Приключения 1972—1973 - Ульмас Умарбеков

Он расхохотался, довольный своим остроумием, легко перемахнул через перила веранды и скрылся в темноте.

— Вот и все, — глубоко вздохнул Мангакис и вытер взмокший лоб салфеткой.

— Я в этом далеко не уверен, — задумчиво произнес Корнев.

— Тогда…

Мангакис выпрямился, хотел что-то сказать…

Корнев молча ждал, но советник раздумал.

— Бедняга Гвено, — словно про себя произнес он. — Они его изувечили.

Мангакис склонился над Гвено, легонько похлопал его по щеке, сильно подул в ноздри. Тот застонал и открыл глаза.

— Они… ушли?

Голос Гвено был хрипл и прерывист.

— Где… Хор?

Корнев удивленно вскинул голову:

— Вы его знаете?

Гвено с трудом выпрямился в кресле и попытался улыбнуться:

— Если Хор ушел… жаль.

— Но он убил бы вас! — вырвалось у Мангакиса.

Гвено покачал головой:

— Мы… будем его судить…

Он с трудом поднес к глазам распухшую руку. Лицо его напряглось, губы чуть шевелились. Он смотрел на свои часы.

— Не могу, — сказал он в отчаянии. — Я ничего не вижу.

Корнев бросил взгляд на часы Гвено. Стекло было буквально вмято в циферблат: кто-то из наемников наступил, видимо, на кисть Гвено. Корнев быстро посмотрел на свои часы.

— Ровно одиннадцать, — сказал он.

— Значит, сейчас все начнется…

И при этих словах на вспухшем лице министра впервые получилась не гримаса, а настоящая улыбка.

— Только… жаль… если уйдет Хор…

— Он бредит, — помрачнел Мангакис. Но Корнев поспешно склонился к Гвено.

— Повторите! — взволнованно попросил он. — Если я вас правильно понял…

Гвено кивнул более уверенно.

— Никто не предполагал, что они изменят место высадки…

— Значит…

— Сегодня мы ликвидировали всю «пятую колонну». Прямо на сборных пунктах их отрядов. Их было легко отличить — они все надели зеленые повязки.

Силы возвращались к Мануэлю Гвено. Он выпрямился в кресле.

— Мы знали о ночном десанте. Я приехал от Кэндала, как только кончилось совещание военных, чтобы увезти вас из опасной зоны. И опоздал…

Он перевел взгляд на стоящий в углу радиокомбайн.

— Включите…

Мангакис поспешил выполнить его просьбу. Послышались позывные «Радио Габерона» — удары тамтама. Потом сухо щелкнуло, и в эфир понесся взволнованный голос диктора:

— К оружию, граждане! К оружию! Два часа назад враги революции высадились на нашей земле. Это отряды наемников, сформированные португальскими колонизаторами, НАТО и международным империализмом. Они хотят отнять у нашего народа его завоевания, вновь отдать нас в рабство. К оружию, граждане!

Диктор умолк. Загремел военный марш. Его слушали в молчании, не отрывая глаз от комбайна. И снова заговорил диктор. Голос его был хриплым. Он старался говорить как можно спокойнее. Но паузы, чуть более долгие, чем нужно, выдавали его волнение.

— Передаем сводку военных действий. Противник высадился силами трех батальонов. В гавань вошли португальские суда «Бомбарда», «Монтанте», «Идол», «Ориент», «Кассиопея», «Дракон». Слушайте наши сообщения каждые пятнадцать минут.

Опять загремел марш, но музыка сразу же оборвалась. Радиостанция прекратила передачи.

Гвено помрачнел. Мангакис заложил руки за спину и, опустив лицо, принялся шагать по холлу — от стола к веранде, от веранды к столу. Его шаги были размеренны и тверды.

— Дикость! — вырвалось у Корнева. — Сидеть и ждать сложа руки…

Гвено, превозмогая боль, решительно встал.

— Я должен выбраться отсюда!

— А как?.. — Мангакис кивнул в сторону сада, откуда доносились негромкие голоса мирно беседующих наемников.

Корнев демонстративно кашлянул.

— Что вы хотите сказать? — резко обернулся к нему советник.

Корнев прищурился. Лицо его напряглось. Он подошел к греку.

— Бэзил, — твердо сказал он, глядя в глаза бывшего партизана. — Вы командовали бригадой…

Гвено с любопытством посмотрел на своего советника. Грек отвел глаза.

— Это было… давно… — слабо возразил он. — И потом…

Корнев положил ему руку на плечо.

Мангакис настороженно взглянул на Корнева, глубоко вздохнул. Затем взял стул, уселся на него верхом, положил руки на спинку и задумался.

Корнев и Гвено молчали в ожидании.

— Сколько людей Хора здесь осталось? — ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Мангакис.

— До десятка, не больше, — деловито ответил Корнев. — Тише!

Он поднял руку и прислушался. Где-то далеко-далеко приглушенно гремели выстрелы. Стреляли из легкого оружия, но часто, упорно.

— Это в районе военного лагеря, — заметил Мангакис. — Будь я на их месте…

— Нам известны их планы… господин… Простите, я не знаю вашего воинского звания.

Это были слова Гвено.

— В последние дни войны я командовал бригадой, — горько усмехнулся Мангакис. — И нас разбили. Он покосился на Корнева, и голос его окреп.

— Это было в сорок девятом. Я был полковником ЭЛАС.

— Армия греческих партизан, — подсказал Корнев министру.

— Знаю, — кивнул тот. — А теперь, господин советник… как я только что слышал… вы вне игры?

Гвено говорил задумчиво, осторожно подбирая слова.

— А жаль… В наших экономических реформах мы продвинулись гораздо дальше, чем в реформах армии. Вы знаете, что от английских военных мы избавились. Только что проведена чистка высшего командования. Но практически… (он развел руками) сейчас мы можем положиться лишь на солдат и младших офицеров.

— А народная милиция? — вмешался Корнев. — А партизаны Кэндала?

— Да, мы вооружили народ, но подготовка милиции еще очень слаба. А насчет партизан — это правда. Мы задержали отправку в освобожденные от португальцев районы почти батальон…

— Короче говоря, — решительно подытожил Мангакис, — мне необходимо срочно попасть в ваш штаб?

— Да, — глядя ему прямо в глаза, кивнул Гвено.

ГЛАВА 7

Хор приказал остановить машины в полумиле от радиодома, под прикрытием густой, ровно стриженной стены кустарника.

Здание было построено недавно — год или полтора назад — на окраине Габерона, почти у самой лагуны. Когда-то здесь было сплошное болото. Тучи комаров летели на город из черных зарослей мангров, малярия была бичом Габерона, и долгое время город считался в Европе «могилой белого человека». Кто-то из габеронцев даже в шутку предложил поставить памятник малярийному комару. Но комары не слишко разбирались в переменах, происходящих в стране, и необходимость борьбы с малярией встала и перед молодым правительством Боганы.