Лелька и ключ-камень (СИ) - Русова Юлия

— Мне ты, девица, ничего должна не будешь, луной клянусь, моей корысти в этом нет.

— А чья тогда корысть и кто с меня долг взыщет?

Леший посмотрел на Лельку странно изменившимся взглядом, вытянутые зрачки желтых глаз распались на точки, и той вдруг стало зябко. Она как-то сразу осознала, что рядом с ней не человек, как она по инерции воспринимала лешего, а древнее могучее существо, для которого ее жизнь значит меньше, чем жизнь любого лесного комара. Просто потому что комар свой, а она — чужая.

— Быстро ты, веда, учишься. Но не ищи зла там, где его нет. Я поклялся, что нет моей корысти в этом даре, клянусь Луной и в том, что сделан он добровольно и ты ничегошеньки за него никому не должна. А что запомнила про интерес — молодец. Кто это правило помнит, живет долго.

Девочка выдохнула. Внезапно нахлынувший страх отползал куда-то вглубь. Но Лелька знала. что насовсем он уже не уйдет. Про себя она порадовалась, что все обошлось и решила, что будет осторожнее. Лучше все контакты с лесными нелюдями проводить по ритуалам и правилам, не забывая, что друзей здесь у нее тоже нет. Тем не менее, любопытство не позволило ей не задать очередной вопрос:

— Дядька Ермолай, а что это было, со змеями?

— Это, девица были, как у людей сейчас говорят, выборы. Каждая из змей в царском кругу владела не только своей силой-мощью. но и силой соплеменников, кто желал ее на престоле видеть. Этим змеи и мерялись.

— А если кто-то будет недоволен — Лелька запнулась, уж больно странно это звучало, — результатом выборов?

— А вот тут у змей свой порядок. Доволен-недоволен, а проиграл битву сил, значит проиграл. И сегодняшней царице змеи будут подчиняться долго.

— Это что же, не каждый год бывает?

— Эк ты сказала! Да кто ж кажный год такое затевать станет! Нет, теперь царица править будет, пока силу чует, а как придет ее время, уползет из этих мест, где они помирают, даже мне неведомо. Так что не просто так тебя на праздник звали, выбор змеиной царицы — дело редкое, не всякий человек столько живет, сколько она правит. А метка ее — знак любой змее в любой части мира, только в северных лесах это приказ, а в других местах — вежливая просьба. Ежели тебя судьба унесет в чужие края, помни об этом и не злоупотребляй.

Лелька подумала немного и поклонилась лешему, как героини старых сказок, не раз виденных по телевизору.

— Спасибо, дядька Ермолай. Поняла я, что не из корысти ты меня позвал, но и неблагодарной быть не могу. Придет в твой лес беда — только дай знать, помогу всем, что не будет угрожать здоровью и жизни моей и моих близких.

Леший чуть усмехнулся и погладил зеленоватую бороду.

— Ой молодец! И вежество соблюла и осторожность явила. Молодец, девица, так и продолжай.

Помолчав, леший продолжил:

— Есть вот какое дело, веда…Грядет Стрибог-Листобой. Издавна в этот день приносили люди дары водяному.

— Но ведь Стрибог — властелин ветров?

— Так-то оно, так, да только ветер крутит мельницы, а те издавна у воды строились, и мельники водяного хозяина не обижали. А сейчас пошло безлепие — рыбку люди ловят, в реке плавают, даже машины эти ваши вонючие иной раз моют, а водяному хозяину почтение оказать — нет, не желают.

— А что водяному дарили?

— Тут, дева, по-разному бывало. Предки ваши дарили девку красную, любви не ведавшую. Воде всегда в радость человеческую душу взять. Потом времена изменились, стали петухов дарить да поросят, лучше черных. А сейчас вовсе уважения не стало.

— И как быть?

— Того мне не ведомо. Но только знай, водяной обидится — сам возьмет, да с лихвой. Ты средь людей живешь, их в свойственниках числишь, вот и думай, что и кому сказать. Можешь и ничего не говорить, тебя никто не неволит. Но что будет — ты теперь знаешь, а в остальном сама смотри.

Домой Лелька возвращалась озадаченная.

— Вот тебе и сходила на праздник… Как же быть-то… Ведь непременно Карпыч кого-нибудь утопит.

Наталья заметила, что племянница ходит смурная. Все лето девочка проводила на свежем воздухе, в компании сверстников. О том, что к компании Лелька и близко, считай, не подходила, Наталье не рассказали ни племяшка, ни дочка. Остальным же деревенским было не до детских свар. Подступив к Лельке с разговором, тетя получила уклончивый ответ, убедилась, что это просто осенняя хандра и успокоилась, решив, что само пройдет. Девочка же никак не могла решить подброшенную лешим задачу. По всему выходило, что надо идти к взрослым.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вот так приду и скажу: так мол и так, послание у меня от водяного. Надо 20 сентября непременно петуха утопить, а лучше поросенка, а то водяной обижается. После этого меня как раз и пристроят в тихое местечко в городской психушке. И это еще неплохо, я хоть не увижу, как Карпыч свое забирать станет. А то ведь просто пальцем у виска покрутят и шуганут, чтобы с глупостями не лезла. Как же быть-то…

За много километров от мучающейся вопросом девчонки, глубоко в лесу, куда люди в последние лет пятьдесят не заглядывали, сидело жутковатое существо. Лелька никогда бы не узнала привычного ей дядьку Ермолая в этом полупне-полукусте с желтыми плошками совиных глаз. Леший, а это был он, людей не любил сильно. Короткоживущие, непомнящие родства мелкие создания убивали его детей, изводили деревья, что он растил веками, просто гадили везде, куда добирались. Но эта человечка («Пока еще человечка»— подумал лесной хозяин) была на редкость занятной.

У леших нет хозяев, но помочь Великому Полозу для них всегда было честью. Именно Полоз на заре времен навел Велеса на мысль превратить несколько пеньков в своих помощников и дать им власть беречь и холить леса. В подлунном мире иные мерки, но добро там помнили всегда, так что этому лешаку было несложно вбить еще один клин между потенциально сильнейшей ведающей и остальными людьми. Да и самому ему, чего уж там, было любопытно поглядеть, как, не замечая этого, уходит человеческое дитя из мира людей. Ну а сильная веда в лесу — всегда прибыль в хозяйстве, а хозяином «Ермолай» был хорошим.

У Ирины неожиданно наступила новая жизнь. Началось все с вызова к директору. Поначалу Ирина крепко перетрусила. Директриса имела репутацию тетки властной, жесткой и бесцеремонной. Школу она держала железной рукой, так что Ирина не сомневалась — подробности некоторых особо злобных шалостей ее компании выплыли наружу. Ожидание серьезных неприятностей заставляло дрожать колени, делало ледяными руки, мурашками ползло по спине.

Однако разговор повернулся неожиданно. Уже через несколько минут девочка была совершенно очарована. Очень, очень красивая женщина (и как она этого раньше не видела?) спокойно и вдумчиво объяснила ей, что энергию надо направлять на дела созидательные, а не на глупые и бессмысленные шутки, и предложила стать представителем учеников в школьном совете. Больше того, Инга Геннадьевна пообещала, что если Ирина применит свои силы на благо школы, то к выпуску директор сама, лично, даст ей рекомендательное письмо к ректору любого вуза города. Словом, в жизни Ирины явно нашлось место чуду.

Инга же, после ухода девчонки встряхнулась, отпуская ведьминский флер. Ей жутко не хотелось тратить на это силы, но цель оправдывает средства, а результат желался немедленный. Впрочем, дело того стоило, будущую ученицу она купила с потрохами. Осталось аккуратно убедить Ирину, что стать ученицей ведьмы — предел ее мечтаний, но с этим Инга намеревалась легко справиться. Ну а дальше… Тут красавица сладко зажмурилась, предвкушая плоды закручиваемой ею интриги.

Промучившись несколько дней, Лелька решила, что поговорит с дядей, постарается его убедить, но если не получится ничего — то ни к кому другому не пойдет, будь что будет. Она прекрасно понимала, чем для нее обернется репутация у взрослых людей ведьмы-колдовки. Да и отцовский наказ не помогать без помощи помнился очень хорошо. Конечно, сейчас она его нарушала, но пока немного, и еще могла себя уговорить, что чуть-чуть не считается.

Андрей к просьбе племянницы выделить ей немного времени, отнесся с пониманием. Слишком свежа была память о последствиях подобного летнего разговора. Решив для себя, что к девчушке от бабки перешли какие-то способности, он так же твердо решил ничему не удивляться.