Литературная Газета 6364 ( № 12 2012) - Литературка Литературная Газета

Геннадий ВЕРЕЩАГИН, председатель Объединения русских литераторов Эстонии

Ночная птица

Ночная птица

Игорь ГАМАЮНОВ

Рассказ

Игорь Гамаюнов, журналист, писатель, автор романов "Майгун", "Остров гончих псов", повестей "Странники", "Ночной побег", "Окольцованные смертью", "Камни преткновения", "Однажды в России", "Мученики самообмана", "Свободная ладья" и др., а также рассказов и очерков, публиковавшихся в "Литературной газете", в журналах "Нева", "Знамя", "Смена", "Юность", "Огонёк". Работает в "Литературной газете" обозревателем.

В московском издательстве "В.А. Стре[?]лецкий" выходит новая книга И. Гамаюнова "Жасминовый дым" - роман в рассказах о превращениях любви. Публикуем один из рассказов этой книги.

Случилась эта история жарким летом, в деревне, где, как известно, личную жизнь от посторонних глаз укрыть невозможно. А тут и скрывать-то не особо старались. Так вот приезжаю я в свою деревню. Радуюсь встрече с бревенчатым своим жилищем, со старой яблоней и позеленевшим от ряски прудом. И в тот же день, ближе к вечеру, ко мне приходит сосед Лёник, частенько помогающий нам по хозяйству.

Не здороваясь, он крикнул в открытую дверь, с крыльца:

- Воды с ключика надо? Давайте вёдра!

Был Лёник в новенькой пёстрой безрукавке, на голове белая бейсболка с длинным козырьком, и весь он какой-то новый, даже, кажется, ростом стал повыше и годами моложе (ему - тридцать восьмой). А вот взгляд беспокойный. У его ног вертелся Черныш, кудрявый пёс в репьях и колтунах, обычно сопровождавший своего хозяина в таких экспедициях.

- И топор мне приготовь, - сказал, гремя вёдрами, - я Людмиле обещал осинник у пруда проредить.

По поводу осинника жена, когда он ушёл, сказала, что от прореживания надо бы воздержаться - Лёник сегодня во взвинченном состоянии, в сердцах снесёт все деревья. Такое с ним бывало: попросишь у дома траву скосить, он смахнёт её вместе с саженцами, только что укоренёнными. Не заметил, скажет. Замечтался.

Вернулся Лёник с полными вёдрами, перелил воду в бак, и я повёл его на второй этаж - он там любит рыться в книжных полках, выискивая непрочитанные детективы. А потом мы сидели на террасе, и Лёник, обычно замкнуто сдержанный, темп разговора - одно слово в минуту, чуравшийся выпивки, как яда, сейчас кивком в сторону бутылки подталкивал меня к следующей рюмке, лихорадочно исповедуясь:

- Ну люблю я её, понимаешь?.. Я всё у неё по хозяйству делал[?] Я её половину лета имел[?] С конца весны[?] А когда болела, лекарство носил[?] И тут вдруг говорит: "Я в тебе больше не нуждаюсь". Это как?.. Почему?.. Не объясняет. А я ведь люблю её!

- Забудь. Найди другую.

- Но как же так, она пол-лета спала со мной!.. А другая мне не нужна!

- Значит, будешь куковать в одиночестве.

- Вернётся она ко мне[?] Должна вернуться[?] Нет же причины, чтоб не вернуться.

- Может, она другого себе нашла?

- Нет другого. Мне всё видно, я же напротив живу.

Хаотично жестикулирует, в глазах красные прожилки, нервно чешет взлохмаченную голову, кинув бейсболку на лавку. И ведь не книжный какой-нибудь мальчик, в мире иллюзий пребывающий, крепкий деревенский парень, привычный к тяготам жизни, вроде должен понимать, что такова реальность. Нет, не согласен. Бунтует. Верит в свою химеру[?] Ему зачем-то нужно в неё верить[?] Загадка бытия!..

Спрашиваю, кто ж ей теперь воду носит.

- Семён.

Тут надо сказать, что Лёник Семёну - шурин, живут под одной крышей, в доме-пятистенке, доставшемся доярке Рае и её брату Лёнику от их родителей. Семён здесь когда-то появился примаком, но вскоре это обстоятельство забылось. Под этой же крышей у Семёна с Раей выросли, а потом отселились Надька, живущая сейчас в соседней деревне (работящая девка, но, по мнению отца, беспутная, потому как вышла за беспаспортного узбека, родив от него сына), и толковый паренёк Павлик, недавно отслуживший срочную, работает каменщиком где-то в Подмосковье. По общему мнению, хорошие получились дети, несмотря на пристрастие Семёна к выпивке.

Лёник же, их дядька, устроить свою отдельную семейную жизнь не удосужился, попадались ему какие-то шалавы без необходимой в супружестве серьёзности. А тут такая возможность замаячила. Ненадолго, правда. Но, может, внезапный, никак не объяснённый отказ соседки всего лишь каприз? Проверяет, долговечны ли его чувства? А общение с Семёном - попытка возбудить у проходящего проверку Лёника ревность?.. Попробуй разгадать тайные замыслы одинокой женщины!..

К тому же и появилась она в деревне как-то странно. Никто её здесь не знал. Приехала на старом жигуле, с пожилым человеком за рулём. А до этого приезда он здесь был один, дом осматривал, сказав Семёну Жуйкову, что с нынешними его владельцами (внуками умершего деда, живущими во Владимире) договорился снять на лето. Вселившись, соседка ни с кем дружбу не завела, у автолавки только здоровалась, пресекая попытки расспросов ледяным молчанием. Но с Семёном и Лёником отношения возникли. Да такие, что вся деревня теперь гадала, чем всё это может кончиться.

Но как бы то ни было, уже сейчас с ними обоими произошли невероятные перемены: Семён Жуйков, надевавший белую рубашку только по праздникам, стал щеголять в ней каждый день, регулярно стирая, на что его жена Рая (ездившая "на комплекс" к своим коровам в чём-нибудь сереньком) смотрела как на приступ сумасшествия.

Деревенскую же общественность более всего поразило другое: Семён вдруг устроился на постоянную работу - на лесосклад сторожем - и прекратил пить, а вот Лёник, обычно воротивший нос только от одного запаха спиртного, стал прикладываться, причём чем дальше, тем регулярнее.

Он исповедовался мне до глубокой ночи, вспоминая, как водил соседку на Городок - так называют здесь холм с остатками древнего городища. Показывал ей оттуда вьющуюся внизу серебристую Клязьму, синее Заречье, сверкающие осколки стариц, обрамлённые камышами. Потом ломал ей ветки цветущей черёмухи - завалил ими весь её дом.

- Зовут-то её как?

- Кого? - не понял Лёник.

- Твою зазнобу.

Опустил Лёник взгляд в тарелку с недоеденным огурцом, произнёс тихо, будто боясь спугнуть:

- Лилией.

- Красивое имя. А почему, я слышал, Семён её цацей зовёт?

- Это он от досады. Она в очках ходит.

Я пошёл его провожать. Под крыльцом Лёника ждал Черныш, тут же ткнувшийся ему в ноги. В ночном небе шевелились звёзды, наверное, поэтому казалось, будто небо дышит. Самозабвенно стрекотали кузнечики. Мы шли по белевшей в сумраке улице, мимо тёмных спящих домов. Я спрашивал Лёника, что происходит в охотхозяйстве, где он работает с тех пор, как пришёл из армии, сколько стоят теперь охотпутёвки и не повывелась ли здесь дичь. У своей калитки Лёник остановился, махнул рукой в сторону дома напротив: там светилось одно окно.

- Наверное, книжку читает, а детей спать уложила.

- У неё и дети есть?

- Машенька с Петькой. Она их из Владимира, от своих родителей, привезла, когда я стал ей не нужен.

И повернувшись, Лёник ушёл в дом, забыв попрощаться, так был погружён в сумрачные свои думы.

А роковую Лилию я увидел на следующий же день в пёстрой очереди, у автолавки. Среди крупных деревенских женщин в ярких сарафанах и цветных панамках она была такая одна: щупленькая, в больших вполлица очках, слегка затемнённых, в соломенной шляпке с голубой лентой, в белых шортах и майке, похожая на переодетого в женское подростка. Рядом толклись её детки - девочка в коротком платьице и мальчик в джинсовых шортиках с бахромой. Ростом они были почти с маму.

И я понял, почему деревенское общественное мнение воспринимало сердечно-драматическую историю Лёника и примкнувшего к нему Семёна с насмешкой: разве можно всерьёз влюбиться в такую цацу в очках, наверняка не способную ни грядку вскопать, ни печь протопить?..

Однако главное потрясение ждало деревню чуть позже. В тот жаркий день на пляже скопилось почти всё летнее население деревни. Клязьма кипела от мельтешения ребячьих тел, глаза уставали следить за ними. К тому же под соснами разворачивались свои невероятные события. Полуобнажённый народ тут располагался отдельными группами, без конца пил охлаждённую газировку и громко разговаривал. Первый раз все разговоры смолкли, когда появилась Лилия со своими ребятишками, сопровождаемая Семёном Жуйковым. Он нёс большую спортивную сумку, был выбрит, трезв и в белой рубашке. По-хозяйски споро расстелил покрывало на взгорке, выложил бутыли с водой, какие-то свёртки и сел, не раздеваясь, рядом.