Тайна - Питер Страуб

— Мальчик мой, — сказал он, оглядывая Тома с ног до головы. Всякий раз, когда это происходило, Тому казалось, что дедушка глядит прямо сквозь него, не заботясь о том, что видит. Однако на этот раз Том с удивлением заметил, что смотрит на широкое лицо старика сверху вниз — он перерос своего дедушку!

Доктор Милтон тоже заметил это.

— Глен, да мальчик же перерос тебя! — воскликнул он. — Тебе непривычно задирать голову, чтобы разглядеть кого-то, не правда ли?

— Хватит об этом, — отрезал Глен. — Мы все с возрастом усыхаем, и ты — не исключение.

— Несомненно, — закивал головой доктор.

— Как ты находишь Глорию?

— Что ж, давай посмотрим, — доктор снова подошел к матери Тома.

— Я приехала сюда на ленч, а не на медосмотр, — возмутилась Глория.

— Да, да, и все-таки осмотри мою девочку, Бони.

Доктор Милтон подмигнул Глории.

— Все, что ей необходимо, это побольше отдыхать, — сказал он.

— А почему бы тебе не выписать ей что-нибудь, — сказал Глен, доставая из ящика стола толстую гаванскую сигару. Он откусил кончик, повертел сигару в пальцах, затем зажег спичку и прикурил.

Том смотрел, как его дедушка проделывает весь этот ритуал. Его седая шевелюра была достаточно пышной, почти как у Тома. Глен Апшоу по-прежнему выглядел достаточно сильным. Казалось, что он запросто мог бы взвалить себе на спину тяжелый рояль. Он был высок и широк в плечах, и частью ауры, всегда исходившей от Гленденнинга Апшоу, была грубая физическая сила. Пожалуй, было бы слишком ожидать от такого человека, что он будет вести себя как нормальный обыкновенный дедушка.

Доктор Милтон выписал рецепт и вырвал из блокнота листок.

— Ваш отец очень просил меня дождаться, пока вы приедете, — сказал он Глории. — Захотел раскрутить меня на бесплатный прием. — Доктор посмотрел на часы. — Что ж, мне пора возвращаться в больницу. Я очень хотел бы остаться на ленч, но у нас в больнице сейчас неладно.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего серьезного.

— По крайней мере, пока.

— Что-то такое, о чем мне необходимо знать?

— Кое-что. Речь идет об одной из медсестер, — доктор Милтон повернулся к Тому. — Ты, наверное, помнишь ее. Нэнси Ветивер.

У Тома словно что-то оборвалось в груди, и он снова вспомнил свой ночной кошмар.

— Конечно, я помню Нэнси, — сказал он.

— С ее поведением и отношением к работе у нас всегда возникали проблемы.

— Она была тяжелой женщиной, — сказала Глория. — Я тоже помню ее. Очень тяжелой.

— И не соблюдала субординацию, — добавил доктор Милтон. — Я позвоню тебе, Глен.

Дедушка Тома, выпустив облако дыма, кивнул доктору головой.

— Позвоните мне, если вас по-прежнему будет мучить бессонница, Глория. Том — ты прелестный мальчик. И с каждым днем становишься все больше похож на своего дедушку.

— Нэнси Ветивер была одной из лучших в больнице, — сказал Том.

Доктор нахмурился, а Глен Апшоу откинул назад свою массивную голову и внимательно посмотрел на внука сквозь клубы сигаретного дыма.

— Что ж, — сказал доктор Милтон. — Время покажет. — Он заставил себя улыбнуться Тому, снова сказал всем «до свидания» и вышел из комнаты.

Слышно было, как Кингзли провожает доктора к выходу и распахивает перед ним дверь, ведущую на террасу. Глен продолжал разглядывать Тома, время от времени поднося к губам сигару.

— Бони все уладит. Тебе ведь нравилась эта девушка, а?

— Она просто была очень хорошей сестрой и понимала в медицине гораздо больше, чем доктор Милтон.

— Это просто смешно, — сказала Глория.

— Возможно, в Бони больше от администратора, чем от терапевта, — сказал Глен обманчиво спокойным голосом. — Но он всегда прекрасно лечил членов нашей семьи.

Том увидел, как лицо его матери словно озарилось вспышкой молнии, но она сказала только:

— Да, это так.

— Он — лояльный человек.

Глория мрачно кивнула и подняла глаза на отца.

— Это ты всегда был лоялен к нему, папа.

— И он заботится о моей дочери, разве не так? — Старик улыбнулся и снова задумчиво посмотрел на Тома. — Не волнуйся о своей маленькой медсестричке, мальчик. Бони найдет правильный выход из любой ситуации. Не стоит так беспокоиться из-за небольшой заварушки в больнице. Миссис Кингзли готовит нам замечательный ленч, и как только я докурю сигару, мы сможем им насладиться.

— Я все-таки беспокоюсь по поводу Нэнси Ветивер, — сказал Том. — Доктор Милтон не любит ее. Было бы просто ужасно, если бы он пошел на поводу у своих эмоций, что бы там у них ни случилось.

— По-моему, это тебе надо постараться не идти на поводу у своих эмоций, — сказал дедушка. — Девушке надо было думать, как себя вести. Бони врач, что бы ты там ни думал о его познаниях в медицине... Он закончил университет, и давно уже лечит нас и почти всех наших знакомых. И еще он главный врач Шейди-Маунт — был главным врачом со дня основания больницы. Бони — один из наших людей.

«Так вот как ему удается удержаться на своем месте», — подумал Том.

— Я не считаю его одним из своих людей, — сказал он. Глория неопределенно покачала головой, словно отгоняя надоевшую муху. Дедушка набрал полный рот дыма, затем с шумом выдохнул его и посмотрел на Тома, стараясь держаться как ни в чем не бывало. Затем он обошел вокруг дивана и сел рядом с дочерью.

— А ты ведь неравнодушен к этой медсестре, — сказал он.

— Папа, ради Бога, — возмутилась Глория. — Ему ведь всего семнадцать лет.

— Вот именно!

— Я не видел ее с тех пор, как мне было десять, — Том присел на скамеечку у рояля. — Она была хорошей медсестрой, вот и все. Прекрасно понимала, что надо пациентам, а доктор Милтон просто заходил время от времени в палату, и толку от него не было никакого. И мне кажется ненормальным, что этот человек должен решать, как поступить с Нэнси в той или иной ситуации. Это все равно что ходить вверх ногами.

— Ходить вверх ногами, — задумчиво повторил Глен.

— Я вовсе не хочу быть грубым. И мне вполне симпатичен доктор Милтон.

— И ты, конечно же, понятия не имеешь, что там такое произошло в Шейди-Маунт. А ведь это что-то серьезное, если Бони так торопился.

Том почувствовал, что его поймали в ловушку.

— Да, — сказал он.

— И все же ты бездумно становишься на сторону медсестры против главного врача больницы. И ты считаешь, что доктор, принимавший роды у твоей матери, который приезжал к ней по вызову несколько дней назад...

— Я просто хорошо помню то, что видел.

— Когда тебе было десять лет. И ты вряд ли был тогда в трезвом уме.

— Что ж, я могу быть неправ...

— Я рад, что ты признаешь это.

— ...но я прав, — Том не вполне понимал, что заставляет его творить все это.

Том поднял глаза и увидел, что дедушка в упор смотрит на него.

— Позволь напомнить тебе некоторые факты, — сказал он. — Бонавентуре Милтон вырос в трех кварталах от твоего дома. Он учился в Брукс-Лоувуд, потом — в колледже Барнейбл и на медицинском факультете университета Сент-Томас. Милтон — член Клуба основателей. Он — главный врач больницы Шейди-Маунт и скоро станет главным врачом большого комплекса, который мы строим в этой части острова. Ты по-прежнему думаешь, что если доктор Милтон, с его опытом и квалификацией, критикует одну из своих медсестер — с ее опытом, — это все равно, что ходить на голове?

— У нее нет никакого опыта, — едва слышно произнесла Глория. — Она приходила когда-то к нам домой и ждала чаевых за то, что она помогала Тому.

— Это неправда, — сказал Том. — И...

— Это было в ее глазах, — настаивала на своем Глория.

— Дедушка, мне не кажется, что опыт доктора Милтона имеет отношение к тому, какой он врач. Роды иногда принимают полицейские и шоферы такси. А помощь доктора моей матери заключается лишь в том, что он прописывает ей таблетки и уколы.

— Я и не знал, что ты у нас такой пламенный революционер, — сказал Глен.

— Неужели я похож на революционера?

— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, что там произошло в Шейди-Маунт, — спросил Глен. — Раз уж тебя так интересует карьера этой медсестрички?

— О, нет, — воскликнула Глория.

— Мне бы очень этого хотелось. Нэнси была прекрасной медсестрой.

— Я позвоню тебе, как только узнаю, что там случилось. И тогда ты сможешь составить собственное мнение об этом.

— Спасибо, — сказал Том.

— Ну что ж, не уверен, что мне по-прежнему хочется есть, и все же пойдемте позавтракаем.

Глен Апшоу затушил в пепельнице окурок сигары, встал и подал руку дочери.

* * *

Столовая, находившаяся в задней части дома, сообщалась с огромной террасой. Стол был накрыт на двоих, и рядом с ним стояла миссис Кингзли — худая и высокая пожилая женщина в черном платье с кружевным воротничком и белом переднике. Как и ее муж, она с трудом выпрямилась, когда хозяева вошли в комнату.

— Что-нибудь выпьете сегодня, сэр? — спросила она. Седые волосы миссис Кингзли были собраны на затылке в аккуратный пучок.