Попаданка для Охотника - Анна Алора

Одинокого”.

Ведь он только потом понял, что эта комнатушка была в подвале Северного форпоста действительно была схроном легендарного охотника.

А ведь тогда, когда он нашел этот браслет, он ведь собирался честно отдать мастеру. В результате же просто закинул его в свой мешок и гордо удалился из форпоста вместе с вещами.

Губы мужчины скривились.

О браслете он благополучно тогда забыл, не до того было.

Ведь Фико пришлось объявить себя вольным охотником. А что ему еще оставалось? Когда мастер выгонял ученика, никто другой уже его принять к себе не мог. Охотники всех трех форпостов — Южного, Восточного и Западного и были бы рады принять его к себе, лучшего ученика самого Виля Киато, но…

На открытый конфликт никто никогда не пойдет.

Так что на свой кусок хлеба с маслом Фико пришлось зарабатывать самому. Это только охотникам, служащим на форпостах, полагалось просто королевское жалованье. Триста золотых в тридцатницу! Причем охотники эти деньги практически не тратили. Кто-то и не успевал, а кому-то, более везучиму, было просто не зачем.

Одежду и обувь поставляла гильдия. Кормили форпост окрестные села. Но даже несмотря на столь щедрые условия, желающих стать охотниками было мало. Таких, как Фико, были единицы.

Ничего. Фико везло по жизни. Когда он вышел за ворота форпоста и, распрямив плечи, отправился через лес на большую дорогу, что-то внутри него вдруг заставило свернуть на едва заметную в зеленом мху тропинку.

Другой бы ее и не заметил. Но только не охотник.

Он шел всю ночь до тех пор, пока чуть носом не уткнулся в полуразрушенный каменный забор.

И тогда в его заплечном мешке что-то завибрировало. Фико мгновенно скинул мешок на мох и быстро его развязал.

Вытряс все содержимое и с удивлением обнаружил забытый им браслет. Браслет чуть светился мягким желтым цветом и прямо просился в руки. Фико и сопротивляться не стал. Надел его сходу.

“Артефакт!” — только и успел тогда подумать он, когда земля вдруг ушла из-под ног.

Навыки охотника не подвели. Фико спружинил, приземляясь и включил внутреннее зрение.

Ему точно повезло.

Недаром ведь он все то время, когда мечтал стать охотником, изучал архивы. Мужчина примерно представлял, как выглядит схрон. Это точно был он!

Темное, маленькое помещение. Полки по стенам. Земляной пол.

На полках странные предметы. Одежда? Странная какая. Невесомая, серебристая ткань, практически кружевная. Для чего она?

Фико заставил себя прервать воспоминания. Он нахмурился и еще раз пристально взглянул на браслет.

Больше всего на свете он не хотел показываться на глаза Вилю.

И в тоже время он хотел этого больше всего.

Хотел доказать своему мастеру, что вот — он не просто выжил, когда тот из-за девицы взял и выгнал его, лучшего ученика!

А еще и сумел сколотить свою команду. И пусть его парни далеко не так хороши, как любой даже из новообращенных охотников, но они все живы!

Живы после нескольких стычек с ларгами.

И все благодаря ему, Фико. Ведь именно он их собрал. Именно он нашел этот схрон. Видно, Одинокий к нему и правда благоволит.

Эта странная одежда, которую он нашел на полках, оказалась отличной защитой. Ларги просто не могли ее преодолеть и проникнуть внутрь тел тех, кто ее носил.

В то время, пока парни стояли, ни живы ни мертвы, окруженные мерзкими сущностями той стороны, Фико и его верный синго за несколько минут разбирались с нечистью.

Это была победа.

“Что, мастер? Я теперь сам по себе. а ты — сам по себе. Посмотрим, найдешь ли еще такого ученика, как я”.

Но чертов браслет упорно не давал Фико покоя. За все то время, как он у него появился, охотник понял, что артефакт таким образом реагирует на близость схрона.

А, возможно, и на попытку схрон вскрыть. Фико точно не знал, но вполне мог это предположить.

Неужели в форпосте есть еще один?

Голубые глаза Фико азартно блеснули. Он должен, просто обязан навестить своего бывшего мастера.

Опять же, близится Перелом.

Глава 37

Перелом действительно близился. Виля ранним утром и поздней ночью накрывало неприятным, странным, явно потусторонним ощущением. Тогда тело его покрывалось мурашками, будто кожу одновременно покалывало сотней невидимых иголок.

Виля передернуло. Охотника, в обычное время совершенно не чувствительного к температуре воздуха и воды, тянуло к теплу. Тогда он поднимался и спускался в заброшенный зальчик. Когда-то здесь собирались охотники и их ученики перед тем, как уходить на бой с ларгами. Живой огонь в древнем очаге разжигал самый старший. Все усаживались в круг и долго молчали и смотрели на трепещущее пламя. Со времен Одинокого это считалось доброй приметой. Живой огонь давал ощущение жизни, надежности и тепла. Того тепла, которого, на самом деле, хотел каждый из них.

Ведь с тех пор, когда человек становился. охотником, у него больше не было семьи.

Форпост стал их домом и все, кто жил в нем — одной семьей.

Виль спустился по скрипучей лестнице и попытался разжечь огонь. Из очага повалил дым и запахло застарелой пылью. Давно, очень давно его никто не разжигал.

Охотник временами даже жалел, что выгнал тогда Фико.

В результате и Лисса погибла, и лучший ученик оказался далеко. Виль остался один. Раньше это одиночество его вовсе не тяготило, но теперь, с появлением в форпосте новой ученицы, он начинал понимать, насколько был одинок.

Виль нахмурился и попытался разжечь очаг снова. Кожу все так же неприятно покалывали невидимые острые иголки и только живой огонь мог сейчас ему помочь.

И самое мучительное было в том, что в такие моменты он начинал особенно остро ощущать так и не разрушенную связь между ним и Фико.

Виль стиснул кулаки.

Связь между мастером и учеником сохранялась до смерти каждого из них.

В обычное время она становилась совсем тоненькой, но никогда не пропадала совсем.

Сейчас же Виль чувствовал Фико так, будто он был с ним в одном здании. Конечно, свою ученицу он чувствовал гораздо острее. Но то чувство было уже привычным и охотник в определенные моменты даже его приглушал, ставя слабый ментальный блок.

Вот и сейчас, этой ночью, он поставил блок. В конце концов он должен отдыхать хотя бы ночью. Так же, как и ученица. Постоянно пребывать в самых глубинах ее сознания он, слава Одинокому, не мог. Но и того, что творилось на поверхности, ему хватало с лихвой.

Страхи, надежды, воспоминания о другом мужчине, чувство вины и ее явный интерес