Мир Родины - Гарри Гаррисон

– Это неправда, Смитти...

– Разве? – в голосе его прозвучала режущая сталь. – А как ты меня обычно называешь? Смитти? Ты когда-нибудь называл Рикардо де Торреса Рикки?

Ян попытался ответить, но не смог. Это было правдой. Сергуд-Смит произошел от поколений заурядных гражданских служащих; Рикардо де Торрес – от титулованной, состоятельной знати. Долгие секунды он чувствовал недомогание под этим холодным ненавидящим взглядом; затем его шурин отвернулся.

– Как ты меня здесь нашел? – спросил Ян, пытаясь сменить тему.

– Не пытайся выглядеть простофилей. Местонахождение твоей машины в памяти мотопутей. Ты представляешь себе пределы компьютеризации и программирования?

– Я никогда не думал об этом. Не предполагал.

– Они гораздо шире, чем ты думаешь – и гораздо лучше организованы. Слишком большой памяти не существует. Если Службе Безопасности захочется – а мы хотим – мы сможем просмотреть каждую секунду твоей жизни. Всю ее занесли на пленку.

– Это глупо – невозможно. Сейчас ты зашел в мою область. Неважно, сколько у тебя аппаратуры, неважно, как велика память – невозможно за каждым в стране следить постоянно. Вы утонете в информации.

– Разумеется, разумеется. Но мне не нужна вся страна. Я имею в виду лишь индивидуума. Тебя. 99 процентов жителей страны нейтральны, безвредны. Имена их в банках памяти нас не интересуют. Пролы одинаковы, как спички. Светские бабочки – те лишь богаче и экзотичнее – но тоже не интересны. На самом деле нам мало что остается от того. В основном нам приходится заниматься мелким воровством и растратами. Но реальной опасности они не представляют. Поэтому, когда мы проявляем к кому-либо интерес, мы с успехом его удовлетворяем. Твой экран может быть двухсторонним – равно, как и телефон. Твой компьютер подконтролен нам, какие бы хитрости ты не придумал. Твое авто, лаборатория, зеркало в туалете, свет над кроватью – все у нас на службе...

– Это возмутительно!..

– Надеюсь на это. Если ты во что-то успел впутаться – выбирайся. Никто ничего не знает, а меня это устраивает в первую очередь. Но если твои руки замараны, нам придется тебя взять. И это произойдет – так же точно, как и то, что солнце всходит на востоке.

Сергуд-Смит подошел к двери и открыл ее. Он повернулся, чтобы добавить что-то, но передумал. Затем он вышел, но дверь тяжело захлопнулась за ним.

Ян закрыл окно. Его уже начинало знобить.

15

Единственное, что оставалось теперь делать – это выглядеть обычным, пытаться действовать все время, как обычно. Ян распаковал чемодан, зная, что Сергуд-Смит, без сомнения, уже порылся в нем, не желая пропускать, чтобы мимо него проскользнуло хоть что-либо криминальное. Там, разумеется не было ничего, но он все еще не мог справиться с позывами страха.

Это чувство оставалось с ним, пока он мылся и переодевался, спускался обедать, разговаривая со старыми знакомыми в баре. Чувство оставалось на всю ночь, и он плохо спал. На следующий день рано утром он рассчитался и отправился в долгий путь в Лондон.

Вновь шел снег, и лень было делать о чем-либо, когда он осторожно вел машину по ветреным Хайлендским дорогам. На завтрак было пиво и паштет в придорожном пабе, затем он выехал на автопуть. Как только компьютер взял управление, он мог расслабиться. Но это не удалось. Напротив, он почувствовал себя еще более неудобно.

Привалившись к спинке сидения, ослепленный потоком бьющихся о ветровое стекло снежинок (хотя электронный контроль гарантировал полную безопасность), Ян понял наконец, что его так тревожит. Вот оно, доказательство, прямо перед ним. Круг крошечных отверстий вокруг баранки. Слежение за дыханием. Он не мог вести, не дыша на них. Они ведут к анализатору, способному обнаружить миллионные доли содержания алкоголя в его дыхании, и это позволяло ему вести машину только тогда, когда он был достаточно трезв. Разумеется это сделано для предотвращения аварий, нечистоплотная, унизительная идея, если считать ее частью общей картины постоянного надзора. Это, и другие данные складывались в памяти машины и могли быть переданы на компьютер автострады – а оттуда – в банки памяти Службы Безопасности. Данные о дыхании, о содержании алкоголя, о времени реакции при вождении. А когда он приедет домой, камеры Службы Безопасности в гараже тщательно проследят за ним до входной двери – и за нее. Когда он будет смотреть телевизор, тот тоже будет смотреть на него, то есть невидимый полицейский будет разглядывать его сквозь экран. Телефон прослушивается, незаметные «клопы» спрятались в проводах. Найти и уничтожить их, если такое возможно – то тогда его голос будут улавливать лазерным лучом через окно.

Новые и новые сведения будут помещаться в секретном досье, – где уже находятся все остальные факты его жизни.

До сих пор он ни разу не задумывался над этим всерьез, но теперь он впервые понял, что существует как бы в двух лицах. Первое – человек из плоти и крови. И второе – электронный документальный дубликат. Его рождение было зарегистрировано так же, как и текущая медицинская информация. Образование, лечение зубов, покупки – все зарегистрировано. Какие книги покупал, какие получал подарки. Было ли все это в досье? С тошнотворным чувством он понял, что это вполне возможно.

Ведь не было физических пределов информации, которую можно было уложить в новые молекулярные ячейки памяти. Молекулы выстраивались тем или иным образом, регистрируя биты, биты информировали байты, а те образовывали новые слова и числа. Энциклопедия в кусочке вещества размером с булавочную головку, человеческая жизнь – в гальке.

И ничего нельзя было поделать. Он попытался внеси вклад в сопротивление, оказал малую помощь. Но теперь с этим покончено. Поднимешь голову – ее тут же отрубят. Жизнь не так уж плоха. Будь доволен, что ты не прол, обреченный влачить соответствующее существование всю жизнь.

Следует ли ему остановиться? Должны ли произойти перемены? Но даже когда его посещали мятежные мысли, он понимал, что сердцебиение учащается, а мускульные руки напрягаются, потому что он сжимает кулаки. Физиологический изменения – их можно выделять, наблюдать, обдумывать.

Он был узником в невидимой камере. Сделай шаг за ее пределы – и это будет твоим концом. Впервые в жизни он понял, что была свобода, которой он не обладал. Реальность имела лишь налет свободы.

Путь домой был скучным и однообразным. Погода наладилась, когда он миновал Карлайл. Метель прекратилась, и он ехал под нависшими облаками. По пятому каналу шла пьеса, и он переключил на нее, но смотреть не стал: голова была слишком забита коловертью мыслей. Теперь, когда он уже не мог принимать участия в Сопротивлении, он понял, как это стало для него важно. Возможность работать для чего-то, во что он мог поверить, искупить вину, которую он уже стал испытывать. Все кончено. К моменту возвращения домой, он был в мрачнейшем настроении. Зарычал на ни в чем не повинного лифтера и, ворвавшись к себе, захлопнул дверь. Он запер ее и включил свет – но спираль в одной из главных ламп не загорелась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});