Записки грибника #2 - Алексей Федосов

Сидим с кузнецом на завалинке, разговаривать совсем не хочется. Я расстроен до глубины всех печенок и зол на себя. Хотя и злится собственно не стоит, сами минометы проходили просто как оружие и конструктивные особенности со всеми хитростями, вроде, как и не нужны. А видишь кАк — оно повернулось.

Красное солнце окунулось в белое облако, что медленно плывет над самой кромкой леса. Еще светло, но от деревьев в нашу сторону уже тянутся узкие полоски наступающей темноты. Сначала опустятся сумерки, а потом, словно кто-то наверху выключит рубильник, недовольно ворча под нос, — Спать, бесовы дети, — наступит ночь. Зажгутся звезды, засияет луна, стихнет ветер.

Вдалеке замычала корова, призывая свою хозяйку на вечернюю дойку. В воздухе запахло сгорающими в летних печурках и очагах, дровами.

— Данила у тебя кожи кусок найдется?

Он не открывая глаз, почесал щеку. — Где то была, а на кой она тебе?

«Шнурков хочу нарезать и удавиться…»

— Одна задумка есть, пойдем, поможешь пока светло. — Решительно встал и направился воротам в кузницу.

Острым ножом, нарезал кусок кожи, на тонкие полоски положил в кувшин с отбитым горлышком и поставил рядом с угольями в горне. Данила готовил маленькие проволочки, поминутно спрашивая — что я придумал такого. Отмалчивался, помешивая варево щепкой. Когда мне показалось что оно готово, сдвинул подальше от огня. Выудил одного кожаного червяка, накинул на мину. Сделал один оборот, обрезал, шилом проколол отверстие на концах и скрепил. На второй таких ремешков сделал два, ну и три на последней. Подвесил за оперение ближе к теплу, для просушки.

— Вот теперь можно и домой, — Проговорил, отряхивая руки от сора и грязи. — Идем Данила мастер? Пивом угостишь, а то Силантий все выжрал и дома ничего не осталось.

— Пойдем, кажись, где-то было — И кузнец потянулся к ведру, чтоб залить горн.

— Оставь. Пусть кожа высохнет.

— Не можно очаг без досмотру оставлять. — Данила воспротивился идее оставить тлеющие угли в горне. — Да оно и так высохнет, ночи еще теплые.

— Гаси, да пошли.

Аккуратно затушив, мы с кузнецом вышли, плотно закрыв за собой створки и навесив в пробой массивный замок.

Лета ХХХ года, Июль 27 день

Заночевал у Данилы, а чего-то засиделись, заболтались и мне стало лень тащиться на ночь глядя, через всю деревню. Зато выспался от души. Когда выполз с сеновала, солнце уже стояло довольно высоко. Гостеприимного хозяина не было, ушел работать. В избе, на столе под рушником с вышитыми красной нитью петухами, обнаружился кувшинчик молока, извечная каша и хлеб.

«Остался маленький пустячок, подождать два месяца, потом один год и у меня будет достаточно картошки, для того чтобы засадить большущее поле. Только вот решу вопрос с сохранностью урожая, так сразу и займусь. Еще бы хорошо было, маслица подсолнечного, увы, сей цветок пока до Москвы не добрался. Может в Голландию смотылять? — „Здрасте и кто туточки у вас семушками торгует? А это вы, двести килограммов братец отвесь… Не ведомо что такое килограмм, да вы дикий человек, уважаемый“ Привезу и стану монополистом масляным. Если растение приживется в Подмосковье…»

Приятные мысли о продуктовом изобилии прервали на самом интересном месте. Дверь открылась и вошла целая делегация из Силантия, кучи мужиков в стрелецких кафтанах и Клима.

— Вот ты где… Всю деревню на уши поставили, разыскивая, а он сидит, и как ни в чем не бывало, кашу жрет. — Силантий как обычно, сама любезность. Может же когда захочет приятного аппетита пожелать.

— Ты почто, вахлак не молвил, что к Даниле пойдешь? — остановился напротив, снял шапку и рукавом утер пот со лба.

— Выспаться захотел, от твоего храпа стены трясутся, так и кажется — что изба по бревнышку раскатывается. — Честно ответил. Так ему не по нраву, шипит как змей, только что ядом не плюется.

— Говорено было Никодимом — «быть на виду и шкод никоим образом не чинить»

А еще мне не понравилось быть как на витрине, десяток глаз рассматривали самым беззастенчивым образом, разве что не раздевали, чай не девка.

— Силантий, хорош бухтеть, говори — зачем искал? — Я конечно не злопамятный, просто записал, чтоб не забыть, как меня поимели в разнообразных позах, притом два раза переворачивали…

— Чавой?

— Хреновой! Молви, что надобно. — Отпил немного молока из кувшина. Поторопился, две струйки стекли по усам и упали на грудь, намочив рубаху. Раздраженно бухнул донышком о стол, чуть не расколотил посудину вдребезги.

Стрелец обернулся, подал какой-то знак и мужики молча, вышли, забрав с собой нашего завхоза. Как успел заметить он собственно первым и ломанулся на волю.

Когда дверь закрылась за последним, Силантий положил свою шапку на край стола и пятерней пригладил растрепанную прическу, — Федя ты почто злой такой?

— Пушка не стреляет… Силантий мне лжу молвит… Денег нет…

Жучара, что хочу то и слышу, салдофон хренов, дай только с новой цацкой потешкатся. При слове пушка — у него стойка стала как у легавой на боровую дичь. Лапу поднял, морду вперед вытянул и только кончик хвоста, чуть подрагивает.

— Какая пушка? — Голосок как у батюшки, елейный насквозь. Может посторониться, пока не забрызгал?

— Простая… — Мне расхотелось, что-либо говорить, накатила волна апатии, и захотелось, чтоб на месте этой старой, хитрой сволочи, сидела его внучка…

Наверно что-то у меня на лице отобразилось. Силантий вдруг выпрямился, расправил плечи, как-то подобрался и посмотрел с такой властностью во взгляде, что мне захотелось стать в стойку. Приложить руку к несуществующему козырьку и гаркнуть во весь голос — «Слушаюсь господин генерал»

— Сопляк, да ведомо тебе, сколько людишек, твоему слову поверило и моему? — На самом деле из его предложения только одно слово и было нормальное. Остальное обычный мат, сказанный раздраженным до крайности человеком.

— Ежели ты своим не дорожишь…

— Прости.

— То я… — Запнулся на мгновение и закончил спокойным тоном. — Молви, что у тебя стряслось.

Коротко описал суть проблемы, не вдаваясь в технические детали. Он не поверил в предполагаемые ттх (солдат он и есть солдат) переспросил с сомнением в голосе.

— А рази такое может быть, чтоб три отрока на себе таскали… Без лошадей и людишек обозных… А припас огненный как?

— Да что тебе на пальцах буду молвить, пойдем, сам все увидишь. — И стал собираться.

* * *

Силантий обошел вокруг миномета, покачал за ствол, попробовал приподнять одной рукой. И покачивая головой, подошел ко мне. Я мастерил, стоя у верстака, из подручных средств приспособление для замера внутреннего диаметра ствола, мрачно размышляя о перспективах кастрации. Укорачивать не очень то и хотелось, дальность выстрела упадет, а с другой… Нет у меня прицела, чтоб научить людей стрелять с закрытых позициям на версту. Все что будет, белая полоса по стволу, отвес позади миномета и две вешки впереди, створ для ориентирования направления. Шкала, маркированная шагами для определения расстояния. И все.

— Эта твоя труба…

— На пушку не похожа. — Закончил его мысль. — Дело не в ней, а в ядре, снаряде. — Отложил поделку в сторону взял в руки одну мину. Незнакомые стрельцы, чуток поодаль стоящие, подошли ближе и то же стали слушать.

— Ты видел и не раз как пушкари из своих пушек стреляют? Ежели у града стену сломать, ядро каменное берут али чугунное, по войску картечью вязаной, когда оно близко подойдет. Это ты и сам ведаешь. А вот что делать ежели он сидит за горой? — Задал вопрос.

В обход идти… Не всегда такое можно, река, болото мешают… И наверх не взойдешь, крепко ворог сидит с пищалей метко стреляет… Ну я не конный, но думаю, что пока лошади заберутся, всех воев перебьют… — И завертелся ужом, отвечая на кучу вопросов, посыпавшихся со всех сторон. Скромная фигурка Клима, появившаяся в дверях, была практически спасением. Махнул рукой подзывая.

Он, протиснувшись мимо обступивших меня мужиков, поставил на верстак коробочку из бересты.

Не торопливо снял крышку, вынул патроны, покрутил в пальцах, и отложил. Пододвинул мину и стал вынимать стреляную гильзу. В это раз решил не мудрить с маленькой навеской и сразу вставил восьмиграммовый заряд, снарядил заодно и вторую, с двумя кожаными кольцами. Совместными усилиями, агрегат вытащили на улицу и установили, к деревне задом к лесу передом. На всякий случай отогнал всех на десяток шагов, практически за угол, оттуда и выглядывали любопытные лица.

«Радость моя, если сейчас обгадишься, с тобой и знаться никто не захочет»

Опустил мину в ствол и пригнулся. Бдам — с. С каким то железным лязганьем над головой прозвучал выстрел. Опорная плита дрогнула и сдвинулась в бок, снизу выплеснулись маленькие струйки пыли и заклубились в воздухе.