покупал материалы, а с другой стороны - кто ж его просил ремонтировать совсем еще крепкий дом. Вот из-за этой-то загвоздки она и решила, прежде чем идти в сельсовет, посоветоваться с Хренковым. Матвей Хренков слыл у синюхинцев большим знатоком законов, хотя если разобраться, то ни малейшего повода для этого не давал. Просто это был человек, который раз и навсегда определил для себя, что хорошо, а что плохо. В своих оценках он никаких компромиссов не признавал и гордился этим, считая себя человеком принципиальным. Все-все на свете он, подобно какому-нибудь сверхфакиру, запросто умещал в два ящичка, белый и черный.

- Про деньги и думать не моги,- сказал Хренков, когда она выложила ему суть своего дела:- Ты должна отдать полковнику все сполна. Я имею в виду стоимость дома уже после ремонта.

- Но ведь это какие деньги,- вздохнула Степанида.

- За ошибки, мать моя, платить надо,- рассудил Хренков.- Кто тебя в сельсовет тянул за руку дом-то родителев продавать. Небось сама бежала да еще думала, кабы покупатель не передумал.

- Правда твоя, Матвей,- опустила глаза Степанида.

Но тут ее как будто кто шпилькой кольнул в бок:

- Так, по-твоему, это справедливо, когда один растопырился на два дома, а другому жить негде?

- Я этого не говорил,- сказал Хренков.

- Так идти мне в сельсовет, требовать мне свой дом назад или нет? спросила Степанида, которая подозревала; что Хренков над ней подсмеивается.

Но Хренков вовсе не шутил. Он походил по комнате, глянул в окно. А потом сказал:

- Действуй. От тебя не убудет, если откажут, но, может, чего и выгорит. И мой тебе совет: начинай с района. Коли там, наверху, решат в твою пользу тутошнее начальство препятствий чинить не станет, а если там откажут, то здесь у тебя еще шанец останется.- Степанида оценила этот совет, но все же ушла от Хренкова немного обиженной.

"Вольно ему советы давать, старому черту,- думала она с раздражением, нет чтоб бумагу какую написать. Забурел, старый пес, совсем забурел".