Деспот (СИ) - Арина Арская

всматриваясь в лицо. От каждого его движения под кожей перекатываются мышцы, и мне нечем дышать. Воздух густой, как малиновый кисель. Шуршит ширинкой, и я бесстыдно всхлипываю. Меня всю трясет, будто в лихорадке.

— Мирон Львович…

Скалится в довольной улыбке, когда я тянусь к нему руками. Выуживает из кармана какой-то тюбик и кидает на кровать. Встрепенувшись, кошу взгляд, но мое внимание вновь обращено на гостя, который сбрасывает на пол брюки, явив взору покачивающийся эрегированный член. И он прекрасен. Я готова в стихах воспеть вздутые венки, темную головку, тонкие складочки крайней плоти и аккуратные бархатные яички.

Поддаюсь в сторону Мирона Львовича в желании расцеловать его “королевский скипетр”, но он останавливает меня глубоким и влажным поцелуем, обхватив лицо сухими и горячими ладонями. В глазах темнеет от топкой нежности. Стягивает с меня футболку и укладывает на спину, покрывая лицо и шею поцелуями.

Руки Мирона Львовича скользят по груди, талии и бедру, вырывая из меня стоны. Хватит меня дразнить. Потуши пожар, который ты разжег. Мне мало поцелуев! Неразборчиво и шепотом прошу сжалиться надо мной и остановить сладостную пытку.

Пробегает губами по шее ключице, чтобы затем присосаться к правому соску. В глазах искрит, а по позвонку пробегает электрический разряд. В безумии клокочу, выгнувшись в пояснице. Пропускаю густые короткие волосы Мирона Львовича через пальцы и вскрикиваю, когда он слабо прикусывает сосок, но не от боли, а сладкой судороги удовольствия.

Сильными руками переворачивает на живот и вновь топит в поцелуях, что обжигают плечи и лопатки. В очередной раз с поскуливанием выгибаюсь и нетерпеливо трусь попой о твердый и теплый член. Возьми же меня! Не терзай ласками, ведь они разъедают кожу кислотой.

— Моя девочка…

Стягивает трусики, целуя в плечо. Тихий щелчок, и прохладные пальцы ныряют между ягодиц. Под мой громкий стон они проскальзывают в анус и неторопливо разминают его изнутри. Нет ни страха, ни стыда. Только кипящее вожделение, что растопило мышцы и кости в жидкий воск.

Когда в онемевшую и расслабленную от смазки дырочку упирается упругая головка, я закрываю глаза, вздернув ягодицы. Легкая боль растягивает тугие мышцы и переплетается с густым желанием. Мирон Львович медленно ведет тазом, проникая глубже, и давит на поясницу ладонью. Со стоном выдыхаю, и сквозь глухие стенания слышу:

— Умница…

Скользящий и уверенный толчок, и я захлебываюсь в болезненных стонах. Мирон Львович вторгся в меня до основания, и чувствую на коже мягкие завитки лобковых волос. Душит в объятиях и обцеловывает шею и плечи, вновь разгоняя в крови искры возбуждения.

Беспомощность перед напором мужской силы раскрывает новые глубины моей развращенности. Медленные фрикции опаляют чрево едким удовольствием, распирают и растягивают похотью, что нарастает и рвется истошными криками и спазмами.

Мирон Львович несдержанными рывками продирается сквозь судороги и с глухим рыком наполняет меня семенем. Я чувствую, как его плоть мягкими толчками исторгает из себя вязку и горячую сперму, и, распластавшись под вздрагивающим от удовольствия мужчиной, хрипло вздыхаю.

Проходит ладонь по спине и со сдавленным стоном выскальзывает из меня. Теплая волна утихающего экстаза, и Мирон Львович падает рядом на спину, прикрыв лицо рукой. Через пару выдохов заключает в объятия, будто боится, что я с криками стыда убегу.

— Меня, наверное, все соседи слышали, — в тихом отчаянии шепчу я.

Не дождавшись ответа от задремавшего Мирона Львовича, закрываю глаза, и меня утягивают в бездну сновидений невидимые руки. Я завтра ужаснусь своей распущенности, а сейчас мне важно отдохнуть и насладиться минутами заслуженной неги.

Глава 22. Утро, но не доброе

Просыпаюсь и щурюсь от ярких солнечных лучей. Сажусь и морщу нос о легкого дискомфортам между ягодиц. Слышу недовольное ворчание, и смотрю на спящего Мирона Львовочива. Если ночью и в свете блеклого бра, что висит над кроватью, он выглядел демоном, то в лучах солнца я вижу голое божество.

Лежит на спине, закинув одну руку за голову, и кривится от солнечных зайчиков, что целуют его лицо. Перевожу взгляд на его полуэрегированное естество, и кусаю губы. Впервые в жизни я вижу голого и спящего мужчину. И мне нравится это завораживающее зрелище. Хочу разбудить его поцелуями и ласковым шепотом, но не думаю, что это будет уместно. Пробегаю кончиками пальцев от колена Мирона Львовича до середины бедра, и он сонно мычит, елозя затылком по подушке.

Бесшумно встаю, задергиваю шторы, чтобы прогнать проказливые солнечные лучи, и смотрю на брюки и рубашку, что валяются на полу. Развешиваю одежду Мирона Львовича на высокой спинке стула и замечаю на белом вороте красное пятно от помады. Поджимаю губы и сердито бросаю рубашку поверх брюк.

Я не имею права ревновать. Не имею. Мне не обещали верности и любви. Пинаю мятую футболку и скрываюсь в ванной комнате, разгневанная и униженная. Мирон Львович явился ко мне от другой шлюхи. Холодный душ никак мне не помогает. Моя злость распухает и сочится гноем презрения к себе. Как я могла не заметить помаду на вороте его рубашки? А если бы заметила? Нашла бы я в себе силы прогнать соблазнительного гостя?

Кутаюсь в халат и заглядываю в спальню. Спит. Но уже на животе и раскинув руки и ноги. Любуюсь крепкой задницей и борюсь с желанием отстегать ее ремнем. Он ничего мне не обещал и между нами только секс. Громкий и грязный секс без любви.

Завариваю чай в фарфоровом чайничке и помешиваю в кастрюльке овсянку на молоке, глядя пустыми глазами на голубое небо за окном. Каша успокаивающе булькает и внимает моим немым крикам. Чем я провинилась в прошлой жизни, что в этой меня столкнули с Мироном Львовичем?

Увлекшись внутренней беседой, в которой я возмущаюсь и сама себя успокаиваю, взбиваю тесто для румяных блинчиков. Готовка