А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем - Марк Альперович

При переходе к другому движению, рывку, за Сергеем наблюдали уже все участники. И поскольку к первому весу он подходил в числе последних, некоторые из тех, кто претендовал на высокое место, полагая, что он будет пропускать вес, записались на предельные результаты. Часть из них этот вес поднять не смогли и выбыли из соревнования, получив «дырку от бублика».

На первый подход в толчке Сергей записался на свой предельный вес. Те, кто планировал обойти его, записались на более высокие веса.

В конечном итоге Сергей занял второе место, а команда Звенигорода первое.

На соревновании произошел курьез. Сергей вышел к первому движению, при котором, согласно существовавшим правилам, после взятия штанги на грудь, судья должен был давать хлопок для ее жима. Сергей легко взял штангу на грудь, но судья хлопка не давал. В зале послышался ропот, прозвучал запоздалый хлопок. Судьей оказался Володя Утенков, бывший тренер Сергея по тяжелой атлетике в Электростали. Увидев своего бывшего ученика, да под другой фамилией, он просто опешил. После соревнования Сергей невнятно бормотал бывшему тренеру о смене имени и фамилии в связи с разводом родителей. Конечно, Утенков спустя некоторое время все понял, но поздно, его команда проиграла Звенигороду.

Сергей знал, что в эти дни Тамара приезжает с практики. Он хотел встретить ее в Москве, задержавшись на сутки. Старший сержант Ильясевич должен был сказать, что соревнования продолжаются, в то время как в его весовой категории они закончились.

Сергей знал, каким поездом приедет Тамара, но решил ожидать ее у поезда на Электросталь. Тамара заметила Сережу первая и подошла к нему, радостно улыбаясь.

– Сбежал? – спросила она.

Сергей, улыбнувшись, кивнул головой.

– Поедешь в Электросталь?

– Иначе не ждал бы тебя.

Они зашли в вагон, сели напротив друг друга. Всю ночь Сергей провел на кухне в квартире Тамары, лишь на часок, заглянув к родителям, а рано утром отправился в часть.

Месяц спустя Сергей вновь побывал в Электростали на несколько часов. Когда почтальон принес Тамаре письмо, Сергей шутя попросил у Тамары его почитать. Письмо было из Батуми от грузинского парня, из-за приставаний которого Тамару хотели раньше времени отправить с практики домой. Но потом, как писала она, все образумилось. Сергей очень верил Тамаре, сам никогда до этого ей не изменял, а потому этому письму вначале не придавал особого значения. Но когда Тамара показала ему только фотографию парня, отказавшись дать прочесть письмо под предлогом, что тот плохо пишет по-русски, вся вера Сергея рассеялась как туман. С фотографической точностью он стал воспроизводить в своей памяти и содержание ее писем, и ее поведение в вагоне во время приезда с практики и многое другое. Если бы Тамара знала, какую цену ей придется заплатить за этот кавказский роман! Юношеская вера Сергея пропала. Больше никакие обязательства в отношениях с этой девушкой его не связывали. Появилась злоба, желание мести. Армия не давала возможности это желание реализовать, поскольку практически не было встреч с девчонками. Но, демобилизовавшись, он отомстил по полной…

Это была их последняя встреча перед отъездом Тамары на работу в Тихорецк.

Сергей долго и тяжело переживал потерю веры в близкого человека. Факт измены Тамары оставил в его психике глубокий след. Период романтической любви и веры закончился. С тех пор он не считал себя обязанным быть верным женщинам, с которыми его связывали длительные отношения…

Сергей получил отделение, на семьдесят процентов состоящее из москвичей, учащихся топографического техникума. Ребята были развитые, но крайне тяжело поддающиеся армейскому воспитанию. Особенно выделялся среди них Виктор Дроздов – высокого роста, сухопарый, физически очень сильный и выносливый. Он имел независимый, упрямый и гордый характер. Заставить его выполнять то, что он не хотел делать, было весьма сложно. Будучи кандидатом в мастера спорта по лыжам, он, придя первым, на соревновании на двадцать пять километров, зачастую тут же уходил на дистанцию в десять километров. Сергей решил не идти напролом, но в тоже время не быть на поводу у Дроздова. Однажды, во время самоподготовки, отправив отделение для отработки упражнений на перекладине, Сергей попросил Дроздова дойти с ним до клуба, где находилась штанга. Он предложил позаниматься тяжелой атлетикой, зная, что эта дисциплина входит в физическую подготовку лыжников.

Дроздов начал с веса шестьдесят килограммов и дошел до семидесяти пяти. Он, по-видимому, считал, что Сергей будет сейчас увеличивать вес, чтобы доказать свое преимущество. Но Сергей делал один подход за другим и жал на разы семидесятикилограммовую штангу. Дроздов понимал, что сержант пригласил его на тренировку неспроста.

Позанимавшись, минут тридцать, Сергей присел на лавочку, пригласив курсанта сесть рядом.

– Я что-то, Виктор, не видел, чтобы ты поднимал штангу. Разве она не входит в комплекс подготовки лыжника?

– Входит, но в части и в Звенигороде соревноваться не с кем.

– А ты что, собираешься в армии оставаться на сверхсрочной?

– Упаси бог!

– Закончится служба, вернешься в свою топографию, и времени для серьезного занятия спортом уже не будет.

– Это вы правы. Но свободного времени у курсанта немного, а отпрашиваться я не привык, ставя себя в привилегированное положение.

– Гордость – хорошая черта. Чувствовать, что ты сильнее других, наверняка, приятно. Хотя, честно говоря, пусть я и сильнее других штангистов в своей весовой категории в нашей части и в Звенигороде, не обольщаюсь. Ребята, которых я легко обыгрывал на гражданке, сейчас показывают более высокие результаты. Это я видел сам во время отпуска в Электростали. Да, к тому же, на армейском питании я перешел чуть ли не в полутяжелый вес. И в жиме выполнял норму мастера спорта, но всерьез о карьере штангиста не думал.

– А сколько вам было лет, когда вы впервые выполнили норму мастера спорта?

– Шестнадцать.

Дроздов присвистнул.

– Я первый разряд впервые выполнил в восемнадцать лет.

– А сейчас занимаюсь штангой, чтобы посачковать на соревнованиях.

Дроздов с любопытством посмотрел на своего командира.

– На сачка, вы мало похожи. Все стремитесь делать добросовестно, как настоящий служака.

– В армии существует мнение, что самыми жестокими командирами становятся самые недисциплинированные солдаты. Во второй роте есть сержант Петухов. Его отец служит в штабе московского гарнизона в чине полковника. Ох, намучились с ним и сержанты, и офицеры роты, когда он был курсантом, а сейчас ребята отделения буквально стонут от его требований и жестокости.

Дроздов нахмурился.

– Разве я не выполняю команд своих начальников?

– Выполняешь, но не все. Твои товарищи, у которых ты бесспорный лидер, смотрят, как ты не чистишь пуговицы бушлата, плохо застилаешь кровать. Ну и другие мелочи, а я к тебе мер не принимаю.

– Примите! – вызывающе ответил Дроздов.

– Видишь ли, Виктор, я призван в армию так же, как и ты. И после окончания службы буду вспоминать о ней не всегда добрым словом. Но я воспитан быть ответственным за порученное дело. Сегодня мне доверили двенадцать ребят. Моя задача не только сделать из них хороших будущих командиров, но при этом не унижать их достоинство, по возможности облегчить службу, помня, как нелегко приходилось мне. А сломать армия может любого. В прошлом году командир части отправил на гарнизонную гауптвахту одного солдата с хозвзвода. До этого времени солдат имел около двухсот суток ареста. Он вел себя вызывающе даже по отношению к старшим офицерам. Видел бы ты его после двадцати суток ареста на гарнизонной гауптвахте! Он стал одним из самых дисциплинированных солдат. Я тебе рассказываю об этом не для того, чтобы запугать. Трус, как правило, не становится ни хорошим солдатом, ни хорошим человеком. Я хочу, чтобы ты понял, что если, уважая тебя, берегут твое самолюбие, то ты должен действовать соответствующим образом. Меньше чем через год ты станешь сержантом. Командиром, от поведения которого будут зависеть судьбы людей. Скорее всего, тебя, как нужного части спортсмена, оставят служить здесь. Я хотел бы, чтобы мы понимали друг друга. Если решишь тренироваться со штангой, скажи мне. Со взводным и ротным я договорюсь.

С этого момента у Сергея с Дроздовым проблем не было. Их отношения стали дружественными, в рамках субординации.

Служба сержантская не шла ни в какое сравнение со службой курсантской. Утром сержанты вставали на пять минут раньше команды дневального: «Рота, подъем!» Спокойно одевались, заправляли кровати. И во время подъема уже стояли в коридоре казармы, подгоняя одевающихся курсантов. В ежедневных марш-бросках сержанты бежали без оружия, противогазов и шинелей. В столовой им давали порции побольше, и не было проблем получить добавку. Во время самоподготовки сержант мог назначить старшего, а сам заниматься личными делами, например, готовиться к поступлению в вуз по математике, что Сергей и делал. Во время физподготовки, тактических занятий и строевой сержанты командовали, а курсанты эти команды выполняли. Сержант свободно передвигался в пределах части, иногда даже за ее пределами, и никто не останавливал его, чтобы выяснить, куда он идет. Офицеры, как правило, с уважением относились к сержантскому составу, понимая, что на их плечи падает основная нагрузка в обучении курсантов.