Дожить до вчера. Рейд «попаданцев» - Артем Рыбаков

— Я взгляну? — И Новиков, не дожидаясь разрешения, потянул флягу из чехла.

«Прозрачная, толщина стенки едва ли больше пары миллиметров, вон под пальцами проминается. Резьба на горлышке прямо при изготовлении отлита. Дно закругленное, с выемками, которые формируют ножки. Верхняя часть, сбегающая к горлышку, не простая, а украшена бороздками, вроде как купол той церкви, что на Красной площади стоит. Такой штуки я еще не встречал». Тут его пальцы нащупали какую-то короткую надпись, выдавленную на донце. Увидеть ее сразу он не мог, поскольку в настое было много черники, окрасившей напиток в густой синий цвет. Первым желанием было объявить радисту, что фляга изымается в качестве вещественного доказательства, но по здравому размышлению от этой идеи он отказался. «Доказательство чего? Практически никто здесь не сомневается в личностях этих псевдочекистов. Скорее наоборот — меня воспринимают как не совсем правильного… Да и даже если изыму, то что мне с ней делать? Снова самолет вызывать? Но бутылка из непонятного материала — это совсем не исписанная почерком фигурантов тетрадь с разведывательными данными. Лучше еще фактиков накопить. И тогда уж скопом в дело пустим…»

— Занятная, да? Материал интересный — вроде как плексиглас самолетный, но такого тонкого я ни разу не встречал, — сказал летчик, заметивший, с каким интересом чекист разглядывает флягу. — Даже и не знал, что наши такой делать научились. Но не целлулоид — точно. Слишком прочная.

— Почему наши? Может, она заграничная? — скептически спросил Новиков.

— Как же, заграничная! — хохотнул радист. — На крышку изнутри взгляните!

Сергей последовал совету — точно в центре крышечки он увидел маленькую, с булавочную головку размером, пятиконечную звездочку! Судя по всему она была не приклеена, а отлита сразу вместе крышкой!

Он с сожалением завернул пробку и протянул вещдок радисту, но тот, вместо того чтобы забрать ее, весь подобрался, надвинул наушники плотно на уши и повернулся к приемнику:

— Есть. Понял! — И после небольшой паузы: — Отбой! — и, резко повернувшись к Новикову, с радостной улыбкой доложил: — Товарищ старший лейтенант госбезопасности, мосты взорваны! Дословно: «Три ближайшие елочки сломались под корень!» Группы начали отход.

— А про дальние ничего не известно?

— Откуда? — удивился летчик. — У Нечаева даже рации нет. Но, думаю, у них тоже все в цвет!

— Твоими бы устами… — Несмотря на ворчание, «посланник Центра» улыбался — даже если удалось уничтожить только мосты между Зембиным и Тростяницей, то все равно приказ выполнен. А то, что упомянута третья «елочка», значило, что и запасной вариант отработали, и теперь на пути подкреплений для северного фланга группы армий «Центр» появилась водная преграда пятикилометровой ширины, ведь именно столько было в совмещенной долине рек Гайна и Березина, раскинувшейся от Каменки на западе до Большой Тростяницы на востоке. «Интересно, Красное Знамя дадут или Звездой ограничатся?» В том, что за проведение такой операции наградят, Новиков ни разу не сомневался.

Глава 8

Деревня Загатье Кличевского района Могилевской области, БССР.

22 августа 1941 года. 11:02.

После безумной гонки последней недели двухдневная передышка воспринималась словно поездка в феврале месяце в Таиланд — тепло, приятно и безмятежно. Впрочем, с пляжами Паттаи сравнение пришло на ум только по контрасту с предыдущими суматошными днями, а так службу тащили на совесть. Но дозор у моста на дороге, ведущей в Загатье, чаще всего камуфлировался под купальщиков, вот и вылезла странная ассоциация. И «тридцатьчетвертый», скромненько так стоявший в лопухах рядом с полуголыми «пляжниками», нисколько этому ассоциативному ряду не противоречил.

Кстати, из постоянных наблюдений, которыми я в силу временной нетрудоспособности был вынужден заниматься, выяснилась одна занятная деталь — не знаю, местный староста так народ застращал или люди сами не горели желанием общаться с «освободителями от коммунистического ига», но деревенских мы видели крайне редко. В основном ту парочку, что нам обед в первый день привозила, да двух местных «дружинников». А ведь народ-то в селе был! Во время наших вылазок в село то в одном дворе, то в другом можно было увидеть следы присутствия людей. Вот и сейчас идем мы такие красивые с Зельцем по деревне, а на окошках занавесочки покачиваются, а в справной избе с вычурными наличниками, на которых всякие зверушки весьма умело вырезаны, дверь еще захлопнуться не успела. Явно кто-то только что со двора внутрь прошмыгнул, нас завидев. С другой стороны, местных понять можно — когда практически одни бабы да девки в деревне остались, толпу солдатни следует опасаться. В лес пока никто не бежал, но и не светились особо перед нами. Казачина, как самый из нас молодой и соответственно наименее «аморально стойкий», от таких раскладов впал в уныние. Рассчитывал, безобразник, как сам вчера за ужином признался, на военно-полевой роман. И даже строгий взгляд командира охальника не охладил! Не, Ванька, конечно, замялся и попытался сделать вид, что способен укротить зов плоти, но если судить по тому, как он активно сегодня с нами на «прогулку» напрашивался, скабрезных мыслей не оставил. Пришлось его аккуратненько слить, шепнув Бродяге, что неплохо бы провести инвентаризацию минно-взрывных средств…

Сегодня нашей целью была разведка на станции. Понятно, что грозное предупреждение, которое мы обнаружили в кабинете бургомистра, к нам отношения не имело. А Фермер шибко интересовался станционными сооружениями и оборудованием. В конце концов, даже при отсутствии взрывчатки на железной дороге много чего испортить можно.

Погода была замечательная, и, пройдя пару сотен метров, я понял, что насвистываю какой-то бодрый мотивчик, на поверку оказавшийся вольной интерпретацией аббовских «Money, money, money». Музыкальная натура сказывалась. «Надо, кстати, попробовать песни нотами записывать. Чин по чину — текст, ноты, аранжировки. Тем более что ничего сочинять не надо — только вспоминать. Вопрос в одном — чем электрогитары заменить?» Для пробы вместо «АББЫ» я принялся мычать летовскую «Все наоборот»,[41] заодно мысленно раскладывая мелодию на ноты. Глупо, но идея пришла мне совсем недавно, а то бы у трошинских ребят остались не только тексты, но и ноты. Тогда, правда, мне это в голову не пришло по одной простой причине: никто из партизанских музыкантов нотной грамотой не владел.

— Чего это? Я такую еще не слышал, — негромко спросил Дымов.

— Она грустная, тебе не понравится. — Отвлекаться не хотелось, вот я и попробовал соскочить.

— Да ладно тебе, Антон. Давай присядем, передохнем, и ты ее споешь.

— Лешка, ты, часом, не забыл, что я совсем не Козловский? И без гитары совершенно не то получится?

— Ой, прибедняться вам совершенно не к лицу, товарищ старший лейтенант! — В безлюдности деревни были свои преимущества — например, разговаривали по-русски мы тихо, но нормальными голосами, не переходя на шепот.

— Давай мы хотя бы из деревни выйдем.

— Договорились! — улыбнулся новоявленный меломан.

— Только ты тогда слова запишешь! — Не воспользоваться своим вышестоящим положением и не припахать подчиненного было бы глупо.

Дороги здесь, как и вообще в сельской местности шли прихотливо. Понятно, их маршрут никто специально не прокладывал — просто люди ездили, как им удобнее. А как ездили — так и строили. И до станции нам удобнее было срезать, а не идти по основной трассе, проложенной задолго до того, как в этих краях завелась железная дорога. Поэтому мы нырнули в хорошо заметный (не мы одни такие умные, а русский человек горазд срезать) проезд меж двух домов. Стоило нам только выйти за околицу, как Лешка снова разнылся. Пришлось уступить. Впрочем, по большому счету, передохнуть не мешало. После ранения я еще не до конца очухался, и после часовой прогулки ноги ощутимо гудели. «Вот что нам помешало у местного начальника телегу вытребовать, а? — пришла мысль, когда мы устроились на обочине и удалось вытянуть ноги. — Ехали бы сейчас как белые люди…»

— Лех, а ты лошадью править можешь?

— А это к чему вопрос? — Совершенно естественно, что не посвященный в мои рассуждения Дымов удивился.

— Да лошадь с телегой в колхозе реквизировать забыли — вот к чему. С бензином ситуация, сам знаешь, не ахти, а так хоть какой транспорт.

— А мне кучерить зачем? Деревенских можно припахать… — Самые сочные словечки из будущего уже потихоньку входили в лексикон наших соратников.

— Ты головой иногда думай, Лешка, перед тем как ляпнуть! Или ты немецкий уже так освоил, что без проблем на любые темы сможешь со мной болтать?

— Черт! Спасибо за напоминание, Антон. Теперь песню давай!