Звезда Любви - Юлия Леонова

— Домой! — бросил он вознице, усаживаясь обратно в экипаж.

Откинувшись на спинку сидения, Павел прикрыл глаза. Ну, какова?! — усмехнулся он. — Ему говорила о высоких чувствах, о любви, о семье, о детях, а сама… А ведь он почти поверил! Да что там самому себе врать — поверил! Думал о том, чтобы… Нет, так далеко он не зайдет! Он получит ее, — не в его правилах проигрывать, — а потом оставит без всяких сожалений и глупых сантиментов, если, конечно, Мишель его уже не опередил. Поморщившись при этой мысли, Шеховской стукнул тростью в стенку кареты. Возница тотчас остановил экипаж.

— Чего изволите, Ваше сиятельство? — заглянул он в экипаж.

— Давай в "Феникс", — мрачно бросил Павел.

— Как скажете, Ваше благородие.

Нет, он еще не сдался. Он еще попробует отвоевать утраченные позиции!

* * *

Дебют состоялся в полном смысле этого слова. Выйдя на сцену, Юля со страхом окинула взглядом полный зал. Мартынов слегка кашлянул, напоминая ей, что пришел черед ее реплике. Сосредоточив все свое внимание на нем, девушка улыбнулась и, стараясь не обращать более внимания на зрителей, ответила ему. А дальше все сделалось настолько просто, что она сама диву давалась тому, как легко вдруг стала Любушкой, а не Анной и не Жюли.

Она ведь и так играет роль Анны с тех пор, как первый раз переступила порог кабинета Гедеонова, так чего ей бояться здесь, на сцене? Куда страшнее, если вдруг откроется ее игра в жизни, вот тогда-то для нее настанут необратимые последствия.

Несколько раз она украдкой бросала взгляд на ложу, где ранее видела Шеховского, но Павел Николаевич так и не появился. Юля не могла понять саму себя: ей бы радоваться надо, что Шеховской отступился, оставил ее в покое, так откуда же это разочарование, что стиснуло сердце в груди, отчего печаль в душе? После спектакля ей в гримерку принесли роскошный букет темно-красных роз, но вспыхнувшая было радость тотчас угасла, стоило ей только прочесть карточку, вложенную в букет. Цветы были от князя Горчакова. Она долго держала в руках злополучную карточку. Вот она, возможность отомстить за то унижение, что ей пришлось пережить, когда графиня Радзинская рассказала ей о мерзком пари, заключенном Шеховским и Горчаковым, но весь запал почему-то угас. Страшно становилось при мысли, что она играет с огнем. Юля ощущала себя глупой наивной девочкой, решившей в угоду своему тщеславию и гордыне подразнить двух свирепых хищников. Чем кончится для нее эта игра, и не окажется ли она слишком легкой добычей для одного из них? Что она знает о мужчинах, тем более о тех, кто по праву рождения своего привык получать все, что пожелает?

Юля нарочно задерживалась в гримерке, оттягивая тот момент когда нужно будет идти на ужин по случаю премьеры спектакля. Не увидев Шеховского в зале, она расстроилась. Мысль пойти вместе со всеми на вечер, устроенный специально по этому случаю, уже не казалась ей привлекательной, но отказаться не было никакой возможности: Гедеонов ясно дал понять, что не потерпит своеволия, и если он уж пообещал неведомому ей покровителю театрального искусства присутствие исполнительницы главной роли, то так тому и быть. Самой же Юле хотелось как можно быстрее добраться домой и, наконец-то оставшись в одиночестве, попытаться понять, что она чувствует к Шеховскому. Так странно было желать встречи с ним и одновременно бояться ее. После того, как она узнала о пари, она должна была бы возненавидеть его, но ненависти не было. Были боль, обида, разочарование, глупое желание влюбить его в себя, а потом отвергнуть с презрением, причинить ему такую же боль, какую ощущала нынче она сама.

Переодевшись в платье, что ей принесла для этого вечера Елизавета Андреевна, Юля оглядела себя в большом зеркале. Синий бархат выгодно подчеркивал нежный цвет ее лица, скромная нитка жемчуга как нельзя лучше сочеталась с искусственными цветами из белого шелка, которые костюмерша закрепила в ее густых локонах. Забрав из гримерки букет, девушка вышла в коридор, где и столкнулась с Михаилом Алексеевичем нервно расхаживающем из игла в угол.

— Добрый вечер, сударыня, — улыбнулся он ей, отметив для себя, что присланные им цветы приняли благосклонно.

— Добрый вечер, Ваше сиятельство, — улыбнулся в ответ Жюли.

— Анна, позвольте скромному почитателю Вашего несомненного таланта пригласить Вас на ужин, — обратился к ней Горчаков, предлагая опереться на его согнутую в локте руку.

— На ужин? Право, не знаю, что сказать, сударь, ведь я уже приглашена, — стушевалась Юленька.

— Ну, что ж, — улыбнулся Горчаков, — придется мне приоткрыть завесу тайны.

— Тайны? — вскинула на него удивленный взгляд девушка.

— Видите ли, Анна, ужин на который Вы приглашены, устроен мною, и я ждал Вас, чтобы сопроводить в ресторацию.

Бросив украдкой взгляд из-под ресниц, она окинула высокую фигуру Михаила Алексеевича. Горчаков был ненамного выше Шеховского, но шире в плечах, и в целом выглядел куда внушительнее своего приятеля. Лицо имел приятное, но красавцем его, пожалуй, трудно было назвать. Темные прямые волосы были подстрижены куда короче, чем мягкие золотистые кудри Поля, а взгляд его карих глаз казался совершенно непроницаемым, и Юля никак не могла угадать его настроения.

— Ну хорошо, Ваше сиятельство, — через силу улыбнулась Юленька, позволяя Горчакову взять себя под руку и увлечь в сторону парадного входа в театр.

Экипаж Шеховского она увидела сразу, как только вышла на крыльцо, но не подала виду даже тогда, когда Павел Николаевич ступил на мостовую с подножки. Заметив, что он смотрит на них, она вдруг обернулась к Михаилу и ослепительно улыбнулась:

— Ваше сиятельство, я забыла Вас поблагодарить за сей чудный букет!

Горчаков удивленно вздернул густую темную бровь, не в силах понять столь быстрой перемены в ее настроении. Усаживаясь в экипаж, Юля усилием воли заставила себя не оборачиваться и не смотреть на Шеховского. Пусть! — думала она. — Пусть знает, что она в любой момент может выбрать кого угодно, а он может проиграть свое злополучное пари.

Однако же стоило только экипажу пересечь площадь и остановиться около "Феникса", как вся ее напускная бравада и веселость исчезли, уступив место сожалению, что она, потакая своему капризу, на этот раз, кажется, зашла слишком далеко. Зачем она столь необдуманно дала понять князю, что поощряет его ухаживания? Закусив губу, Юленька, опираясь на руку князя, спустилась с подножки и замерла в нерешительности. Показаться сейчас перед всей труппой под руку с Горчаковым было равносильно признанию, что она фактически приняла его предложение о покровительстве.