Константин Петрович Победоносцев: великий инквизитор или рыцарь православной монархии? - Дмитрий Половинкин

как ему было известно, именно он «воспротивился желанию государя при восшествии на престол даровать конституцию». Как показал Гиацинтов, он не убил обер-прокурора только потому, что не рассчитал расстояния и, замахнувшись ножом, не достал К.П. Победоносцева, успевшего отступить и скрыться за дверью.

Екатерина Александровна, жена К.П. Победоносцева, так вспоминает об этом: «Когда мы проводили лето в Царском Селе, Константин Петрович раз сходил с лестницы и встретился в передней, где в ту минуту никого из прислуги не было, с незнакомым семинаристом, который сразу агрессивным тоном стал в чём-то упрекать Константина Петровича, говорил, что он очень им недоволен и уже поднял на него руку, но в это самое время подоспевший Корней схватил сзади семинариста, и у него из рук выпал большой нож».

8 марта 1901 года произошло покушение, организованное социалистами-революционерами. В воспоминаниях сенатора А.А. Половцова осталось свидетельство об этом покушении: «Накануне вечером стреляли в Победоносцева. Он вернулся домой и сел заниматься в своём кабинете, расположенном в нижнем этаже обер-прокурорского дома. Когда он встал с кресла, чтобы пройти в соседнюю комнату, то с улицы последовали три выстрела, но ни одна из трёх пуль его не тронула. Стрелявший статистик Самарской губернской земской управы Н.К. Лаговской был тотчас арестован. Он заявил, что на него пал жребий убить Победоносцева, несколько дней сряду он его караулил и, прозевав его приезд, стрелял в окно».

Сам Константин Петрович, описывая покушение, сообщает, что в своих показаниях тот прямо объяснял, что хотел истребить его «как главного виновника всяких притеснений, мешающих прогрессу и свободе». При этом К.П. Победоносцев особо подчёркивал, что на первом месте в указании его вины стрелявший в него революционер поставил распространение в народе суеверия и невежества посредством церковно-приходских школ. «Из этого уже видно, — заключал обер-прокурор, — в каком невежестве и в какой дикости ума и сердца растет и развивается эта масса недоучек или пролетариев науки, воспитанная на статьях либеральных газет, на нелепых прокламациях, на подпольных памфлетах, на слухах и сплетнях, из уст в уста передающихся… И мне ставится в вину дело, — возмущался он, — которое я считаю в нынешнее время самым важным и нужным для России делом, ибо в народе вся сила государства, и уберечь народ от невежества, от дикости нравов, от разврата, от гибельной заразы нелепых возмутительных учений — можно уберечь только посредством церкви и школы, связанной с церковью».

Неудача Лаговского не обескуражила эсеров, и следующее покушение на обер-прокурора готовилось более обстоятельно. С осени 1901 года, когда начала действовать Боевая организация, ЦК эсеров в качестве основной задачи определил убийства министра внутренних дел Д.С. Сипягина и К.П. Победоносцева. Главным организатором покушения на К.П. Победоносцева стал знаменитый Г.А. Гершуни, стоявший у самых истоков создания Боевой организации партии.

Гершуни вспоминал: «Как известно, одновременно с Сипягиным второго апреля должен был быть убит Победоносцев. Ровно в час Сипягин приезжал в Мариинский дворец, а Победоносцев выезжал из Синода. К первому должен был направиться молодой адъютант от Сергея, ко второму — старец генерал флигель-адъютант. Благодаря одной из совершенно нелепых случайностей, так часто рушащих самые сложные конспиративные планы, с „флигель-адъютантом“ не встретились. Откладывать предприятие нельзя было, так как второго было последнее собрание комитета министров, и он ушёл от верной смерти. И в то время, как весь Петербург ликовал по поводу удачного акта Степана Балмашева (убийства Сипягина. — Д.П.), организация испытывала муки нелепого провала — победоносцевской неудачи».

Об ещё одном покушении 1905 года мы узнаём из письма самого К.П. Победоносцева петербургскому генерал-губернатору, товарищу министра внутренних дел Дмитрию Фёдоровичу Трепову: «Когда мы приехали… в Петербург и вышли из вагона, на платформе, куда мы вышли, не было никакой толкучки, наш вагон — вагон самый крайний, и публика из других вагонов выходила впереди нас и вслед за нами. При выходе поджидал человек дикого вида, подходивший решительным шагом в упор и смотревший пристально в упор в глаза жене моей, с коей я шёл рядом: жена до сих пор видит перед собой лицо его. Человек этот держал руку в кармане. Тут, очевидно, был его револьвер. К счастью, сопровождавший нас Т. Батюшков имел присутствие духа, мгновенно ухватить его за обе руки и предупредить выстрел, иначе он поразил бы меня наповал. В руке его находился револьвер, и жена моя ясно видела, что он уже брался за него». Батюшков, по словам Победоносцева, сумел задержать нападавшего и сдать его подоспевшим полицейским.

Революция 1905 года и Манифест 17 октября стали крушением основ, защите которых обер-прокурор посвятил свою жизнь. Объявленный манифестом созыв законодательной Государственной думы означал упразднение абсолютной монархии. На следующий день после его публикации улицы заполнились ликующими толпами под красными знамёнами, полиция не вмешивалась.

Предчувствовалось уже воплощение стихотворного пророчества, написанного чуть меньше ста лет до этого шестнадцатилетним Михаилом Лермонтовым:

«Настанет год, России чёрный год,

Когда царей корона упадёт;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь;

Когда детей, когда невинных жён

Низвергнутый не защитит закон…»

Полувековые усилия, направленные на отстаивание принципов самодержавия, оказались бесплодными. Многочисленные попытки покушений на К.П. Победоносцева потерпели фиаско, но истинное поражение обер-прокурора произошло в сфере идеологии.

Через два дня после выхода Манифеста 17 октября 1905 года К.П. Победоносцев уходит в отставку с должности обер-прокурора, прекращает заниматься политической и государственной деятельностью.

В бытность свою руководителем Синода, то есть в то время ведомства православного исповедания, Константин Петрович Победоносцев с недоверием относился ко всякому яркому деятелю в церковной среде, даже своим идейным и духовным единомышленникам, таким как протоиерей Иоанн Кронштадтский и архиепископ Антоний (Храповицкий). Их популярность и боевая позиция, проявленные этими духовными лицами, не во всём встречали его поддержку и сочувствие.

Скитание по епархиям, которое пришлось вынести преосвященному Антонию с перемещением из епархий, близких к столице, в более глухие и отдалённые, было делом рук обер-прокурора Синода, стремившегося как бы ограничить широко развёртывавшиеся силы этого видного архипастыря. Несмотря на высокопатриотическую, с яркой националистической и народнической окраской деятельность этого талантливого иерарха, К.П. Победоносцев далеко не всегда оказывал ему должную поддержку, хотя, казалось, взгляды и убеждения их обоих по многим кардинальным вопросам русской жизни совпадали. Тем ценнее признание заслуг Константина Петровича в письме преосвященного Антония, которое он послал ему после того, как обер-прокурор Синода сложил с себя в 1905 году должностные полномочия, отошёл от дел и подвергся в печати многочисленным нападкам и обвинениям.

Преосвященный писал ему: «Я откладывал со дня на день начертание Вам русского слова „прощайте и спасибо“, сомневаясь в том, доставило ли вам удовольствие или, напротив, неприятное чувство. Однако наглые выходки