Как выжить в НФ-вселенной - Чарльз Ю

— Считаешь, тут что-то не так? — услышал я однажды, копаясь в панели управления.

— Кольцо Нивена дало трещину. Нужна сварка.

— Нет, я не о том. Я про теорию.

— В смысле?

— Моя теория — может быть, дело в ней? Может быть, я ошибся в расчетах? Может, все вообще не так?

Отцу понадобилось мое мнение. Он признавал, что не все на свете знает и понимает, что есть вещи, в которых он не разбирается, которые ставят его в тупик, заставляют его нервничать — на этой его работе, в этой стране, в этом городе, таком далеком от центра мироздания и таком близком к нему. Отец спрашивал, готов ли я взять на себя часть ноши, готов ли помочь ему, готов ли я продолжить отсчет.

Помню, как я сразу почувствовал себя маленьким и неопытным. Я должен был помочь ему, но разве я могу, разве я способен? Во мне мешаются злость на него (за то, что он меня просит), и жалость (ему пришлось просить), и злость на себя (почему я не готов к этому, почему я не тот юный гений, которого он видел когда-то во мне, почему я не оправдал его надежд). Дом вокруг меня словно наполняется электрическим полем, гудящим от статики ненаправленного разочарования, пронизанным силовыми линиями с идущими по кругу стрелочками, превращается в невероятно сложную, отрисованную по точкам, с мелкозубчатыми линиями границ тепловую карту термодинамической системы, еще стабильной, но уже обреченной на гибель.

Когда отца вдруг осенило, было сильно за полночь. Мы таращились на доску вот уже девять с половиной часов. Я порядком замерз в холодном гараже, но ничего не говорил отцу — еще неизвестно, как он отреагирует. Я просто сидел и смотрел на девчонку моего возраста, которая жила через дорогу и целовалась сейчас у двери дома со своим парнем — они простояли там, наверное, полвечера и все никак не могли расстаться.

Отец не собирался сдаваться. Он стоял у доски с цифрами и буквами и вновь, и вновь что-то исправлял и переписывал. Тета, ню, сигма, тау. «Тау не моделируется», — сказал он.

— Тебе это о чем-нибудь говорит? — спросил он, указывая на кучу дифференциальных уравнений.

— Я даже не знаю, что там к чему.

— А, ну да, — кивнул он. — Извини. Тут получается, как будто мы сталкиваемся с другими объектами.

— Может, так и есть?

— Но это невозможно, — возразил он. — Если только…

Он замер, невидящим взглядом уставившись куда-то в пространство, потом его как будто ударило что-то невидимое, но вполне реальное. Я практически видел, как это произошло, как он весь раскрылся навстречу — лицо, глаза, даже рот с отвисшей челюстью. Вот ради чего он работал, ради чего день и ночь корпел в гараже — ради таких моментов, которые могли случиться раз в год, а то и раз в десятилетие. С криком не то боли, не то радости он бросился ко мне и обнял, потом подкинул мел в воздух и хлопнул в ладоши, подняв огромное облако белой пыли, потом подпрыгнул на месте, издав какой-то невнятный ликующий возглас, — словом, выглядел донельзя глупо. Он был счастлив. И только наука могла сделать его таким счастливым — ничто другое.

Стерев все формулы, он схватил новый мел и, беспощадно кроша его, лихорадочно застучал по доске, то и дело выкрикивая что-то бессвязное и возбужденно хлопая себя ладонью по лбу. Так продолжалось очень долго. Когда отец наконец закончил вычисления, он обернулся ко мне, весь в белой пыли, с покрасневшими пальцами, волосы прилипли ко лбу, капельки пота стекают по вискам и щекам, и сказал: «Ты сделал это, мой мальчик, ты решил проблему. Мы действительно сталкиваемся — повсюду сталкиваемся с другими машинами времени». Он показал на доску, на невообразимое переплетение уравнений и неравенств, значков и линий и хриплым, срывающимся на крик голосом начал объяснять, что к чему.

Я не запомнил дословно всего, что он говорил тогда, но основную идею, направление, в котором он мыслил, я уловил. Наши представления были слишком упрощенными, мы рассматривали свою машину времени как уникальный объект, изолированную переменную и составляли уравнения соответствующим образом. На самом же деле наш аппарат — это всего лишь частный случай, сказал отец, машиной времени может быть и дом, и комната, наша кухня, гараж, в котором мы стоим, наш теперешний разговор. Все что угодно может быть машиной времени, даже ты сам, даже мы с тобой.

Машина времени есть у каждого. Каждый человек и есть машина времени. Только у большинства людей она сломана. Путешествие во времени без каких-либо технических средств — самый трудный и загадочный из всех способов. Люди попадают в хронодыры, в хронопетли, из которых не могут выбраться. Но от этого мы не перестаем быть MB-капсулами самой совершенной конструкции, которая позволяет тому, что внутри нас, нашему внутреннему темпоральному путнику в полной мере испытать движение по времени со всем тем, что оно способно дать, со всеми его приобретениями и утратами, со всем, что можно прочувствовать и понять, следуя этому маршруту. Мы все — хроноустройства, полностью удовлетворяющие самым строгим критериям. Любой из нас.

из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»:

Порядок индивидуальной калибровки МВ-31

Чтобы откалибровать аппарат в соответствии с вашими индивидуальными характеристиками, выполните следующее:

1) закрепите сенсоры на кончиках пальцев;

2) наденьте визуально-перцептивные очки-анализатор мозговой деятельности;

3) примите горизонтальное положение;

4) смотрите на мир.

Процесс калибровки занимает от сорока трех до сорока четырех секунд в зависимости от таких параметров, как масса тела, естественный цвет волос и степень самосознания. После завершения калибровки капсула будет иметь ограничения, аналогичные вашим собственным.

Машина времени, как и обычный автомобиль, не может нарушать законов физики. Вам не удастся попасть куда угодно — только туда, куда у вас будет доступ. Туда, куда вы допустите себя.

25

Мне семнадцать. Отцу на будущей неделе исполнится сорок девять. И сегодня лучший день в его жизни. Если представить жизнь в виде параболы, то сейчас он на ее пике, в самой верхней точке.

Наша машина движется к престижному району города.

— По-моему, ты нервничаешь, — говорит МИВВИ.

— Это очень ответственный день, — отвечаю я.

Мы едем на встречу с важным человеком, руководителем исследовательской группы из Института концептуальной технологии — антрацитово сверкающей громады на вершине холма, в полумиле от города по Университи-роуд. Там занимаются очень серьезными, глобальными проблемами, такими, например, как предотвращение уничтожения НФ-вселенной ее все возрастающей парадоксальностью. Люди, которые в нем работали — тот, с кем мы встречаемся сегодня, в первую очередь, — воплощали в себе то, к чему отец всегда стремился. Он всегда хотел быть одним из них, жить их жизнью, каждое утро въезжать в ворота, предъявляя пропуск бдительной охране, и оказываться на закрытой территории твердыни, скрывающей секреты и тайны, известные всего какой-нибудь сотне людей во всем мире, идеи, доступные, может быть, только дюжине.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});