Боже, спаси русских! - Андрей Ястребов

Вопрос. Интересно, можно ли считать хандру любимым занятием героя-мужчины русской литературы?

Ответ. Не интересно. Нет, он слишком хандрит, чтобы у него было любимое занятие.

Вуди Аллен как-то сказал, что, если секс получается, все остальное получается также.

Похоже, у нашего человека ничего не получается. Особенно секс. Сейчас прозвучит экспозиция самого смешного анекдота: «Летит самолет, в нем сидят пьяный француз, немец-раздолбай и сексуальный русский...» Не смешно!

Вот он идет, наш герой-любовник на полставки.

Вот она, отечественная любовь – музыка природы для людей, которые не любят музыки и природы.

С любовью в русской литературе как-то тяп-ляп. Все как-то у героев неважнецки выходит.

В жизни все как-то обустраивается. Так или иначе, почти каждый находит своей душе пристанище. Девушки выходят замуж, рожают, бабятся, готовят обеды, стареют. И нет во всем этом ничего пошлого. Но только не для писателей.

Может, единственное, что в жизни отсутствует и чего в литературе избыток, – так это душераздирающие конфликты четырехстопным ямбом: чтобы встретились наши герои, повлюблялись, а потом давай друг друга психологически мутузить. Она его в четыре стопы, а он ее – ямбом, ямбом.

Конечно же бодрые литературные пророчества и грустные эпитафии куда интереснее, чем муж, обеды и дети. Редко кто из авторов наших романов предупредил: «Милая девушка, для счастья потребны характер и железная настойчивость, вера и любовь. А надежды – так этого у любого хоть отбавляй».

Безусловно, литераторы в обилии предлагают всевозможные экстремальные случаи вероятных любовных кандидатов. Появится, к примеру, какой-нибудь радикалист и прочитает лекцию об идеологическом счастье – наша девушка тут как тут, у двери с чемоданчиком стоит, ожидает. Но красивых идей не напастись, чтобы обеспечить счастье каждой героини. Точнее, каждой женщины.

Отечественной литературной женщине свойственна эксцентрика. Авторам как бы невдомек, что побудить ее совершить экстравагантный поступок, а то и сотню дерзких выходок намного легче, чем, к примеру, отправить на курсы больничных сиделок. Или устроить на любую другую добротную работу.

Упаси господь упрекать писателей в нежелании социализировать литературных героинь и побуждать девушек осваивать профессиональные высоты. Речь лишь о том, что в русской классической литературе куда более интересен образ страдающей девушки, нежели героини, тихонечко и без любовных истерик созидающей более или менее удовлетворительную повседневность.

А жизнь редактирует характер многими оскорбительными подробностями. Учатся наши женщины на своих ошибках. Некому их надоумить и образумить.

Любить – значит страдать

Идеализация русской женщины возникла в XIX столетии. По мнению Чехова, русские мужчины, будучи идеалистами, предпочитают разговаривать о высоких материях или о женщинах, причем одно сливается с другим: «Мы хотим, чтобы существа, которые рожают нас и наших детей, были выше нас, выше всего на свете. У нас в России брак не по любви презирается, чувственность смешна и внушает отвращение, и наибольшим успехом пользуются те романы и повести, в которых женщины красивы, поэтичны и возвышенны».

Возвышенности в нашей русской любви – хоть отбавляй, сама она сложная, запутанная и, как правило, невзаимная. Вуди Аллен, к примеру, создал фильм по мотивам русской классики «Любовь и смерть». Одна из героинь пытается вкратце обрисовать ситуацию в своей личной жизни: «Я влюблена в Алексея, он любит Алису, а у Алисы роман со Львом, Лев любит Татьяну, Татьяна без ума от Симкина, Симкин обожает меня... Сестра Татьяны любит Тригорина как брата ...Я люблю Симкина, но по-другому, чем Алексея». Американцу удалось схватить суть: русские женщины – существа сложные и противоречивые. Прежде всего, они уверены, что любить – значит страдать. Впрочем, не любить – это все равно страдать. Главная героиня фильма, Соня, по примеру женщин Достоевского, очень любит вести со своими воздыхателями глубокомысленные философские беседы. Тем не менее она любит Ивана, он «картежник, пьяница, неандерталец», и в нем есть «животная притягательность».

Как-то все брутальненько выходит. На деле не совсем так: у них, русских, чувственное начало не может быть на первом месте! Вуди Аллен исправляется, редактирует мотивировку. Соня полюбила Ивана, потому что он коллекционировал бечевку. Вот она, русская оригинальность! Далее по нисходящей. Ивана убивают на войне с Наполеоном, а Соня с женой Ивана вместе молятся о его душе в церкви, прижимая к сердцу мотки бечевки.

Как вы понимаете, Вуди Аллен просто иронизирует над западными стереотипами, сложившимися вокруг таинственной русской души. Мнение о русских женщинах у режиссера самое лестное. Они с изрядным интеллектуальным потенциалом сочетают неимоверную страстность.

Вернемся все же к русской литературе и философии. Как говаривал герой Островского: «Любить и страдать – вот что мне судьба велела». И Николай Бердяев того же мнения: «Мне всегда казалось странным, когда люди говорят о радостях любви. Более естественно было бы при более глубоком взгляде на жизнь говорить о трагизме любви и печали любви». После этой цитаты, читатель, следует потереть ушибленную грустным словом душу.

Как тут не вспомнить русские песни о любви: «Лучинушку», «Рябинушку», «Ноченьку», – грустные, протяжные, о разлуке и невозможности встречи. Так и писал о русском Эросе Георгий Гачев: «Выше сладострастья – счастье мучительное, дороже страсти – нежность».

Герои Тургенева в романе «Накануне» ведут беседу о том, является ли любовь «соединяющим словом». В конце концов они приходят к выводу, что является, но только не «любовь-наслаждение», а «любовь-жертва».

Почти все знаменитые любовные истории русской классики, от «Бедной Лизы» Карамзина до «Темных аллей» Бунина, заканчиваются трагически. Чего угодно ищут русские люди в любви, но только не благополучия и совсем не душевного покоя. Они знают, что любовь есть жертвенность.

Не о благополучии думала булгаковская Маргарита, когда полюбила своего Мастера: «Любовь выскочила перед ними, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!» Не о счастье, не о спокойствии мечтал доктор Живаго, влюбившись в Лару. Под маской любви к ним просто пришла Судьба.

Посмотрим на реальных исторических героинь. Жена протопопа Аввакума, смиренная протопопица, верная ему подруга во всех злоключениях. Она поддерживала мужа в его борьбе за веру: «Аз тя и с детьмя благословляю: дерзай проповедати слово Божие по-прежнему, а о нас не тужи...» И когда сослали их с малыми ребятишками в Сибирь, держалась стойко. Лишь иногда падала духом... Бредут они, ссыльные, спотыкаясь и падая, по снежной равнине, спрашивает бедная супруга у мужа: «Петрович, долго ли муку сию терпеть?» А он ей: «Марковна, до самыя смерти». Вздохнула жена и отвечает: «Добро, Петрович, ино еще побредем».

Наталия Долгорукая разделила горькую участь своего попавшего в немилость жениха, сменила в один час богатство и веселье на нищету и беды, на ссылку в Сибирь: «Я не имела такой привычки, чтобы сегодня любить одного, а завтре другого... Во всех злополучиях я была мужу своему товарищ. Я теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чего я за него пошла... Все, любя его, сносила, сколько можно мне было, еще и его подкрепляла». После смерти мужа Наталия ушла в монастырь.

Вспомним свояченицу Радищева, последовавшего за ним в Сибирь... Не забудем и самоотверженную любовь жен декабристов...

Исследователь русской культуры Юрий Лотман выделял три типа традиционного поведения русских женщин. Первый тип, о котором уже шла речь, – женщина-героиня, защитница, покровительница, именно та, которая «в горящую избу войдет». Культ Богородицы, который занимает огромное место в православии, призывает женщину-мать к жертвенности. Всякая любовь становится у нее материнским чувством. «Такие женщины были и среди наших бабушек и мам, но их мало среди молодежи» – так считают психологи.

Журнал «Time out» провел опрос среди известных людей, с каким образом ассоциируется у них понятие «русская женщина». Ответ «декабристка» был одним из наиболее частых. К примеру, так считает журналист Максим Кононенко: «Декабристка. Хотя я не понимаю, почему всех так изумляло, что декабристки последовали за своими мужьями в ссылку, по-моему, это естественная линия поведения для женщины».

Того же мнения писатель Дмитрий Быков: «Для меня понятие "русской женщины" ассоциируется с образом декабристки». Лучшими чертами русской женщины он называет «жертвенность и героизм». Идеальный образ – «декабристка Волконская, целующая цепи мужа».

Согласен с литераторами один из лидеров оппозиционного движения «Солидарность» Илья Яшин: «Некая жертвенность, скромный бытовой героизм веками впитывался в характер наших женщин». Он вспоминает исторические эпизоды, «когда женщины проявляли себя настоящими мужиками. И на фронт в войну ходили, и на плаху за мужьями отправлялись, и на защиту дома грудью вставали. Итак, русская женщина – «латентная декабристка или Родина-мать с военного плаката».