Царевна Софья и Пётр. Драма Софии - Андрей Богданов

Когда москвитяне куда-либо входят, они начинают класть земные поклоны, многократно креститься и кланяться образам или тому месту, где они должны висеть. Священники их женаты, но не могут спать со своими женами накануне праздников. Что касается епископов и игуменов, то они должны жить в безбрачии. Если римский католик вступает в их религию, они его снова крестят; ежели он женат и жена его не соглашается вместе с ним переменить религию, он может жениться на другой.

Москвитяне в течение года соблюдают три поста: первый — как и у нас; второй — за шесть недель до Рождества, и третий — за две недели до Успения[294]. В течение этого времени москвитяне приготовляют все блюда на масле, которое, после них самих, несомненно, самое зловонное вещество в мире. Вследствие этого большинство солдат вымирает, так как рыба, которою они кормятся, сушится на солнце и почти всегда бывает гнилая, каковое обстоятельство и является источником ужасных болезней. Сюда следует прибавить, что вся эта дурная пища еще хуже переваривается благодаря их обыкновенному питью, состоящему из воды и муки и называемому — квас.

Они любят также строить церкви, и всякий боярин, прежде чем выстроить дом, воздвигает часовню и содержит сообразно со своими средствами большее или меньшее количество монахов. В Москве находится 1200 церквей, выстроенных из камня, куполообразной формы, что придает им мрачный вид. Все они имеют по пяти башенок с колоколами, на каждой башенке находится четырехугольный крест, из которых самый малый имеет высоту трех локтей.

Самые великолепные храмы Москвы — это церковь (Успения) Богоматери и церковь Архангела Михаила около царского дворца. Купол и башенки покрыты позолоченной медью, а кресты — вызолоченным серебром. Внутренность этих церквей раскрашена под мозаику. Против них находится огромная колокольня, где висит много больших колоколов, между прочим, один в 20 футов в поперечнике, в 40 футов в вышину и один локоть в толщину. Чтобы придать этому колоколу звучность, пришлось отнять от него при помощи резца до 40 000 фунтов. В него звонят только в праздник Крещения, который считается у москвитян самым священным. В этот колокол ударяют также, когда царь спит с царицей, с тем, чтобы народ стал молиться за дарование им наследника, ибо дочерей в этой стране ни во что не ставят[295].

Половина московских земель принадлежит монахам, ибо благочестие москвитян заключается в построении монастырей, из коих многие содержат более 100 монахов, живущих в полном изобилии, хотя и совершенном невежестве. Существует также много женских монастырей, которые имеют в обычае посылать старух на поиски за армянскими и европейскими купцами. Под предлогом купить у них товар они их убивают, после того как добьются самого существенного, если эти купцы мало знакомы с нравственностью этих святых дев и, влекомые страстью к наживе, соглашаются идти к ним[296].

Ни одно из вероисповеданий, за исключением католического, которое москвитяне после своего считают самым лучшим[297], не находит себе в Московии запрещения. Если какой-либо иностранец входит в их церковь, они заставляют его принять веру[298], так как прежде все, побывавшие в их церквах, потешались над их обрядами и пением, весьма похожим на пение немых.

ИЗЛОЖЕНИЕ РАССКАЗОВ СПАФАРИЯ О ПУТЕШЕСТВИИ В КИТАЙ И ТОРГОВЛЕ С ЭТОЙ СТРАНОЙ

Меховая торговля уже очень давно возникла в Московии, но она приняла теперь совершенно иной характер. В старину соболя в Московии были очень мало известны, и москвитяне пользовались только дешевыми мехами, исключая горностаевых, на которые они выменивали, что им было надобно. Дед нынешних царей, Василий (Иван. — А.Б.) Васильевич, прозванный Грозным[299], — справедливому названию этому не будут удивляться, если мы скажем, что жестокость его доходила до того, что он ради шутки забавлялся жизнью людей; так, однажды он велел кучеру своему ехать с каретою, в которой сидела супруга его, по едва замерзшему озеру, находящемуся в четверти мили от Москвы; карета провалилась сквозь лед и все сидевшие в ней утонули. Покорив царство Казанское и Астраханское, он открыл часть той обширной страны, которую называют Сибирью, что на славянском языке значит тюрьма, так как этот жестокий по природе властитель посылал в эту область, тогда не имевшую еще никакого названия, всех, кто лишался его милости.

Этим-то сосланным москвитяне и обязаны открытием дороги в Китай и множества куниц, которых они нашли на этих обширных пространствах, покрытых непроходимыми и неизвестными доселе лесами, которые, вероятно, простираются до самого Ледовитого моря. Охотники проникли в эти леса, подвигаясь постепенно вперед за ловлей разных зверей, как-то: черных лисиц, рысей и других диких животных, которыми изобилуют упомянутые не обитаемые никем леса и шкуры которых так дорого ценятся.

После смерти Грозного сын его, наследовавший ему, решил, что для государства его будет очень выгодно, если он разрешит въезд иностранным купцам. Голландцы первые пытались пройти в Московское море, но безуспешно. Англичане были счастливее их и достигли Архангельска — это порт, находящийся в море или заливе Св. Николая[300]. Царь, услышав о том, даровал им большие привилегии, состоявшие в том, что они не должны были платить пошлин за привозные и вывозные товары; он сделал это с целью побудить их развить свою торговлю в Московии.

Голландцы, завидуя этому открытию англичан, старались всячески повредить им, но царь, опасаясь, что это причинит только задержку развитию торговли, запретил голландцам вход в Архангельскую гавань. Таким образом, англичане остались хозяевами торговли в этой стране до смерти Карла I, короля Великой Британии[301].

Узнав о казни последнего, царь, в видах политики, как бы в наказание за такое деяние, совершенное над особою государя, отнял у англичан все их привилегии и разрешил голландцам въезд в этот порт, под условием платежа 15-ти процентов на все привозные и вывозные товары. Благодаря этому они так развили эту торговлю, что ныне находится в Московии более 200 голландских торговцев, большая часть которых уезжает (из Архангельска) зимой в Москву, по причине жестоких холодов. Тогда в первый раз введены были в Московии деньги, которые ныне там сделались так же обыкновенны, как в Польше[302].

В предместьях Москвы живет в настоящее время более тысячи купцов английских, голландских, фламандских, гамбургских и итальянских. Они торгуют русской кожей и кавьяром, или осетровой икрой, из которой они (русские) делают лепешки толщиною в палец и шириною с ладонь, солят их и просушивают на солнце; этот товар находит у них большой сбыт, так как в устьях Волги и других рек, впадающих в Каспийское море, они ловят бесчисленное множество осетров, которые затем доставляются Волгой в Москву и отсюда уже развозятся по всей Московии и в соседние государства, как это в этих последних делается с сельдями. Товар этот особенно находит себе потребление во время трех постов, которые они строго соблюдают.

Англичане и голландцы меняют москвитянам свои сукна и пряности на хлеб, пеньку, смолу, поташ для краски и золу. Фламандцы и гамбуржцы покупают у них воск и железо. Корабли этих народов приходят в Архангельск в июле и отплывают оттуда в сентябре; оставаясь долее, они рискуют погибнуть в море. Переход из Бергена в Архангельск[303] совершается обыкновенно в 15 или 20 дней, столько же времени длится и обратный путь. Торговля эта очень значительна, хотя в год приходит в Архангельск не более тридцати кораблей.

Прежде персияне возили свои товары на Архангельск, но Голицын разрешил им возить их прямым путем на Ригу, с тем, чтобы уплачивать 15 процентов в Москве, между тем как раньше они платили по 5 процентов в трех разных городах по дороге в Архангельск. Он дал им таким образом возможность выгадывать целый год, так как дорога из Риги в Голландию длилась 4 месяца, а из Риги в Испагань — 3 месяца. Персияне приплывают из Испагани через Каспийское море в конце октября и оттуда едут дальше на санях за счет царя пять недель[304]. Назад они спускаются по Волге и совершают путь в тридцать и сорок дней[305].

Голландцы уговорили великого Голицына послать нескольких из их моряков и плотников в Астрахань, которые и построили там два фрегата, на которых легко доходили по Каспийскому морю до Шемахи — первого из персидских городов. Но месяцев восемнадцать тому назад татары сожгли эти корабли[306]; нынешние же московские министры не разрешают строить новых, что окажется впоследствии весьма невыгодным, так как московские суда не что иное, как большие лодки, снабженные двумя рулями и парусом, который в случае непопутного ветра опускается, и судно, таким образом, отдается на волю ветра.