Первородный грех. Книга вторая - Мариус Габриэль

Сидя в кресле, он осоловело уставился перед собой. Теперь ему стало хорошо. Последнее время Доминик особенно не любил то ощущение, которое испытывал в перерыве между дозами. Это было жуткое чувство. Он становился словно бешеный, начинал беспокоиться, что у него недостаточно порошка или денег. Он просто места себе не находил.

Так сколько же раз в день он нюхал? Двадцать? Тридцать?

Мысленно оглядываясь на прошедшую неделю, Доминик вынужден был признать, что прибегал в свой кабинет чуть ли не каждые полчаса.

Проклятье! Разве мог он испытывать этот душевный дискомфорт по тридцать раз на дню? Или даже чаще?

У него перед глазами неожиданно возник образ матери, сидящей на лужайке перед психиатрической больницей. По подбородку протянулась блестящая полоска вытекающей изо рта слюны. Бесцветные, пустые, ничего не выражающие глаза.

Господи. Неужели и его ожидал такой же конец?

Несмотря на приятный кокаиновый кайф, Доминику опять стало не по себе. В нем снова зашевелилось противное чувство какого-то внутреннего страха.

Ведь говорят же, что кокаин уже не считается безвредным. Говорят…

Неужели он действительно пристрастился к этому дьявольскому зелью? Ерунда! Он нюхает его всю свою сознательную жизнь.

Всю свою сознательную жизнь.

Вот она, его мать, пленница желтого шезлонга на зеленой лужайке, и плывущие взад-вперед одетые в белые халаты служащие больницы. А в ушах звучит ее безжизненный голос…

Вот он идет по бесконечным коридорам мимо бесчисленных палат, в каждой из которых стоит кровать, а на каждой кровати, уставившись ничего не видящими глазами в потолок, лежит женщина…

Ему вдруг стало жутко. Нет! Он не мог кончить свою жизнь так, как кончила ее его мать. Лучше умереть.

А может, стоит принять еще дозу?

Только надо быть экономным. Кокаинчик-то на исходе. А с теперешними ценами он не может позволить себе роскошь покупать его на стороне.

Он подумал о всех тех, кого угощал порошком. О малолетних блондинках с жадно горящими глазками. Черт бы их побрал. Чтоб они сдохли! Так сколько же там осталось? Его опять стало одолевать беспокойство. Оно, словно червяк, зашевелилось у него в желудке. Скоро этот червяк подползет к горлу.

Доминик вскочил и вновь поспешил к заветному сейфу.

Тусон

Иден проглотила «Как выжить в открытом море» одним большим глотком. Съежившись, дрожа от ледяного холода, она сидела на кровати и лихорадочно листала страницы, а как только дошла до конца книги, совершенно обессиленная упала на спину и заснула. Ее мозг был так же непривычен к работе, как и ее тело.

Чуть позже она проснулась, разбуженная скрежетом поворачивающегося в замке ключа. С подносом в руках в каморку вошел ее тюремщик. Иден протянула ему книгу.

– Я должна была сделать из этого какой-то вывод?

Он изумленно поднял брови.

– Уже? Ты что, всю ночь читала?

– Здесь не существует ни дня, ни ночи, – с горечью в голосе сказала она. – Как не существует ни рассветов, ни закатов… ни часов, ни минут.

– Сегодня ты выглядишь лучше. – Он взял ее за руку и нащупал пульс. Удивленная его действиями, она опустила глаза. По сравнению с большой и сильной ладонью Джоула ее кисть казалась похожей на птичью лапку. Тонкие костлявые пальчики обтягивала болезненно-бледная кожа. Его же руки были загорелыми, могучими, загрубевшими от работы, но в то же время ловкими и нежными.

– Ну что, жить буду? – пробормотала Идеен.

– Пульс нормальный. – Он отпустил ее запястье и, подняв с пола поднос, поставил его перед ней. На подносе лежали фрукты, сыр, несколько пшеничных булочек. В пластмассовой кружке – кофе с молоком – Такое меню тебя устраивает?

– По крайней мере, ничего жареного. – Она начала пить кофе. Джоул не уходил, а стоял и смотрел на нее Иден взглянула на него из-под спутанной челки и сердито спросила: – Чего уставился?

– Ломка – это такое психическое состояние, что-то вроде болезни души.

– Да ну?

– От этого не умирают.

– Что ж, и на том спасибо, – ядовито сказала она.

– Если ты ошибаешься, я обязательно дам тебе знать.

– Умереть можно от героина, а не оттого, что ты больше его не принимаешь. Самое плохое уже позади. Скоро ты пойдешь на поправку.

– Если только сначала не сойду с ума.

– Сколько времени ты просидела на игле?

– Я же тебе говорила. Примерно год.

– Это ложь. Разумеется, у тебя всегда были деньги, чтобы покупать любую отраву. Много денег. Супербогатые могут позволить себе супернаркотики. Так ведь?

– Он в упор сверлил ее своими черными глазами. – Ты еще будешь меня благодарить, Иден.

– Это за что же?

– Я сделал для тебя нечто такое, что не смог бы сделать никто другой.

Она вытаращилась на него широко раскрытыми глазами.

– Я заставил тебя очиститься. Вместе с потом я выгнал из твоего организма и яд. Да, ты еще больна. Но тебе уже гораздо лучше. Ты выздоравливаешь и очень скоро впервые в твоей жизни станешь по-настоящему свободной женщиной. Полностью обновленной.

– Господи, не верю я в это, – медленно качая головой, проговорила Иден.

Его темные брови поползли к переносице.

– Я предоставил тебе шанс. Представляешь, сколько людей отдали бы все на свете ради такого шанса, шанса начать свою жизнь с начала? Подумай об этом.

– И вот теперь ты собираешься меня убить…

– Да не собираюсь я тебя убивать!

– О, только не пудри мне мозги! – Она раздраженно поставила кружку на поднос. – И не надо обращаться со мной, как с маленьким ребенком. Ты ведь уже даже не скрываешься, позволяешь мне видеть твое лицо. Ты что, думаешь, я когда-нибудь забуду его? Если я выйду отсюда, первое, что сделают легавые, – это попросят меня составить твой фоторобот…

– Если твоя мать не заявит в полицию, ты будешь жить.

Иден изучающе посмотрела на его лицо. Она давно уже пришла к выводу, что этот человек если и не полный идиот, то, по крайней мере, с порядочным сдвигом. Но порой в нем чувствовалась какая-то странная спокойная уверенность в себе. Он держался как мужчина, который многое повидал и многое сделал на своем веку. Или как мужчина, который много думал.

– А ты самонадеянный, – с иронией произнесла Иден.

Вокруг его глаз и рта проступила паутина морщинок, и невозможно было понять, то ли перед ней стоит вполне зрелый человек с телом юноши, то ли двадцатилетний парень с лицом потрепанного жизнью мужчины.

– Пока все шло гладко, – сказал он.

– Не так уж это было и трудно, – пренебрежительно заметила она. – Тебе не пришлось отбивать меня у команды телохранителей.

– Чтобы подобраться к тебе, я потратил немало времени, – спокойно проговорил Джоул.