Unknown - Бабулин Леонидович

- Красиво.

- А то…

- Но у меня точно не соседи. Слушай, если ты такая смелая, переночуй у меня, и сама всё услышишь.

- Остаться у тебя на ночь?

- Ну да.

- А где я буду спать? На полу?

- Зачем? Придумаем что-нибудь. Диван большой мы вместе спокойно уляжемся.

- Вместе? Это хорошо, только учти, я всегда сплю голышом и люблю, чтобы в комнате было холодно.

- Ладно, откроем окно пошире. – Перспектива лечь спать в одну пастель с голой Мариной, вдруг сильно смутила её. – «Как себя вести в такой ситуации и как самой-то ложится? Как обычно закутаться в пижаму и одеяла? Не будет ли это смешным»? - Она ещё больше смутилась и даже начала краснеть.

Это заметила Марина: - Не бойся, я не буду к тебе преставать. Пока ты сохнешь по своей Халитовой, мне…

Воронина покраснела ещё больше и ещё больше смутилась.

- Откуда ты знаешь про Халитову?

- Да это и слепому видно, почему ты так стараешься для неё. Только знай, она тебя использует для зарабатывания денег и только.

- Ну естественно, она же мои рисунки продаёт.

- Да твои, только продаёт она их не как твои, а как антикварные, например сейчас, эти твои эскизы Сухаревой башни Саврасова, так и выставлены с формулировкой «Саврасов, авторство под вопросом».

- Как это?

- А вот так, что тут сложного? Берёт твои рисунки, и выставляет их на мелких европейских аукционах, с подписью «Саврасов под вопросом» и всё. И они сразу стоят не сто долларов, а пять тысяч, а то и десять. А тебе сколько даёт? В лучшем случае пятьсот. Так? А сама зарабатывает сколько? Не сложно посчитать. Удивлена? То-то и оно.

- Она продаёт фальшивки? А как же экспертизы?

- В том то и дело, что на мелких аукцуиончиках никакие экспертизы не нужны. Там действует простое правило «осмотрено, оценено, куплено» - всё и никаких гарантий. Поэтому там чаще всего продаётся или всякий хлам, или фальшаки, но иногда попадаются и настоящие картины за смешные деньги. Это для нас русских Саврасов или Айвазовский «наше всё», а для Европейцев это так… неплохие художники да и только. И если вдруг, у кого-то завалялся неплохой рисунок моря, какого-то Айвазовского, то он для него стоит столько же сколько и любой другой европейский маринист, то есть недорого. А то, что сумасшедшие русские готовы платить за него втридорога, так кто это знает?

- А сколько?

- Ну, если мы говорим о рисунках небольшого размера, то на качественных художников второго ряда восемнадцатого – девятнадцатого веков цены находятся в районе 500 евро, а на живопись холст/масло в районе 1500 - 5000 евро. И это заметь на вполне крепких качественных европейских художников. Если же ты посмотришь на цены художников нашего 19-го века, то они выше в разы, а уж цены на наши первые имена, вообще космос - за рисунки того же Айвазовского о ценах ниже тысячи долларов речь не идёт вообще, только десятки тысяч долларов. Собственно в этом и состоит бизнес наших антикваров – найти где-то картину за три копейки, потом провести по ней исследования и если удастся обосновать, что это картина с именем, да ещё связана с каким-нибудь событием, то продать её в десять, а то и в двадцать раз дороже.

- Круто.

- Круто-то круто, но это не такая простая работа как кажется, вначале всё-таки нужно найти и купить такую картину. А таким поиском с утра до вечера занимается очень много народу: всякие там галеристы, да арт-дилеры. А ещё добавь к ним слегка поднаторевших новых коллекционеров, которым кажется, что раз они отличают Кандинского от Левитана, и знают о существовании мелких аукционов типа шведского Упсала или Финского Хагельстама, то могут поймать там дешёвенького Айвазовского по случаю. Зная это, появились жулики поумнее и посерьёзнее, которые стали поставлять этих самых дешёвеньких «айвазовских», на радость жуликам поменьше. И для этих серьёзных жуликов ситуация сложилась вообще идеальная. Они выставляют поддельного «условного айвазовского» с надписью «авторство под вопросом» и не просто ничем не рискуют, а ещё и совесть у них чиста. То, что другие жулики и лопухи кинуться торговаться за их подделки и взвинтят цены, их ни сколько не колышит, они ведь ничего не утверждают и никого не обманывают, а то что с их подачи кто-то делает покупки в надежде поживиться, то это его проблемы. Настоящий обман начинается дальше, мелкие жулики, купившие такие картины, делают экспертизы, как правило уже понимая, что это фальшак, и впаривают их покупателям уже без сослагательного «авторство под вопросом».

- А эти жулики, которые посерьёзнее, откуда они, в свою очередь, берут картины?

- Тут несколько вариантов, самый простой, распространённый и трудно разоблачаемый способ подделки – это, так называемая, перелицовка. Когда находят, ну например, лесной пейзаж, похожий на Шишкина, сложности здесь никакой нет, пейзажей таких полно, а тонкости, вроде того, что Шишкин никогда не писал животных, обходятся на раз-два. Эти животные, просто убираются, а их место на картине записывают продолжением пейзажа. Да, в ультрафиолете это место проявится и будет выглядеть чёрным пятном, но: Во-первых, кто там на мелких аукционах проверяет ультрафиолетом? А, во-вторых, есть технические приёмы скрывающие эти чёрные пятна, и самый простой из них покрыть картину лаком. Подпись тоже аккуратно стирается, а на её место рисуется подпись Шишкина. Тут тоже есть нюансы, ну например, нужно чтобы подпись при наличии кракелюра не затекала в эти трещинки, а была растрескавшейся вместе с краской – не простой, прямо скажем момент, и справляются с ним специалисты только очень высокого класса. Но справляются и с этим. Преимущество перелицовки в том, что технологическая экспертиза выявить такую подделку не может, если только не повезёт и пробы краски не будут взяты именно из новых вкраплений. Что почти невозможно, потому что пробы, как правило, берут не из середины картины, чтобы не дай бог не повредить ей, а из уголочков. Ну и прекрасно там окажется краска того времени и всё шито крыто. Дальше «прикормленный» эксперт даёт искусствоведческое заключение, что это Шишкин и дело сделано, перед нами Шишкин. Следующая по популярности группа подделок – компиляция. Относится это к картинам уже двадцатого века, когда художники стали обладать ярко выраженной индивидуальностью. Ну например, так как Малевич или Кандинский в то время не писал никто и найти аналогичные картины, чтобы сделать перелицовку невозможно, только что-то отдалённо похожее, и как правило, гораздо хуже по качеству, а такие вещи хороший эксперт видит сразу. Поэтому берётся старый холст и на нём старой краской, рисуются характерные элементы из картин художника. Ну например у Гончаровой берётся велосипедист в движении, а это именно её изобретение изображать движение, в виде раздваивающегося и расстраивающегося, как бы сдвинутого объекта, добавляются к нему надписи и «как бы» становится похоже. Но только «как бы», потому что Гончарова гений и повторить её композиции под силу только гениям, а подельщики, гениями не являются, а только хорошими ремесленниками. Так что компиляции выявляются легче, но опытными людьми, а для такой братии как мы перечисляли выше, чаще всего прокатывает.

- Ничего себе… А ты откуда всё это знаешь?

- Я много чего знаю, я личность разносторонняя. – Выдержав маленькую паузу, как бы поддразнивая Воронину, сжалилась и продолжила. – Ну, ладно-ладно, я подрабатываю в нескольких аукционных домах, занимаюсь описанием картин для каталогов, так что эта кухня мне знакома.

- А как ты узнала, что мои рисунки выставляются на торгах за границей? Как об этом вообще можно узнать?

- Ничего сложного. Во-первых, сами аукционы на своих сайтах вывешивают каталоги предстоящих торгов, а во-вторых есть сайты, которые специально следят за результатами торгов на этих аукционах и собирают статистику продаж в специальные базы. По русским художникам лучшая база на Artinvestment.

ru и я на неё подписана. Когда придёшь домой зайди на сайт финского аукциона Хеландер, пишется вот так. – Она достала ручку и написала на салфетке

HELANDER

. – Найдёшь там в меню график аукционов, а там зайдёшь в ближайший, он будет через месяц что ли. Ну и по списку найдёшь своего Саврасова.

- Так вместе и найдём, мы же договорились, что ты ночуешь у меня сегодня.

- Ты сегодня уже хочешь?

- А чего тянуть-то, может с тобой не будет так страшно, и я высплюсь, наконец.

Центр Сербского Танич

Несмотря на грозное название «Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии», основательный забор вокруг и строгую проходную, внутри Татьяну встретила типичная больничная обстановка со светлыми узковатыми коридорами, по которым передвигались два не смешивающихся потока. Посередине коридоров, уверенно шагали люди в белых медицинских халатах,

по своим неотложным медицинским делам, а

по стеночке неуверенно, передвигались потерянные люди в больничной одежде. И, конечно, специфический запах, непередаваемая смесь какой-то больничной химии, мыла и безнадёги. Всегда, когда Татьяна оказывалась в подобных заведениях, у неё возникало чувство вины перед больными, мимо которых она проходила. Стоят они или сидят, курят или ожидают приёма перед какой-нибудь процедурной дверью, у них у всех одинаковый взгляд. Взгляд больных людей, обращённый внутрь себя, и безразличный к окружающей их жизни. Если они и посмотрят на тебя, то только как на инородное, инопланетное тело, которое случайно залетело в их коридоры из недосягаемой здоровой жизни, и которое скоро улетит в неё обратно, не понимая своего счастья быть здоровым. А они-то понимают ценность здоровой жизни,