Родовое проклятие - Ирина Щеглова

Был завод и проходная с 8 до 16.30. Было тупое переписывание бумаг: цифры из одного гроссбуха переносились в другой. Были бесконечные общаги и бессмысленные собрания и субботники. По вечерам приходили друзья, те, кто еще оставался. Мы играли в преферанс до одури, пили водку и говорили ни о чем.

Его родители жили у самого Азовского моря, в Мариуполе. Мы ездили туда, но море, почему-то, я видела только из окна вагона. Оно было свинцово-серым, ненастоящим: мелькнет куском тусклого стекла, затянутого рябью и исчезнет, словно его и нет.

Я стала такой же лениво-тусклой, и мои прежние сокурсники не узнавали меня при встрече.

– Валера, нам надо разойтись, – равнодушно говорила я ему иногда, – это бессмысленно…

Он пугался и грозил, что прыгнет в чан с негашеной известью, или сделает еще что-нибудь такое же ужасное, и это будет на моей совести…

– Но ведь это шантаж, – устало говорила я и оставалась.

Той осенью Авдотья подарила нам большое зеркало с отбитым уголком. Валерка закрепил его на стене нашей комнатушки в общежитии.

24

– Бабам – водка, мужикам – самогон!

Длинный кухонный стол быстро заполнялся снедью, посудой, бутылками… несли все, кто что может. На двух этажах маленького русского барака, собранного из немецких панелей, царило оживление… Из дверей комнат, распахнутых настежь, то и дело выскакивали разгоряченные женщины, бегали, по длинному общему коридору, таскали эмалированные тазики с неизменным салатом по кличке «Оливье», винегретом, котлетами…

– Машка! Где Машка?

– Дома, наверно.

– Пойду, позову.

Две женщины столкнулись и сразу разбежались в разные стороны.

Из тамбура, с лестничной площадки высунулась чья-то лохматая голова:

– Ольк!

– А!

– Валерку позови!

– Ладно, – кивнула головой Олька и без стука распахнула дверь, одной из немногих закрытых комнат.

Они сидели рядышком на софе в отмытой до блеска комнате, первой в их жизни «своей» комнате и смотрели на мельтешение теней в экране телевизора. Она вздохнула:

– Опять пьянку затеяли…

– День рождения, у Ольки, – с готовностью ответил он, – нас звали…

– Я не пойду! – твердо сказала она.

– Я тоже не пойду, – пообещал он.

Они пододвинулись друг к другу ближе. Он стал гладить ее по голой руке, коснулся плеча, обнял. Она склонилась к нему и прикрыла глаза. Он поцеловал ее в макушку, скользнул ладонью по бедру: она засмеялась.

– Масечка, ты трусики так и не надела? – игриво зашептал он ей в ухо.

– Не успела…

Он чаще задышал, и лоб его покрылся испариной:

– Давай подружим? – Второй рукой он добрался до нижней пуговки на ее халатике.

– Ой! – она схватилась за разошедшиеся полы халата.

Дверь с шумом распахнулась:

– Машк! Привет! Вы чего тут? Валерк! Ты ей сказал? – с порога закричала новорожденная Олька. Валерка кивнул.

– Так, чего? Вы идете?

– Оль, нам что-то не хочется… – Маша торопливо застегнула пуговицу. Она побоялась обидеть соседку, поэтому ответить «нет» сразу не решилась. И Ольга потянула ее за руку с домашнего дивана, от мужа, туда, в коридор, в общую суету. Маша растерянно подчинилась. Ее муж – Валерка, потопотал следом.

– У меня же, день рождения! – быстро объясняла Ольга, ведя за руку вялую Машу на кухню, к длинному столу, – Все уже готово, только вас и ждем.

– А кто будет-то? – обреченно спросила Маша.

– Да все, все наши: и мама моя с отцом, с работы мужики, ЦЭМовские… Вот, привела!

Несколько трезвых мужиков топтались у стола, поглядывая на запечатанные бутылки. Валерка к ним присоединился.

Что-то докипало и догорало на четырех общественных плитах, кухня утопала в клубах пара и разнообразных запахов. Мелькали раскрасневшиеся лица взволнованных женщин.

– Хлеб-то! Хлеб-то порезали?

– Вика, сходи за тарелками, не хватает.

– О, Машка пришла! Садись.

– С Валерычем рядом!

– Ты уж, не побрезгай нами!

В проеме кухонной двери появлялись люди, еще и еще… В руках у приходящих были стулья, миски и бутылки: с заводскими пробками и свойские, с заткнутыми газетой горлышками.

– Здорово, Валерка!

– О, здорово!

– Это – твоя?

– Моя!

– Здрассте…

– Привет.

– Сидай, сидай…

– Кому не хватает вилок?

– Да, не, все нормально!

– Мне немножко…

– Двадцать капель.

– Ну, за здоровье!

– Пусть родители скажут.

– Сделайте тише магнитофон!

Из-за стола поднялась не старая еще женщина, робко улыбнулась, оглядывая присутствующих, нашла взглядом дочь Ольгу и снова улыбнулась теперь только ей. За столом замерли, в ожидании тоста. Нетерпение отразилось на лицах, тарелки наполнены закуской, в рюмках подрагивает водка…

– Ну, мать, давай! – толкнул в бок женщину, сидящий рядом усатый дядька – отец именинницы. Женщина, сжимая в руках стопку с водкой, набрала побольше воздуха в легкие и начала говорить:

– Мы так рады, что Оля и Вова получили эту комнату. Теперь они заживут своим домом… – она задумалась, опустила голову, потом снова оглядела ждущих и продолжила:

– Вы такие дружные все! Собирайтесь почаще, не ссорьтесь…

– Ура! – заглушил последние ее слова возглас нескольких глоток. И пошел звон стекла, издаваемый стаканами, стопками, рюмками… Выпили залпом.

– Эх, хорошо!

– После первой и второй?

– Перерыва нет вообще!

Женщины заулыбались, подставляя опустевшие сосуды под новую порцию водки.

– Ну, Ольк, чтоб все у вас с Вовкой было хорошо!

– Давай.

«Дзинь! Пом-пом! Тук! Тук-тук!»

– Поехали!

Сошлись и разошлись в нестройном хороводе стаканы.

– Закусывайте!

– У всех налито?

– Котлеты-то, котлеты берите.

– Предлагаю выпить за женщин и девушек… – галантный Антон привстал и постучал вилкой по стакану, привлекая к себе внимание.

– Тихо! Антон говорит!

– За баб!

– Целоваться будем?

– Ах-ха-ха!

Сошлись, разошлись, опрокинулись…

– Эх, хорошо сидим!

– А пойдем плясать!

– Да, погоди.

– Чего годить-то?

– Еще выпьем!

– Мужики, успеете надраться! Пойдем плясать!

Под окнами, не попадая по клавишам, баянист – Серега отрывал визгливую «Матаню». Разухабистая маленькая бабенка – Ленка, уперев руки в бока, отбивала чечетку.

– Эх, мать – перемать..! – кричала Ленка под нестройные звуки баяна. Вокруг постепенно собирались гости, приплясывали и радостно подхватывали наиболее непристойные припевки.

– Машка!

– Что?

– Тихо! Там Валерку бьют! – Ольга появилась неожиданно, схватила стоявшую на крыльце Машку, и потащила ее в коридор.

– Кто бьет-то, и за что?

– Тихо! А то все сбегутся! Он с моим братом поссорился.

– У тебя брат есть?

– Ну да! Да идем!

Пятнистый свет от одинокой лампочки блуждал по коридору. В дверях бытовки топтались какие-то мужики. То ли были они за столом, то ли не были…

– Эй, что здесь происходит?! – грозно спросила Машка. Ей никто не ответил, и она протиснулась сквозь плотный строй спин.

На кафельном полу в душевой валялся тучный Валерка. Ярким желтым пятном выделялась на грязно-буром полу его футболка. Вокруг, покачиваясь и тыча в Валеркины бока ногами, толклись еще четверо: мелкие, востроглазые, похожие друг на друга. Сбегутся, разбегутся, как собаки на медведя. А Валерка только смеялся, да покряхтывал.

– А ну, разойдись! – закричала Машка, врываясь в самую свалку. Ее попытались отстранить, но она энергично заработала локтями, резко саданула кому-то в больное место. Растопыренной пятерней схватила чей-то загривок, и ломая длинный маникюр, оторвала от Валеркиной туши. Оцарапанный обиделся, но в драку больше не полез.

Спокойная обычно Машка, бывала страшна в гневе. Однажды она отбила пьяного Валерку у троих дружинников, и они ничего не смогли сделать; так и уехали ни с чем на своем «Уазике». Тогда дело было зимой, у дверей ресторанчика, тоже что-то отмечали…

В душевую, расталкивая зрителей, вошел Антон. Нападавшие расползлись по углам. Антон поднял счастливого Валерку, и под руководством, все еще возбужденной Машки, потащил его прочь из душевой. Валерка радостно орал, что он всем еще покажет. Ольга суетилась вокруг своего пьяного Вовика. Остальные сбились возле окна и проводили, удаляющуюся победно Машку, злыми взглядами.

– Дура! – бросил кто-то в след.

– На мою жену! – рванулся от Антона Валерка.

– Пшел, пшел! – зашипела на него жена. Антон только посмеивался, сгреб поудобнее вихляющееся Валеркино тело, и поволок его вверх по лестнице.

– Я вам устрою! – пообещала Машка драчунам, резко повернулась и, вскинув голову, медленно удалилась.

А на улице продолжал разрываться баян, и кричала свои частушки пьяная Ленка.

На втором этаже Валерке удалось вырваться, он полез в коридорное окно, хотел выпрыгнуть. Внизу завизжали.

– Стой! Кому сказала! – Машка успела схватить мужа за ногу; он улыбался и махал руками: