Георгий Юматов - Наталья Тендора

Так трактует образ Юматов. Здесь уже начисто отсутствует ставка на типажность, как было в предыдущих его ролях, на внешний рисунок. Это следующая ступень на пути творческого совершенствования – по глубине мысли, по выразительности актерской техники.

В устах Веньки высшая похвала – «принципиальный человек». Принципы, которыми он жил, высоки и чисты. Он их отстаивает не только в схватке с бандитами, в спорах с противниками, но и в письме-признании к любимой девушке… Юматову удается раскрыть это самое главное в своем герое качество. Эта роль вобрала в себя все лучшее из предыдущих работ артиста. И воспитанник Ушакова Виктор Ермолаев, и казак Сашко Козырь, и особенно фадеевский Морозка – в каждом из них можно найти что-то от Веньки.

Но если в своих прежних работах Юматов, вслед за верным, наполненным внутренним смыслом эпизодом вполне мог сыграть будто «вполголоса» или «совсем пропустить» несколько следующих за ключевой сценой кадров, только присутствуя на экране, в «Жестокости» этого нет и в помине. Цельный, постоянно держащий зрителя в напряжении, в волнении за судьбу героя образ живет в фильме от первого появления его на экране до последнего трагического эпизода.

Неколебимая убежденность в своей правоте заставляет Веньку верить, что скоро все, даже те, кто сбит с толку войной, революцией, Колчаком, ложью белых атаманов, поймут и «полюбят Советскую власть».

В борьбе двух мужественных и умных противников Юматов показал себя достойным партнером признанного мэтра – Бориса Андреева.

Вот сцена проезда бандитов через лесную чащу после налета на молокозавод. Раннее, холодное, весеннее утро. Лошади то и дело увязают в высоких сугробах. Бесконечные репетиции сцены вконец измотали и их, и артистов. Все окоченели, от лошадей валит пар… И только режиссер невозмутимо, по пояс в глубоком сугробе, раздает команды и кричит в мегафон, показывая в каких именно местах должны падать, подкошенные пулями, «лесные братья».

Вот что рассказывал позже об этих съемках Борис Федорович Андреев: «В одну из репетиций страшная и непонятная боль окончательно сковала мне лопатки и грудь. Я едва удержался в седле и не мог шелохнуться.

– Андреев, выскакивай! Выскакивай!.. Падай в снег!

Я глотнул салицилки – боль не отпустила меня.

– Ну, какого же черта… – услышал я разочарованную нотку из мегафона. Около меня столпилась группа. Боль отошла, но какое-то ощущение близкой кончины или неминуемой ее возможности вдруг закралось в мое сознание. Мне было стыдно признаться в этом, и все же я спросил, глядя Владимиру прямо в глаза:

– Сколько надо прожить мне дней, чтобы отсняться в картине окончательно?

– Три дня, – сказал Владимир, глаза его смотрели на меня пытливо и настороженно.

Я спрыгнул с лошади. За меня выезжал для репетиции актер из окружения. Владимир чувствовал, что со мной творится что-то неладное, и старательно отснимал меня в первую очередь. Я держался, как только мог, изо всех сил превозмогая приступы, и, не подавая виду, глотая салицилку, ползал в сугробах и злобно отстреливался холостыми патронами.

К концу третьего дня я понял, что силы оставляют меня. На санях меня доставили к врачу ближайшего санатория… Диагноз категоричен и суров: инфаркт сердца…»

Не жалели себя и другие актеры. Крючкову во время обострившегося тромбофлебита приходилось целыми сутками сидеть в седле, да еще на морозе. Но он стоически держался, не прерывая съемок.

А вот молодой и, казалось бы, на первый взгляд полный сил режиссер Владимир Скуйбин к тому времени уже был сильно болен. Он знал о своем страшном диагнозе и о том, что ему отпущено катастрофически мало – прожить всего тридцать четыре года. И спешил. Уже на «Жестокости» смертельная болезнь давала о себе знать – правая рука отнялась, ноги еле слушались… Восхищает сила духа и энергия этого человека, способного при собственном недуге вселять бодрость духа в самые трудные и ответственные моменты съемок в обессиленных артистов, вынужденных по условиям сюжета работать в тяжелых погодных условиях…

«Жестокость» была закончена в 1959 году. Зритель не сразу увидел картину. Цензура никак не хотела выпускать ее на экран. Вот что пишет по этому поводу И.А. Мусский в своей книге «100 великих отечественных кинофильмов», в главе, посвященной этому фильму: «Особенно много возражений вызвало самоубийство Веньки Малышева: «Наш советский герой не может так поступать!» И сколько усилий потребовалось для того, чтобы отстоять основную идейную концепцию, заложенную в повести Нилина, уступив в чем-то второстепенном. В частности, в дополнение к «служебной», что ли, мотивировке самоубийства пришлось добавить личные мотивы – в виде скомканного письма Юли, выпадающего из ослабевших Венькиных рук. Пришлось ввести более оптимистическую концовку, когда сотрудники угрозыска отказались работать с начальником…»

Роль Веньки Малышева стала одной из лучших работ в творческой биографии Юматова. Именно после фильма «Жестокость» о нем заговорили как о большом актере. По яркости и ценности характера эта роль так и осталась непревзойденной в длинной череде его экранных образов.

Однако у картины оказалась довольно непростая прокатная судьба, и после первого триумфа Юматов долго не получал предложений, хоть в какой-то степени достойных соперничать с «Жестокостью». Все новые роли были лишь слабыми вариациями на тему уже сыгранного, а Юматов жаждал больших ролей, которые позволили бы испытать себя «на полную катушку». Вот как вспоминала тот период жизни коллеги по цеху Клара Лучко: «Многие актеры, уже такие сложившиеся, понимающие, говорили: «Какой талантливый Юматов! На него надо писать сценарии, потому что то, что он из себя представляет, его индивидуальность просто выпирает, ей нечего делать в ролях, творчески ограниченных…» Приходилось ждать новых значимых ролей. И он ждал…

Сказывался и сформированный еще на войне кодекс чести – мужчина не может быть слабым… Финальная фраза его героя: «Я в холуях сроду не был и никогда не стану холуем! Никогда!..» лишь подтверждала то, что так хорошо знали его близкие друзья: Георгий в «Жестокости» сыграл самого себя…

Баловень судьбы

Таковым его считали многие. И действительно, карьера артиста, казалось, сложилась более чем удачно. Вот что говорил по этому поводу Василий Лановой: «Юматов замечательно «наследил» в искусстве. Его ранние работы и работы среднего периода – замечательный слой, шмат русской культуры и кинематографа, в котором имя актера вписано в первых рядах. Ему были небезразличны слова: Держава, Родина. Он с этим родился. И уже после войны, прошедшим ее в юном возрасте, он пришел во ВГИК. Именно ему одному Герасимов сказал: «Вам нечему учиться, вас можно только испортить». Абсолютно законная натуральная предрасположенность к актерству была у этого человека. Его характер, идеология и максимумы, которые переполняли его в разные времена, не нуждались ни в каком обучении. Это нужно было только использовать и не навредить».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});