Поверить Кассандре - Константин Жемер

– Куда-то Ольга пропала… – обеспокоено сказала Мария Ипполитовна. – Пойду поищу, пока девочка не попалась на глаза этому Квазимодо...

Крыжановский отпустил жену, сам же остался на месте: теперь у него на балу образовался собственный интерес. Следует сказать, что в связи с достопамятным покушением Искры и принятым близко к сердцу пророчеством Веры Ивановны, действительный статский советник постоянно пребывал в напряжённом состоянии, силясь отыскать ниточку, ведущую к пресловутым «ахейцам», в существовании которых теперь нисколько не сомневался. Распутин – вот кто мог дать такую ниточку! Гришка лучше кого бы то ни было подходил на роль фальшивого пророка из записки. Во-первых, он находился как нельзя ближе к государю, во-вторых, совершал различные фокусы, выдаваемые за чудеса, в-третьих – и это главное! – его мрачное киевское пророчество о судьбе Столыпина всё же сбылось с убийственной точностью.

«Не могло ли случиться так, что подобное знание о судьбе Петра Аркадьевича получено не свыше, а от неких лиц из плоти и крови? Притом – от весьма осведомлённых лиц, умеющих скрывать своё присутствие? – рассуждал Крыжановский. – Ведь Гришкина карьера выглядит совершенно фантастической: простой сибирский мужик – из тех, что тысячами юродствуют на базарах – умудрился каким-то непостижимым образом втереться в доверие к императорской семье, и обрёл невиданную доселе власть – на государственные посты назначает по своему усмотрению, Императорские ордена раздаёт! Как такое могло произойти – по прихоти небес или по чьему-то злому умыслу? Кто стоит за Гришкой? Не таинственные ли «ахейцы», чьё присутствие хоть и невидимо, но ощутимо?! С другой стороны, вне всякого сомнения, Распутин самозабвенно любит Государя и Государыню, и никоим образом не станет чинить им вред. Может, стоит прижать его, как давеча, и попытать с пристрастием?…»

То, что Сергей Ефимович подразумевал под словом «давеча», произошло прошлым летом. По смерти своего недруга Столыпина, Распутин совершенно распоясался и начал открыто избавляться от соратников покойного главы правительства. А на их место, правдами и неправдами, проталкивал совершенно никчемных людишек. За взятки или за иную корысть – кто знает! Крыжановский осознавал, что скоро наступит и его черёд, ведь он к тому времени оставался чуть ли не последним «столыпинцем» на государственной службе. Неизбежность скорой отставки придала смелости, а потому после очередной возмутительной выходки Распутина его превосходительство сдерживать себя не стал, и сгрёб-таки Гришку за грудки:

– Ты что же творишь, гад?! Бездарностям дорогу к власти открываешь?! Устои Империи норовишь расшатать?!

Вопреки ожиданиям, Распутин подобное обращение воспринял как должное. Даже не пытаясь вырваться, он мягко улыбнулся и пророкотал:

– Милай, дорогой, эк ты осерчал! Зря кипятишься – нонче толкового люда нетути. На всю Рассею, може, двое нас с головой и осталось, Ефимовичей: ты да я, да мы с тобой. А остальные все одинаковые – хуч тот, хуч этот… Одно слово – дураки или, как ты сказал – пиздарности. Я ведь как мыслю: Рассея – страна мужицкая, а мужик, он над собой крепкую руку любит, какая не гладит, а, ежели чё, пониже спины вожжами… Пиздарности того не могут – у них не токмо головы, но и хребта нетути. А без ентого с Рассеей ни в жисть не управиться. Вот и приходится мне, простому человеку, самому из кожи вон лезти, за Рассею радеючи… А гоню я с должностей токмо тех, кто ни сам не могёть, ни мне не даёть, а на их место – своих: ане хуч тоже пиздарности, а одна польза – поперёк не идуть и супротивного слова не кажуть.

Сергея Ефимовича так поразило услышанное, что он молча отпустил тогда прозорливца, а когда тот ушёл, ещё долго стоял, впав в рефлексию. Нынешним же вечером, похоже, наступал подходящий случай продолжить памятный разговор.

Распутин, меж тем, совершенно не слушал княгиню Юсупову – всем его вниманием овладела жеманница-Коломбина.

Крыжановский тщательно рассмотрел танцовщицу: на лице толстый слой грима, фигура не лишена изящества, хотя есть в ней что-то грубоватое, мужское.

«Для звериной натуры Распутина годится в самый раз», – подумал он с брезгливостью.

Ужасный Гришка всё ёрзал в кресле, с нетерпением дожидаясь конца представления – бесспорно, несчастную Коломбину вскоре ожидала незавидная судьба, а пока же на сцене плохо приходилось студенту Арлекину, которого в момент пылких объяснений с возлюбленной застали Кассандр с Леандром. Разъярившись, они стали весьма натурально избивать влюблённого студента. Тот упал и замер на паркете недвижимо.

На том представление и закончилось, не снискавшие аплодисментов комедианты печальной стайкой потянулись на выход. За ними, широко шагая, последовал и Распутин. Какой-то молодой человек, сообразив, какая угроза нависла над Коломбиной, попытался встать на пути у старца, но был немедленно урезонен князем Феликсом Юсуповым-старшим и вынужденно отступился.

– Шут шута видит издалека, – презрительно бросил Щербатский. – Насилу дождался, когда эта шайка избавит нас от своего кривляния. Одна радость – они Гришку с собой забрали… Прекрасный повод выпить шампанского. Ты со мной, Серж?

Крыжановский отказался. Он всё смотрел на дверь, за которой скрылся Распутин.

– Бал продолжается, господа! Объявляю мазурку! – крикнул Семёнов. Танцы возобновились с прежним задором, о Гришке с Коломбиной все тут же позабыли. Но только не Сергей Ефимович.

«Чем не повод? – спросил он себя. – Выжду пару минут, да пойду, прижму блудодея – захваченный за непотребством, посговорчивее станет, пооткровеннее. Да и девушку спасти от бесчестья – дело благое…».

Сказано-сделано: опустив на глаза полумаску, его превосходительство осторожно приблизился к заветной двери и, никем не остановленный, скользнул внутрь. Ему приходилось бывать и раньше во дворце на Мойке, но не настолько часто, чтобы свободно ориентироваться в этом огромном строении. Однако же, долго пребывать в растерянности – куда направить стопы – не пришлось. Из полутёмного коридора, ведущего, по всей видимости, в восточное крыло, донёсся распутинский рёв:

– Вон отсель, бесовское семя!!! Григорию с ентой красоткой наедине остаться невтерпёж!!!

В ответ послышались протестующие возгласы, которые Распутин тут же пресёк новым воплем:

– Вон отсель, кому сказал!!!

Ускорив шаг, Крыжановский поспешил на крики. Быстро миновав анфиладу темных комнат, он очутился в домашнем театре Юсуповых. Зрительный зал утопал во мраке, зато у сцены тускло горел газовый фонарь, освещая в центральном проходе две фигуры. То были Распутин с Коломбиной – остальные комедианты попросту ретировались.