Тростниковая птичка - Ольга Смайлер

– Ой, мальчики! – восхитилась я громко, когда взгляды воинов, сидящих за столами, устремились в мою сторону. – Какие вы красивые!

По залу прокатился хохот, а Эд сдавленно выругался, на что я погладила его по плечу.

– Не куксись, тебе не идет, – шепнула я и расцвела восхищенной улыбкой, потому что увидела Сая.

Несмотря на то что в помещении было тепло, на нем была та самая куртка с пришитыми мною бусинами.

Я надулась – выражение лица Сая, когда он посмотрел на меня, было не слишком радостным, скорее – наоборот. Эдвард отбуксировал меня к свободному креслу рядом с Саем и усадил в него, не позволив мне потрепать Сая по светлым прядям, которым было придано подобие прически.

Словно из ниоткуда возникшие Мист и Терри стали за спинками наших с Саем кресел, причем Мист обеспокоенно переглянулся с главой рода и положил мне руку на плечо, лишая возможности встать на ноги.

– Красиво как, – доверительным шепотом сообщила я этой троице очевидную, на мой взгляд, вещь. – Как в сказке! – И, углядев приближающуюся Юстимию, всплеснула руками. – Точно как в сказке! Вот и поверженный дракон!

Взгляд Сая стал обеспокоенным, он наклонился в мою сторону и тихо спросил:

– Соня, что случилось? С тобой все в порядке?

– Побочка, – отмахнулась я, – у ваших препаратов такой странный принцип действия!

Тем временем Юстимия остановилась у нашего стола, подошедший Эдвард передал ей бархатную подушечку, на которую Терри выложил два браслета. Массивный, широкий и золотистый, явно мужской, и тоненький и очень аккуратный ажурный, рассчитанный на женскую руку.

Я хотела было пошутить, но Мист сжал мне плечо, и я передумала.

Сайгон легко поднялся с кресла и опустился передо мной на одно колено, обхватив мою кисть своими ладонями.

– Вау! – тихонько восхитилась я, не сумев смолчать.

– Помолчи, пожалуйста, – рассерженно шепнул Сай, – ты меня сбиваешь!

– Да, пожалуйста! – обиженно надулась я.

И тут Сай заговорил. Эйфория позволяла наслаждаться звучанием его голоса, различать обертоны, но, к сожалению, не позволяла уловить смысл произносимых фраз. Что-то о том, что он принимает мой выбор, что он обязуется то и это, будет охранять и беречь, в горе и радости и прочую чепуху, которую так любят создатели дневных сериалов. Я не хихикала лишь потому, что голос Сая будоражил до головокружения.

Наконец Сай отпустил мою многострадальную руку и встал с колен. Эдвард за спиной Юстимии ощутимо напрягся, но та протянула подушечку с браслетами Сайгону.

– Это угодно Праматери, – как будто через силу выговорила Юстимия, Эд расслабился, а Сай заботливо уложил браслеты в вышитый мешочек, переданный ему Терри.

Воины, молчавшие все это время, восторженно взревели, послышались смешки, выкрики, начались обычные разговоры. Эдвард принял из рук одного из неприметных прислужников высокий, богато отделанный серебряный кубок, передал его Старшей Дочери, а та, в свою очередь, передала его Саю, все еще стоящему рядом. Тот отсалютовал бокалом и сделал из него несколько глотков, потом наклонился ко мне, протягивая кубок.

– Сай, ты уверен? – слабо попыталась сопротивляться я.

Тогда Сай цепко обхватил ладонью мой затылок, так, что я не могла отодвинуться, а другой прижал к губам кубок, вынуждая меня пить, пока наконец бокал не опустел. Потом он перевернул кубок вверх дном, показывая, что он пуст, и по залу прокатилась вторая волна смеха, хлопков, свиста и выкриков. А у меня наконец-то закружилась голова и появилось чувство невесомости. Нет, я не боялась, что меня отравили – слишком сложная многоходовка. Сай вполне мог оставить меня в Нашере, избавиться по дороге или сообщить кому следует о том, что я не керимка, но он не сделал ничего подобного. Хотя… Это было до моей выходки с бусинами, но я верила, почему-то верила, что он может злиться, бушевать, ненавидеть меня, но никогда не причинит мне зла. Юстимия с Эдвардом же так давно играют в свою игру, что мое отравление дало бы каждому из противников не просто козырную карту, а всесильного Джокера, дарующего окончательную и бесповоротную победу над соперником.

– Как ты себя чувствуешь? – Рядом со мной возникла не просто Юстимия, а Старшая Дочь родового Храма Праматери, что называется, «при исполнении».

– Голова… кружится. – Слова давались мне с трудом, в горле пересохло.

– Пойдем, милая, мы поможем тебе. – Сильные пальцы сомкнулись на моем плече, и она потянула меня вверх из кресла. – Доверься нам.

Выбора не было, я заставила себя подняться на ноги, ведь я Девочка Лисси, а мы не сдаемся. Снова ощущение невесомости, и я почти повисла на своей сопровождающей. Стало страшно, и я посмотрела на единственного человека, которому доверяла. Сай был бледнее скатерти, губы крепко сжаты, а Мист и Терри давили ему на плечи, не позволяя встать. Мист встревоженно взглянул на командира, потом развернулся к зрителям, мгновенно преобразившись в весельчака и балагура, и что-то звонко выкрикнул, так, что по гостям снова прошла волна смешков, выкриков и свиста.

– Доверься нам, – снова услышала я, правда не поняла, к кому на этот раз обращается жрица – ко мне или к Саю.

Мы снова куда-то шли, я помню ступеньки, легкий озноб от ночной прохлады, снова ступеньки – и темнота. У темноты было множество рук, она качала меня, как на волнах, что-то делая с моим телом. Мне не было ни стыдно, ни страшно – прикосновения были деловиты и осторожны, а еще у темноты были голоса, они перешептывались, а я слушала их, не понимая смысла фраз, но улыбаясь им.

– Смотри-ка, она улыбается, – удивлялась темнота женским голосом.

– Сильная, – одобряла темнота другим голосом, – и необычная. Сайгон – везунчик, ведь успел – даже отец не верил, а он успел…

– Тихо, – перебил их третий голос, поторапливайтесь – они уже поднимаются по лестнице.

Прохладные пальцы коснулись лица, потом ключиц и живота, на котором очертили круг.

– Пусть ваш союз благословит Праматерь.

«Какой странный сон, – подумалось мне, – определенно с керимскими напитками надо завязывать».

Я проснулась от ощущения чужого взгляда, рывком села на широкой кровати, в испуге озираясь по сторонам. Это не могло быть моей комнатой – она была слишком обжитой, слишком мужской, даже пахло от подушек знакомым волнующим мужским запахом. А на другом конце кровати, закинув руки за голову и небрежно прикрывшись сбившейся простыней, лежал Сай.

Картинка сложилась – я почему-то в спальне Сая, это его кровать, и он, судя по виду, не слишком этому рад. Я снова взглянула на Сая – обнаженным он казался еще прекрасней – широкие плечи, сильные руки, кожа в свете неяркой лампы отливает золотом, светлые пряди взъерошены, губы четко очерчены, пристальный взгляд темных глаз под пушистыми ресницами. Даже отросшая щетина и темные круги под глазами не делали его менее желанным.

Я понимала, что рассматривать Сая в упор просто неприлично, но никак не могла отвести от него взгляд, жадно рассматривая каждую черточку его тела – сильные плечи, руки, грудь, живот – мне с большим усилием удалось перевести взгляд на собственные пальцы. Но легче не стало – меня начало знобить, дышать стало трудно, губы моментально пересохли. Я испуганно взглянула на Сая:

– Что со мной?

Тот скривился.

– Садх, – потом вздохнул и расщедрился на подробности, – синтетический наркотик, обязательная составляющая и свадебного напитка, и собственно церемонии. Должен вызывать прилив желания и снижать критичность мышления. В больших дозах действует как снотворное. Но я полукровка, а ты с Изначальной Земли, и, как мы видим, садх сработал как-то не так.

И тут до меня дошел смысл его фразы.

– Свадебный напиток? СВАДЕБНЫЙ? – задохнулась от возмущения я. – Так это была наша свадьба?

Сай разозленно зарычал:

– Значит, ни отец, ни Юстимия тебе так ничего и не сказали?! Да, это была наша крастова свадьба, и я ничего не мог изменить с того момента, когда вся центральная площадь увидела твои крастовы бусины на моей куртке!

И мне вдруг стало больно дышать – этим вечером я стала женой человека, которому не нужен был ни этот брак, ни я. И даже теперь, под возбуждающей наркотой, он старательно не дотрагивается до меня, словно я жаба или мерзкая рептилия. Эйфория схлынула, оставив горечь разочарования. Я все пыталась понять, что со мной не так, чем же я заслужила такое пренебрежение? Почему он не может если не любить, то хотя бы желать меня? Первые соленые капли скатились из глаз, и я наконец смогла выдавить главный вопрос, мучивший меня всю нашу поездку:

– Почему ты так холоден со мной? Неужели я нисколечки тебе не нравлюсь?

* * *

Этот день, полный потрясений, под вечер стал настоящей пыткой – всю церемонию, произнося нужные слова и выполняя все ритуальные действия, я думал о том, что сама Соня никогда бы по доброй воле не выбрала меня. Ее сострадание и доброе сердце заманили ее в ловушку, из которой не было иного выхода. И теперь я окончательно потерял надежду – тростниковые птички редко выживают в неволе и никогда не заводят птенцов. А я, хоть и вынужденно, оказался тем, кто запер ее в клетку – пусть даже пообещав, что рано или поздно отпустит на свободу. Неизбежная ночь вдвоем тоже не добавляла спокойствия – быть с ней рядом, с теплой, сладкой, зовуще нежной, и знать, что я не вправе прикоснуться к ней, – это настоящая мука. Но увидеть в ее огромных, как озеро Карен, глазах смирение, безразличие или отвращение, когда я прикоснусь к ней, будет слишком больно.