Возвращается муж из командировки… - Дарья Волкова

class="p1">Ну а потом…

Она издала такой вздох, когда я взял ее… Она так мгновенно перекрестила на моей пояснице свои длинные ноги… Ее руки так естественно легли на мою шею…

Что дальше все для меня потонуло в том, в чем не было слов. Было только наслаждение — такое мощное, что я в нем растворился. И единственной моей реальностью стали нежность и тугая влажность ее тела, ее дыхание и сладкая долгая одна двоих пульсация наслаждения в финале.

А после я лежал, уткнувшись носом в Лесин затылок. От нее пахло моим гелем для душа — и ею. Я теперь узнаю этот запах из тысяч других.

Мы снова долго молчали.

— У тебя есть меренговый рулет?

— Ты не поверишь…

И общий взрыв смеха. Леся, наконец, повернулась лицом. А ко мне вернулась способность соображать. И способность снова любоваться. У нее такой густой красивый румянец. И такие длинные роскошные ресницы. И…

Леся вдруг ткнулась лицом мне в шею.

— Эй, ты чего?

— Мне надо постесняться, — глухо отозвалась Леся.

— Зачем? — искренне удивился я.

— Мы, девушки, без этого не можем, — так же в шею мне отозвалась Леся.

— А… а на какую тему стесняться-то?

— На извечную. Не рано ли я дала?

Я расхохотался и перевернул Лесю на спину. А, поскольку приличных и вменяемых аргументов на такие заявления у меня не было, я Лесю просто поцеловал. Ну, или не просто. Нежно. Или страстно. Не знаю. Поцеловал так, как обоим нравится.

— Тем, кто стесняется, не полагается меренговый рулет.

— Это аргумент.

А я отодвинулся. Потом отодвинул Лесины руки, которым она попыталась прикрыться.

— Ты обещала, что я потом рассмотрю. Потом наступило.

Она судорожно вздохнула. Я завис на том, как двинулась от этого ее грудь.

В общем, между первой и второй перерывчик небольшой — это не только про застолье.

И только потом были душ, чай, бутерброды и, конечно, меренговый рулет. Я старался никогда не обманывать девушек. А Лесю обманывать я просто органически не мог.

***

— Егор, проводи меня домой. У меня дома кот голодный.

Мне в принципе нравилась эта фраза. Нет, тому, что Леся собралась уходить — этому я радоваться не мог. Но, во-первых, мне надо работать — телефон уже извибрировал мне весь карман сообщениями игрового чата. А во-вторых — Лесе надо кормить кота. И спать. Она уже пару раз зевнула. Но вот то, что она понимает, что я ее одну даже до противоположного подъезда не отпущу — это мне очень нравилось. Значит… В общем, это что-то значит.

— Пойдем. Голодный кот — слишком тяжелая ноша для моей совести.

Леся рассмеялась — и снова зевнула. А я не смог удержаться, подошел, прижал ее к себе.

— Что, ушатал я тебя?

— Ушатал, — не стала спорить Леся. — Можешь ставить зарубку… Ну, куда там ты их ставишь.

Мне не очень понравились эти ее слова — в противовес тому, что все остальное мне сегодня очень нравилось.

— Никуда не ставлю. Тем более что… — я чуть было не ляпнул, что такого, как сегодня, я никогда в жизни не испытывал. Но вовремя прикусил язык. Мачо такие слова не говорят. Правда, непонятно, почему я вдруг решил, что мачо — это про меня. — Ладно. Пойдем кормить твоего кота.

А у ее подъезда я Лесю поцеловал. Совсем не так, как целовал ее здесь в прошлый раз. И мне было совершенно плевать, если сверху на нас смотрит рыжая. Пусть кто угодно смотрит. Это моя Леся. Где и как хочу — так и целую. Если она не возражает. А она, конечно, не возражала.

***

Кефир мне, конечно, устроил дежурный скандал. Но очень быстро его прекратил. То ли унюхал что-то, то ли мое, я подозреваю, совершенно отсутствующее выражение лица с мечтательной улыбкой на что-то натолкнуло его хитрую рыжую голову. Поэтому, получив пропитание, кот демонстративно занялся именно им. А я потащилась на балкон. И там с замиранием сердца увидела на знакомом балконе знакомую широкоплечую фигуру. Фигура подняла руку и помахала мне. Я помахала в ответ и взяла в руки телефон.

Злая медсестра: Молодец, сам справился, без напоминаний.

Гагарин: Я заслужил поощрение!

Злая медсестра: Я подумаю!

Гагарин: Подумай. Время до завтра есть.

Злая медсестра: Ладно, пойду я спать. Пожелай мне спокойной ночи, Егор.

Я почему-то ждала в ответ какой-то двусмысленности вроде пожелания, наоборот, беспокойных снов. Но Егор в ответ прислал голосовое: «Спокойной ночи, Леся». Эти три слова я слушала на повторе, уже лежа на диване. И никак не могла прекратить. Даже Кефира утомила, и он демонстративно ушел спать в ванную — в моей крошечной квартире это единственное место, где можно спрятаться от слегка тронувшейся умом хозяйки.

И вовсе я умом не тронулась. Просто я теперь могла это вспоминать. Смаковать. Снова вспоминать. И снова смаковать. И все же констатировать один очевидный факт.

Мне впервые было так хорошо. Я впервые, на своей шкуре, так сказать, познала ранее спорный для меня постулат о том, что когда тебе по-настоящему хорошо в постели с мужчиной, то ты не помнишь, что именно происходило.

Вот я не помнила. Знаете, чтобы вот из серии: «Если делать так-то и так-то, то будет вот такой вот охренный результат». Нет. Никакого рецепта, чтобы снова это повторить, я не запомнила. Что-то глобальное помнила. Но очень немногое. И то — какими-то отрывками. Почему-то помнила про то, как Егор, ругнувшись сквозь зубы и перегнувшись так, что солнце подсветило шикарную рельефную спину, потянулся за презервативом. Но это я запомнила, потому что у меня бзик. Два бзика, если точнее — про гигиену и про безопасность. Еще помнила, что он меня трогал и целовал в том месте, где я… В общем, я очень нервно отношусь к прикосновениям в этой зоне. Ну, потому что к своим двадцати семи поняла, что ни хрена мужики не умеют там трогать, и все время делают не там и не так! Только ложные надежды приносят. Но не Егор. Я не знаю, что он делал. Не знаю, какой всплеск гормонов — вероятно! — я сообразила, что сейчас овуляция как раз, может, списать на нее… — ну, чтобы меня вот с первого раза и так унесло. Или дело в чем-то еще. Может, есть еще какой-то, как говорил герой любимого мультика моих племянников, «секретный ингредиент»

Я снова — черт его знает, в какой раз — вспомнила яркие темные глаза, взъерошенные русые волосы, сильные руки на моем теле — и так по