Эль и Карамель (СИ) - Анастасия Константиновна Дока

ручка сама по себе сияет при столкновении с чем-либо магическим.

— А хоть что-то не взаимодействует с вашей дурацкой магией? — раздражённо поинтересовалась Карамелина.

Ответ любимого ей не понравился.

— Теперь очередь буквы «Е»… — напомнила Кристина, упреждая намечающуюся ссору. — Мне на ум приходит только ель. Но её я не вижу. Ничего колючего зелёного среди предметов также нет.

— Ты права. Бабушка разрешала вариации, и «Е» превращалась в «Ё» или «Ш».

Не Кристина, удивлённая Мада вытащила шуруповёрт:

— Я знала, что Клавдия Семёновна весьма оригинальная старушка, но это… И что он делает в пекарне? Не припомню, чтобы во время расследований использовали шуруповёрт.

— В расследованиях нет, — согласился Эль. — В ремонте. Ей надо было помочь повесить полку для специй. Я принёс инструмент из дома. Думал, потерял, — ухмыльнулся, — а, оказывается, она его забрала.

— Моя бабушка гений, — гордо заявила Ася. — Такой шифр придумала!

— Отличная бабушка, — произнёс Василий.

Кристина, не помня себя от радости, бросилась к хомяку.

— Ты жив! — принялась его тискать. Вспомнила о приличиях, отпустила. — Я рада, Вася. Очень рада.

По краснеющей мордочке и розовым щекам было очевидно: между этими двумя что-то произошло, пока бывшие-нынешние выясняли отношения.

— Василий, ты давно пришёл в себя? — в Эле проснулись подозрения.

— Я не хотел попадать под огонь, — начал оправдываться зверёк. — Решил полежать и помолчать, пока вы ругаетесь.

Эль всё ещё испытывал недоверие к хомяку, но недоверчивость была в самой его натуре.

— Мы не ругались, Вась, но вернёмся к загадке. Ответ близко! — напомнила взволнованная Ася.

Её волнение передалось остальным.

А в ЭТО тем временем полетела «Л» — леска. Клавдия Семёновна использовала её вместо ножа при разрезании коржей. Последний предмет — перевёрнутый мягкий знак, Съюка, венцом лёг на маленькую горку из сияющих предметов. А через минуту все они засвистели, зашипели, рождая, прямо в воздухе большой и уже знакомый портрет только лучшего качества.

— Не… может… быть… — прошелестела Мада и грохнулась в обморок.

Глава 3 — Пониловля

Кристина успокаивала сестру. Та, едва вернув сознание, разрыдалась. Её с трудом усадили на стул. От рвущих душу слёз, защемило сердце у всех присутствующих. Василий вызвался принести чай с мятой. Кристина решила ему помочь. Ася сидела рядом и как маленькую девочку, гладила модельера по голове, приговаривая: «Любовь зла, но лучше так, чем выйти замуж, а потом узнать правду». Облегчения её слова не принесли. Мада разрыдалась сильнее. Мята, обнаруженная в офисе, — Эль подсказал, что Клавдия Семёновна часто пила с ней чай после закрытия дела, — немного внесла успокоение в разбитое сердце.

Кое-как справившись с эмоциями, Мада откинула голову назад и бездумно уставилась в потолок. Эль вздохнул и решительно вернулся к портрету. Эмоции эмоциями, но убийцу нужно поймать и как можно скорее. Сомнений не оставалось: перед ним был «Пони» или Алексей, Лёша. Присмотревшись, Эль обнаружил мелкие, едва заметные стрелочки, идущие по кругу. Они словно обрисовывали Пони.

Взяв лупу, он приблизился к портрету максимально вплотную, насколько позволяла магия, и принялся дотошно изучать находку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что каждая из стрелок имеет на конце букву. Их совершенно хаотичное расположение — они шли не по порядку и не складывались в слова даже какого-то заклинания, — имело определённый смысл и по мнению Эля составляло анаграмму. Он сбегал в кабинет, вырвал из блокнота лист, взял карандаш и, вернувшись, стал записывать.

Мада попросила, чтобы её оставили одну и закрыла лицо руками. Кристина, Ася и хомяк, пропустив череду вздохов, отодвинулись от несчастной. С малым любопытством уставились на Эля.

— Здесь анаграмма, — бросил он через плечо, продолжая составлять слова.

— А там трагедия… — тихо заметила Ася.

— Да, но мы ничем не поможем Маде, если мы будем сидеть, бездействуя. Поймаем мерзавца, и ей станет легче. Смотрите! — развернул записи.

— Убил Лёвкин. Он брат Пончика, — прочла Ася.

— А ты здорово разгадываешь анаграммы, — восхитилась Кристина. — Быстро. У меня никогда не получалось.

— Работай ты у Клавдии Семёновны с моё, и не тому бы научилась.

— Выходит, — задумалась Ася. — Мы знаем фамилию Лёши — это уже что-то. И что он брат какого-то Пончика.

— В зизни не слышал более нелепого имени.

— Думаю, это прозвище, — Эль дорисовал кавычки.

— Мы можем обратиться с этой информацией во французский штаб? — спросила Ася. — Они должны помочь. Это ведь и их дело тоже.

— Можем, но кто первым поймает его неизвестно, — ответил Эль. Перешёл на шёпот. — Значит, делаем так. Ася связывается с французами, Кристина берёт у Мады телефон и пишет с него сообщение Лёвкину, то есть нашему «Пони»: «Почему ты не сказал, что у тебя есть брат? Больше помогать не буду!», ждём реакции.

— Нет! — взволновалась Кристина. Сбавила тон, оглянувшись на поникшую сестру. — Ты хочешь подвергнуть её опасности? Он ведь захочет встретиться или попросту убьёт её ночью!

— Согласна с Кристиной.

— И я того зе мнения.

— Дослушайте меня. Естественно, Лёвкин всполошится. Захочет успокоить Маду, поскольку её помощь ему пока ещё нужна. Я на это надеюсь. Предложит встретиться, а, может, заявится без предупреждения. Кристине надо узнать, было ли у них с Мадой место свиданий. Там мы его и поймаем. Я подготовлю защитное заклинание — никто не пострадает. Волноваться не стоит. Но для начала побеседую с блогершей.

— Зачем? — спросила Ася.

— Во-первых, она могла что-то видеть или слышать. Во-вторых, у таких увлечённых сенсациями девушек, нередко имеется тяга к таинственному. К зомби, например.

— А?

— Она может знать об Ачха или о найденном дереве, Асенька. К тому же, я её раньше здесь не видел. Значит, она из приезжих или живёт здесь недавно. — Обратился к Кристине. — Ничего не слышала о некой Алисе или блоге «Чаространности»?

— Нет.

— Я слышала, — прозвучало тихое от Мады.

Все четверо обернулись. Женщина медленно подошла к ним, всхлипнула:

— Алиса Самойлова учится на дому, приехала сюда к тётке на время, любит яркие вещи, особенно оранжево-розовое сочетание.

На лицах читалось