Интеллект в подарок (СИ) - Головнин Вячеслав Владимирович

Заодно я прозондировал почву, насчёт оплаты моих репетиторских услуг.

— Фрида Марковна, а их родители могут хотя бы по 3 рубля в месяц заплатить мне. Тогда я смог бы заниматься с ними 2 раза в неделю по два урока.

— Я думала, что это пойдёт в счёт твоей общественной нагрузки, — нахмурилась учительница.

— Понимаете, Фрида Марковна, всё, что человек получает бесплатно, он мало ценит, как мне кажется. Это должно повысить их мотивацию к дополнительным занятиям, а мне любая копеечка в мой бюджет будет полезной. Да и цена, 16 копеек за урок не будет слишком обременительной для их родителей.

Фрида Марковна задумалась.

— Ну, хорошо, я поговорю с ними об оплате. Думаю, что на такую льготную цену они согласятся.

Пятый урок прошёл быстро, и я отправился домой в сопровождении своих новых учеников: Виктора Томина, Ларисы Скворцовой и Елены Митиной. Ребята мне подсказали, что до вокзала легко и быстро можно добраться на конке и показали, где ближайшая остановка, которая оказалась в 5 минутах ходьбы от школы. Пять минут прождали конку и ещё 10 минут ехали до вокзала. Я и все мои ученики за билеты платили по отдельности, каждый за себя. Впрочем, до вокзала билет стоил 5 копеек. От вокзала до общежития добрались за 5 минут. Итого на дорогу ушло чуть меньше получаса.

На входе я записал своих гостей в журнал вахтёра и повёл в комендантскую. Перед дверью стояло несколько девушек, которые вразнобой поздоровались со мной:

— Здравствуйте, Василий Васильевич.

Я только вздохнул, глядя на изумлённые лица моих одноклассников.

— Приём по личным вопросам у меня по субботам, и вы это знаете. Если у вас что-то срочное, то я выслушаю вас вечером, часикам к 8 подходите. Если у кого-то дело не терпит отлагательства, то я поговорю с вами через 15 минут. Готовьтесь изложить свою просьбу кратко и уложиться за пару минут.

Я открыл дверь и впустил в комнату ребят, оставив пришедших на прием в коридоре. Сходил на склад, принёс оттуда две чернильницы, три школьных тетради в клеточку и три стула. Усадил их перед собой и начал урок.

Начал с Томина. Спросил, за что у него двойка и вообще, что ему не понятно. Выяснил, что по немецкому языку у него пробелы в порядке слов при построении фразы. Задал ему письменное упражнение, типа: "Гансу не понравился сегодняшний завтрак. Зато, ему понравился вчерашний обед". Дал задание переписать эту фразу на немецком языке 20 раз, меняя завтрак на ужин, ужин на обед, обед на завтрак, Ганса заменяя на Гельмута, Гельмута на Томаса, Томаса на Габи, ту — на Лору, а Лору на Хильду. А когда сделает, придумать другую, похожую на эту и написать её на немецком и показать мне. Если я одобрю, то ещё раз двадцать написать её с разными вариациями. А с этой минуты ему запрещается разговаривать в этой комнате на русском языке. Языком общения для него становится только немецкий язык.

Загрузив работой Виктора, перешёл к девочкам. Через 15 минут все мои ученики усердно работали, высунув языки от усердия.

Глава 2

Дело об убийстве на улице Пролетарская

Выглянув в коридор, я увидел трёх девиц, ожидающих меня. Поскольку в комендантской сидели мои ученики, провёл их в свою комнату, больше было некуда.

Девушки были из одной комнаты и явились с жалобой на соседку. Каждый день приводит мужичков, которых часто меняет. Но главное в другом. В 23–00 она прячет его под кроватью, а когда все лягут спать, он вылезает и перебирается к ней. После чего до двух часов ночи уснуть невозможно, ибо они не железные и слушать все те безобразия, что они вытворяют в постели просто невозможно. И все это регулярно повторяется по два дня подряд каждую неделю. Нередко ночные безобразия повторяются по утрам, начиная с пяти утра.

И ладно бы они это все молча делали, так нет, все это сопровождается страстными воплями, охами и ахами. Спасает только то, что она работает проводником на поездах дальнего следования и частенько её неделями не бывает дома. Вчера вечером она вернулась, и опять они всю ночь не спали. Им с утра на работу, они на станции работают, кто диспетчером, кто в бухгалтерии, а она днём отсыпается. Вот и сейчас, она все ещё в постели валяется, а к вечеру её дружок придёт и всю ночь почитай им опять не спать, эротический концерт слушать.

— Выручайте Василий Васильевич, придумайте что-нибудь, Христа ради.

— Ну, вы хотя бы бога всуе не поминайте, товарищи комсомолки. Комсомолки ведь поди? — спросил я строго.

Девушки дружно покивали.

— А она?

— Нет.

А по-свойски не пытались разобраться, трое на одну?

— Пытались, — махнула одна, небольшого росточка, рыженькая, явно лидер в их маленьком женском коллективе. — Она оказалась сильной, как лось, наваляла нам, неделю синяки сходили.

— Ясно. Вы из 18-й комнаты, насколько я помню? — спросил я, хотя эту информацию я знал точно. И соседку их, Анфису Яблоневу, я прекрасно помнил. Живёт в общежитии всего третий месяц, делает, что хочет и укорот ей никто сделать не может.

— Ладно, девушки, сигнал от вас поступил, я его выслушал, буду думать. Вечерком, часикам к одиннадцати я к вам загляну. Ждите.

Я встал и проводил девушек на выход. Мои ученики пыхтели за столом. Подошёл к ним, посмотрел, поговорил, похвалил, с Томиным поговорил на немецком. Попросил рассказать мне о своих родителях. Слушал, поправлял, объяснял, снова слушал. Затем выдал очередное задание и перешёл к девушкам. Занимались до четырёх часов пополудни.

Решил сделать перерыв и покормить ребят. Ливерная колбаса ещё была и нетронутый шмат сала. Пошёл на кухню, поставил на примус чайник и встретился с Полиной. Та была мрачнее тучи.

— Ты вчера не выяснил, куда Зинаида пропала? — спросила она меня.

— Нет, а что случилось?

— Зинаида со следами сильного избиения попала в краевую больницу.

— Ты была у неё?

— Нет, позвонила её подруга, Инга и сказала, что она лежит в реанимации. Я хотела поехать, но Инга предупредила, что пока к ней никого не пускают.

Полина помолчала, потом подняла на меня свои печальные красивые глаза и сказала:

— Я так одинока.

— Хочешь, я тебя со своими одноклассниками познакомлю и чайком угощу, с бутербродами?

Полина кивнула и через несколько минут мы все сидели в комендантской за большим прямоугольным столом и ели бутерброды с салом и колбаской.

Разговора, как такового не получалось, несмотря на то, что все мы были по сути ровесниками. Только мне было 18 лет, а остальным было по 17. Интересы у всех нас были уж слишком разными.

— Ну, что, — спросил я учеников, — пойдём домой или ещё позанимаемся?

В результате решили позаниматься ещё один урок и в 17–00 пойти домой. Час пролетел быстро. На проводы у меня ушло ещё два часа. К 19–00 я вернулся в общежитие и просмотрел свой виртуальный журнал посещений на сегодня. К Яблоневой, в 18-ю комнату был один посетитель мужского рода. Я посмотрел журнал посетителей у вахтера, и с удивлением обнаружил, что никакой отметки в журнале нет. Дежурила супруга Макара Петровича, Серафима Ивановна.

— Как так получается, Серафима Ивановна, — спросил я её, — у меня точные сведения, что в 18-ю комнату к Яблоневой пришёл в гости мужчина, а у вас в журнале торричеллиева пустота?

— Не знаю ничего, никакого Челли не было, — ушла в несознанку вахтер.

— Пройдёмте со мной в 18-ю комнату, — предложил я ей, — и вместе запишем товарища гостя в гостевой журнал посетителей нашего общежития, согласно должностной инструкции для дежурного на вахте, которая вам хорошо известна.

— А на вахте кого оставим?

— А давайте вашего мужа попросим?

— Он того, этого, принял немного за ужином и сейчас спит, — смущенно сказала Серафима Ивановна.

— Серафима Ивановна, — сказал я, — вы прекрасно можете сами сходить, без меня и взять у него пропуск и записать в журнал. Ну, как, сами справитесь?

Серафима Ивановна кивнула.

— Только, хочу вам сразу сказать, что, если вы его не обнаружите ни в комнате, ни под кроватью Яблоневой, я буду вынужден найти его сам, а о вашем промахе написать служебную записку коменданту общежития, Михаилу Васильевичу.