Бастионы Дита - Юрий Брайдер

— Очаг сегодня еще не зажигали, — сказал Хавр, потянув носом.

Вне стен города он вел себя весьма уверенно. Чувствовалось, что его родная стихия именно здесь, на опасном, продуваемом всеми ветрами приволье, а не в замкнутом каменном мирке. Сейчас он был крайне насторожен (не испуган, а именно — насторожен) и даже ступать стал по-другому, мягко и в то же время пружинисто, словно подкрадывающийся к добыче кот. Зато Ирлеф, наоборот, вела себя, как испуганная мышка, — или металась без толку, или впадала в оцепенение. Открытое пространство, буйство запахов и форм, новые впечатления и атмосфера постоянной тревоги просто подавляли ее.

— Оставайся здесь, — сказал Хавр. — А я обойду дом вокруг.

— Нет! — воскликнула Ирлеф. — Я с тобой!

Она боялась не за себя. Она боялась утратить контроль над ним. Хавр только замычал, сдерживая, очевидно, весьма красноречивые эпитеты.

— Ладно, — мне пришлось взять инициативу на себя. — Могу и я сходить.

Давно зарекшись верить Хавру, да и не ощущая поблизости особой опасности, я тем не менее обошел поляну по самой ее кромке, скрываясь за деревьями, — осторожность, как говорится, бывает лишней только в супружеской постели. Ничего подозрительного, кстати, не обнаружилось — забор как забор, калитка как калитка, пушкой не прошибешь. Никаких следов осады, никаких признаков запустения. В общем, все в целости и сохранности, о чем вскорости и было доложено Хавру.

Тот кивнул, выставил вперед ствол своего ружья, и все мы, топча лесные травы, двинулись к дому. Калитка оказалась запертой изнутри, и на стук в нее никто не отозвался. Бревна в частоколе оказались подогнаны настолько плотно, что заглянуть во двор было невозможно.

— Может, пока мы крюк по холмам давали, хозяин в город уехал? — предположил я.

— Нечего ему там сейчас делать, — ответил Хавр. — Тем более когда он уезжает, спускает с цепи псов. Они бы уже давно лай на весь лес подняли.

Пришлось нам с Хавром исполнить гимнастический номер под названием «пирамида», в которой я, естественно, оказался нижним. Некоторое время он сидел на верхушке забора, готовый в случае опасности сигануть обратно.

— Сейчас тут шум начнется, — сказал он. — Но вы не пугайтесь. — И спрыгнул во двор.

Там сразу что-то забренчало, залязгало и затренькало на разные лады. Однако вскоре грохот затих, и после томительной паузы я спросил:

— Ну что там у тебя?

— Порядок. — Запор калитки лязгнул. — Заходите.

Одного-единственного взгляда было достаточно, чтобы убедиться — порядка здесь как раз и нет. Двор был усыпан битой посудой, тряпьем, обломками мебели и всяким иным добром, ныне превратившимся в бесполезный хлам. Распахнутую настежь дверь, точно так же, как и высокий порог, покрывала густая, бурая, давно засохшая масса, к которой даже мухи потеряли всякий интерес. Жуткое кровавое месиво расплескалось так широко, будто человека, превратившегося во все это, расплющило одним страшным ударом даже не в лепешку, а скорее в пюре.

— Посмотри туда. — Ирлеф указала на дальний угол забора, где на бревнах тоже виднелось нечто похожее — темная клякса площадью в два квадратных метра. (И еще я обратил внимание: по всему периметру ограждения были натянуты драные, отслужившие свое рыболовные сети, на которых, как елочные игрушки, висели всякие железки, горшки, склянки, сковороды и прочая негодная хозяйственная утварь. При сотрясении этот утиль и создавал тревожный перезвон.)

— Хозяин один жил? — спросил я.

— Последнее время один, — ответил Хавр. Осторожно обойдя двор изнутри, он издали показал мне три пальца. Всего, значит, здесь пятерых прикончили. А в доме?

— Это не кровь, — сказал Хавр, рассматривая бурый комок, который он подцепил кончиком ножа. — Точно, не только кровь. Здесь и кости, и мясо, и кишки. Только все перемолото в пыль.

— Так бывает, когда на кухне овощи перетирают сквозь сито, — подтвердила Ирлеф, по лицу которой расползалась мертвенная бледность. — Но такое мелкое сито нельзя сделать.

— Ладно, посмотрим, что в доме делается. Просторная комната с узкими окнами-бойницами, занимавшая весь первый этаж, выглядела так, словно в ней не меньше недели жрало, пило, буйствовало и испражнялось целое стадо обезьян. Причем пили они из предметов, совершенно для этого не предназначенных, а ели вообще варварским манером — окорока грызли прямо зубами, а муку зачерпывали руками из горки на полу, о чем свидетельствовали следы пальцев.

Второй этаж пребывал в ничуть не лучшем состоянии. Кроме всего прочего, тут еще и костер разводили. Пока мы топтались среди всей этой разрухи, стремясь отыскать хоть что-то, способное пролить свет на причины разыгравшейся здесь трагедии, снизу раздался истошный крик Ирлеф:

— Тут кто-то под полом затаился!

Скорость, с которой мы скатились по лестнице, несомненно, превышала пределы человеческих возможностей. Однако тут нас ожидало разочарование в самом лучшем смысле этого слова. Доносившиеся из-под пола слабые стоны вряд ли могли принадлежать какому-нибудь чудовищу. Скоро обнаружился и люк, погребенный под грудой предназначенных для очага поленьев.

Освещая дорогу зажигалкой, я спустился в глубокий и обширный подвал, загруженный таким количеством разнообразнейших припасов, что один их вид, несомненно, вызвал бы обморок у Блюстителя Воды и Пищи. Человек, валявшийся там среди кадушек, корзин и мешков (и сам, кстати, похожий на огромный мешок), был умело опутан веревками и не мог уже даже внятно говорить, но дикий блеск его глаз и запекшиеся губы лучше всяких слов подсказали мне, в чем он нуждается больше всего.

— Хватит, — сказал Хавр, пытаясь отнять у хозяина дома (а это был именно он) кувшин с водой. — Ведь лопнешь сейчас. Лучше рассказывай, что случилось.

— Подожди, — прохрипел хозяин. — Еще глоток. Уф-ф… — Вода лилась уже не столько ему в рот, сколько на грудь и огромное брюхо. — Как я ждал этого момента! Уж и не верилось, что в живых останусь…

— Ты хоть знаешь, что в твоей усадьбе случилось? Выйди посмотри на дверь.

Хозяин встал, в чреве его захлюпало, как в бурдюке, держась за стену, доковылял до все еще открытых дверей и долго изучал кровавое пятно на них, даже пальцем несколько раз ковырнул.

— А во дворе таких сколько? — деловито осведомился он.

— С этим пять будет.

— Значит, все, голубчики, попались. Ни один не ушел. — Он вновь взялся за кувшин, но тот оказался пуст: предусмотрительный Хавр успел выплеснуть воду на пол.

— Пока не расскажешь все толком, ни капли не получишь, — пригрозил он.

Кряхтя и чертыхаясь, хозяин начал свое повествование. Из него следовало, что однажды, не так давно (счет времени он потерял), где-то близко грянуло Сокрушение. Нет, скорее далеко, чем близко, потому что ни один из двух обитавших в доме слепышей на него никак не отозвался. Ну, грянуло и грянуло, первый раз, что ли? Ограда крепкая, зарядов в достатке, еды тоже хватает. Можно отсидеться. Но взяли его не в доме, а в чаще, где нужно было расчистить новую делянку. Слепыш, всегда сопровождавший хозяина, шумнул слишком поздно. Видно, стар стал, заменить пора бы, да жалко — столько времени вместе. На хозяина накинули сразу несколько арканов, а потом огрели дубиной по затылку. Кто именно огрел? Да дикари какие-то. Голые, грязные, вонючие, заросшие, как звери, да еще желтым жиром размалеванные. Нет, не черные. Светлые, как мы, хоть и грязные. Очень голодные были. Слепыша сырого сожрали, чуть ли не с перьями. Однако человечиной побрезговали. Приволокли хозяина в дом, заставили показать, где запасы хранятся. Собак поубивали и потом тоже съели. Второго слепыша, правда, не тронули, видно, первый не по вкусу пришелся. С полмесяца дикари в доме прожили, только жрали да гадили. Хозяина, правда, тоже кормили, но развязывали редко. Пятеро их было, ни больше ни меньше. Из дома только за водой выходили. Нет, бояться вроде они никого не боялись. А не выходили потому, что до дармовых харчей дорвались. Дай любой скотине воз жратвы, разве она от него отойдет? И вот, значит, отправились они однажды к роднику. Сразу вдвоем, чтоб веселее было. Набрали воды, вернулись, слышно было, как калитка хлопнула и запор лязгнул. А потом один из них вскрикнул. Один только вскрикнул, второго не слышно было. Слабо так вскрикнул, будто голой пяткой на колючку наступил. Ладно. Время идет, все тихо. А эти трое, что в доме остались, только что солонины налопались. Сушит их. Пить хочется. Затараторили что-то зло и еще одного во двор послали. Третьего. Так этот даже не пискнул. Сгинул, не попрощавшись. Оставшиеся двое призадумались. Все в окошко выглядывали. Хозяина о чем-то расспрашивать пытались. Долго они так под крышей отсиживались. Хозяин им показал, где пиво хранится. Выпили они порядочно, ссориться стали. Один свою дубину схватил и прочь побежал, а другой в окошко наблюдал. Но недолго. Допил пиво, забился в угол и завыл, как зверюга больная. После хозяина о чем-то умолять стал, головой о пол стучал. Но что интересно, снаружи ни звука. Ни жучок не прострекочет, ни птичка не запоет. И так, наверное, с неделю было. Дикарь вроде умом тронулся. Накормил хозяина от пуза, напоил и в подвал связанного сволок. Люк прикрыл и даже завалил чем-то сверху. Сколько после этого времени минуло, неизвестно. Но, наверное, не очень много, потому что хозяин от жажды не помер и даже похудел не очень.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});