Людовик и Елизавета - Евгений Маурин

— Ваше величество! — воскликнул Суврэ, — я просто ослеплен картиной, которую вы нарисовали мне! Неужели все это продумала крошка де Нейль, сидя за монастырской стеной?

— Ну да, у меня, говорю тебе, тоже на первых порах дух захватило. Но недаром же Полина просила меня до поры до времени ничего не говорить кардиналу, так как Флери восстанет против этого плана уже потому, что не ему пришла счастливая идея. Сегодня я заговорил об этом с кардиналом. Господи, чего только он не наплел мне! С рыцарской точки зрения, открытое выступление за права принцессы Елизаветы будет только несправедливым, так как она — дочь младшего сына царя Алексея Михайловича, царица же Анна — дочь старшего, а, следовательно, права принадлежат именно последней, но не первой. С точки зрения политической выгоды, вмешательство не принесет никакой пользы, так как Франция истощена и бедна, ей не под силу взвалить на себя войну со всей Германией, да и неизвестно еще захотят ли русские признать своей царицей принцессу Елизавету… Словом, не могу передать тебе все его доводы; но хотя он и не сумел убедить меня, а на словах разбил по всем пунктам. И вот я совершенно не знаю, как же мне быть, Суврэ? Согласиться с Полиной — значит, отстранить от кормила власти Флери. Но ведь именно в тот момент, когда страна в области внешней политики вступает на новый путь, необходимо, чтобы ею правила старая, испытанная рука. С другой стороны, неужели отказаться от всех тех блестящих надежд, которые навеяла мне Полина?

— О, это было бы очень грустно, государь!

— Но как же примирить их разногласие?

— Да очень просто, государь. Назначьте на один из дней тайное заседание, на которое пригласите как кардинала, так и девиц де Нейль. Ну, разумеется, надо будет пригласить еще и других лиц: например, меня, государственного секретаря Амело, еще кого-нибудь. Конечно, все остальные будут только для декорации, для вас же, государь, будет важно, как и что станут возражать обе противные стороны. Из их спора вам легко удастся вывести, кто из них прав. Вот тогда-то вы и сможете прийти к определенному выводу!

— Твоя мысль была бы очень хороша, если бы не отличалась некоторым неудобством. Помилуй Бог, Суврэ! Что станут говорить, если французский король начнет привлекать к участию в государственных совещаниях своих возлюбленных?

— А вы поступите наоборот, государь! Привлеките совещание к своей возлюбленной. Пригласите всех указанных лиц как-нибудь вечерком к графине де Майльи. Ваш прадед заслужил прозвание «Великого», государь, а между тем не одно важное совещание происходило в покоях маркизы де Ментенон!

— Суврэ! — воскликнул король, — я уже не раз говорил тебе, что ты незаменим и неоценим! Благодарю тебя, Анри, твоя мысль великолепна, и я воспользуюсь ею! Но знаешь, Суврэ, раз ты помог мне в двух затруднениях, то поможешь и в третьем. Дело вот в чем. Полине неудобно и невозможно оставаться в ее положении девицей. Ее надо выдать замуж. Но за кого?

— Мало ли желающих найдется! — заметил Суврэ.

— Много, но нет подходящих. Одни уже женаты, другие холосты, но не отвечают необходимым требованиям, а я совершенно не желаю давать Полине в мужья человека с недостаточно благородным именем. Третьи отвечают всем требованиям, но слишком надменны, а ты сам понимаешь, Анри: неудобно закидывать словечко там, где оно может быть и не принято. И вот я второй день ломаю себе голову и ничего не могу придумать. Подумай ты, Суврэ! Может быть, у тебя найдется подходящий человек?

— Скажите, ваше величество, что вы дадите мужу девицы де Нейль?

— Жених должен дать слово, что прямо от венца отправится путешествовать не менее, как на год. Тогда он получит единовременно двести тысяч ливров, шесть тысяч годовой пенсии, а по возвращении из путешествия — квартиру в Версале, но отдельно от жены, которая будет назначена статс-дамой.

— Прибавьте еще одну милость, государь, и жених у меня готов!

— Неужели?

— Архиепископ парижский давно добивается кардинальской мантии. Обещайте ему этот сан, и он сам поведет к венцу своего племянника, виконта де Бентимиль!

— Но это великолепно! Ты прелесть, Суврэ! Молю Бога, чтобы он дал мне возможность как можно долее пользоваться твоими советами! — промолвил король.

— Это в большей степени зависит от вашего величества, — ответил маркиз. — Позвольте мне и впредь оставаться в той же тени, в какой я был до сих пор! Пусть никто не знает, никто не догадывается, что ваше величество советовались со мной по тому или другому поводу. Тогда у меня будет меньше завистников и врагов, а, следовательно, существовать меньше поводов подкапываться под меня. Пусть ваше величество никогда никому не говорит, что та или иная мысль, то или иное решение подсказано мною. Вот единственная милость, о которой я прошу вас, государь!

— Суврэ! — сказал король, подходя к маркизу. — Король слишком беден, чтобы наградить тебя так, как ты заслуживаешь. Но твой друг может дать тебе только вот это… — и Людовик обеими руками взял Суврэ за голову, пригнул его немного к себе и поцеловал в самые губы. — А теперь, милый мой Анри, беги к архиепископу и позондируй почву. И если ты увидишь, что почва поддается, то уполномачиваю тебя сегодня же решить с архиепископом все подробности. Ступай, милый, да благословит тебя Бог!

"Великолепно! — думал маркиз, сбегая с лестницы дворца. — Жанна будет мною довольна! Голубка моя! Как мне хочется поскорее прижать тебя к своему сердцу! Но дело прежде всего. Итак, сначала в Париж к архиепископу, потом обратно в Версаль к Полетт, потом к Жанне!"

С архиепископом Суврэ закончил дело в нескольких словах. Старик был в восторге, что наконец-то ему предоставляется возможность получить красную мантию, и сообщил маркизу, что его племянник на днях проиграл в карты последние остатки своего состояния, а, следовательно, будет счастлив женитьбой на Нейль поправить свои дела. Архиепископ уже заранее давал слово за виконта, но обещал сегодня же переговорить с племянником и не позже завтрашнего утра дать Анри окончательный ответ.

От архиепископа Суврэ помчался обратно в Версаль. Дома он застал одну только Полетт.

— Привет вам, виконтесса! — весело крикнул ей Анри.

— Виконтесса? — удивленно переспросила Полетт. — Простите, Анри, но я, право, не понимаю, в чем тут остроумие!

— Да не остроумие, а самый бесспорный факт, Полетт! Не пройдет и недели, как вы будете ею! — Суврэ рассказал Полине о переговорах с архиепископом и продолжал: — а теперь, Полетт, другое дело, из-за которого я, собственно, и приехал к вам. Правда, под угрозой вечной королевской немилости я обещал никому не говорить о том, что мне сообщил король, но мы все равно связаны тайной прошлого, а потому одним преступлением больше или меньше — не все ли равно!

— Но вы просто пугаете меня, Анри! — сказала Полина.

Суврэ передал ей вкратце свой разговор с Людовиком по поводу кандидатуры на место покойного Тремуйля и вмешательства в русские дела.

— Так он все-таки выболтал это кардиналу? — воскликнула Полетт, с досадой топнув ножкой. — Как я просила его не делать этого! Мне хотелось сначала подготовить его как следует, чтобы он сам мог дать отпор кардиналу. А теперь он все перепутал, и кардиналу нетрудно было разбить его "по всем пунктам", как вы говорите!

— А разве ваш замысел не таков? Я по крайней мере вынес убеждение, что вы хотите именно этого!

— Этого, да не этого! — нетерпеливо сказала Полина. — Кто говорит о ниспровержении императрицы Анны? Кто сравнивает ее права с правами принцессы Елизаветы? Ну да, права принцессы Елизаветы были нарушены, но раз этому дали совершиться, раз Анна короновалась, раз над ней совершен обряд помазания на царство, то с ее царствованием приходится мириться. Однако я знаю из самых верных источников, что здоровье императрицы очень плохое и что врачи не дают ей больше одного-двух лет жизни. Вот когда надо вмешаться, чтобы не дать утвердиться на престоле ее племяннице Анне и возвести на престол принцессу Елизавету!

— Но помилуйте, Полетт, ведь может пройти не два, а десять, двадцать, тридцать лет, пока императрица Анна умрет! Ведь врачи так часто ошибаются!

— Да, но они никогда не ошибаются, если им сунут в одну руку крупную взятку, а в другую — склянку с каплями! Что вы на меня так смотрите! Политика не знает ни сентиментальности, ни щепетильности там, где налицо необходимость! Но вы можете быть спокойны, Анри, нам к этому средству прибегать не придется: я знаю, что императрица недолговечна, и вы можете доверять моим сведениям! Словом, так или иначе, но мы можем считаться с достоверным фактом, что императрица Анна проживет недолго, и должны теперь же принимать меры к обеспечению трона за принцессой Елизаветой!

— Но подумайте, Полетт, не прав ли отчасти кардинал, опасаясь, как бы открытое выступление Франции не вовлекло ее в войну со всеми германскими государствами?