Секреты мироздания - А Смирнова

Душа — это трансцендентная сущность, она не есть предмет опыта; непосредственному опыту доступны только явления и состояния души…В жизни нашего сознания мы прямо воспринимаем реализующую себя в ней субстанциональную силу. Наше я или наша душа непосредственно раскрывается внутреннему опыту как единая, пребывающая, деятельная субстанция [сущность], которая сознает себя в этих качествах. Такова, по моему убеждению, — пишет Лопатин, — должна быть непредвзятая оценка очевидных данных психического существования… Душа существует как пребывающая, внутренно единая, деятельная сила, сознающая себя, которая по неизвестным для нас причинам связана с телом и стремится реализовать себя в нем, как в своем органе, а через него и в окружающем мире соответственно своим интересам и целям. Действительно, если душа связана с телом и сознает себя, то изменения в телесном организме должны отражаться на ее самочувствии, и, стало быть, она должна испытывать нечто аналогичное тому, что мы называем в себе ощущениями. Если наше душевное существо едино и остается самим собою при всех переживаемых им переменах, его разнообразные состояния, связанные между собою непрерывностью его пребывания, должны являться для его восприятия самого себя соотнесенными друг с другом, как элементы единого опыта… Если есть существо деятельное и непрерывно стремящееся реализовать себя, из этого с неизбежностью вытекает телеологический характер нашей душевной жизни: наше психическое существование внутренно направляется нашими стремлениями и оценками; наше я на всех ступенях своего развития постоянно делает выбор между пригодным для него и ему враждебным… Душа в силу своей связи с телом относится к нему не безразлично и равнодушно, а как к своему органу, соответственно его пригодности в этом качестве… Поэтому то, что в данный момент благоприятно для жизни организма или для нормальной деятельности его частей, представляет источник приятного; напротив, что в данное мгновение разрушает нормальные функции тела или препятствует им, то субъективно воспринимается, как физическое страдание. Вообще, следует сказать, что столь важный в эмпирической психологии закон самосохранения с аналитической необходимостью вытекает из данного нами определения душевной сущности и при этом получает более широкую постановку. Ведь раз наш дух неустанно стремится к возможно более полному осуществлению своей деятельной природы и борется с представляющимися преградами, тем самым дана воля, как основной фактор психической жизни в конкретной бесконечности ее форм, с другой стороны, тем самым дается диктуемое нашими стремлениями внутреннее отношение к явлениям окружающей нас действительности, — отрицательная или положительная реакция на них, — которая воплощается в наших эмоциях во всем их неограниченном разнообразии».

При объяснении феномена памяти Лопатин в работе «Понятие о душе по данным внутреннего опыта» (1896, «Вопросы философии и психологии», кн. 32) пишет следующее: «Наш дух в самом деле есть сверхвременное субстанциональное существо, и поэтому все, что им было пережито и воспринято, хранится в нем, объединенное в стройную, последовательную картину. Но эта картина отражается в его самосознании только в очень тусклом, смутном и слитном, — так сказать сжатом, — виде…

В основе всех психических явлений, — утверждает мыслитель, — лежит нематериальная, духовная субстанция».

2.10. Страхов

Николай Николаевич Страхов (1828–1896) происходил из семьи священнослужителей (рис. 2.2). После окончания философского отделения Костромской семинарии он поступает в Петербургский университет. Однако под гнетом нужды через два года переходит на казенный счет в Главный педагогический институт на естественный факультет. По окончании института в течение 10 лет он преподавал естественную историю сначала в Одессе, а затем во второй Петербургской гимназии. В 1857 г. Н. Н. Страхов получает степень магистра зоологии, а в 1861 г. выходит в отставку и всецело погружается в литературную и научную деятельность, сотрудничая в журналах: «Время», «Эпоха», «Библиотека для чтения», «Отечественные записки», «Заря», позднее — в «Русском вестнике», «Руси», «Новом времени», журнале министерства народного просвещения, в «Вопросах философии и психологии» и многих других. Служба Н. Н. Страхова библиотекарем в Императорской публичной библиотеке (с 1873 по 1885 г.), а затем в учебном комитете министерства народного просвещения (с 1874 г. и до смерти) имела для него главным образом то значение, что давала ему необходимые средства для существования.

Рис. 2.2. Н. Н. Страхов

Жил Николай Николаевич скромно на пятом этаже большого петербургского дома и все свои сбережения тратил на пополнение личной библиотеки. «Приобретение книг было его единственным «светским удовольствием», спортом, охотой, — вспоминает профессор Санкт-Петербургского университета Б. В. Никольский. — Составленная им библиотека поражала всякого обозревателя систематичностью, обдуманностью подбора, разнообразием, богатством и полнотою содержания».

Тесные дружеские отношения Страхова с Н. Я. Данилевским, Ф. М. Достоевским, А. А. Григорьевым, А. А. Фетом и особенно с Л. Н. Толстым, приятельские связи и переписка с философами наполняли его досуг.

Всегда спокойный, неизменно деликатный и благодушный, мягкий и вежливый, Н. Н. никогда не позволял себе обмолвиться ни одним грубым словом, — таким вспоминают Страхова все, кто лично знал его.

«О себе самом Страхов почти никогда не говорил, даже местоимение я проскальзывало у него в разговоре, как и в сочинениях, только в виде исключения. Комфорт, удовольствия и удобства жизни для него, можно сказать, не существовали, он заменял их только редкой чистотой, аккуратностью и порядком… Его добросовестность, пытливое отношение к жизни и науке является теперь чуть ли не наивностью; но эта наивность и есть та самобытность, которая восхищает нас в характерах древности, и которой мы сами так неуловимо лишились. Такие умы, как он, — их можно пересчитать по пальцам, — те немногие праведники, которые спасут нас от полного осуждения историей.

Страхов был настоящим философом. Его философская деятельность неразрывно связана с естествознанием. Он посвятил целый ряд статей опровержению дарвинизма в связи с разбором превосходной критики дарвинизма Н. Я. Данилевским. Был Н. Н. и великолепным критиком, критиком одинаково компетентным, тонким, проницательным не только в области философии, точных наук, политических доктрин, но и в области литературы».

Важнейшие труды члена-корреспондента Петербургской академии наук (с 1889 г.) Н. Н. Страхова (помимо более, чем ста его статей, опубликованных в разных журналах) следующие: «Мир как целое» (2-е изд. 1892); «Об основных понятиях психологии и физиологии» (1894); «О вечных истинах (мой спор о спиритизме)» (1887); «Философские очерки» (1895); «Борьба с Западом в нашей литературе» (1887, 90–96); «Из истории литературного нигилизма» (1890); «Заметки о Пушкине и других поэтах» (1888); «Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом» (1895); «Воспоминания и отрывки» (1892).

В ряде своих работ Страхов особое внимание уделил исследованию вопросов о душе, теле, материи и сознании. «Существует ли душа? — пишет Страхов в «Философских очерках». — Если понимать этот вопрос в материалистическом смысле (а так ведь хотят его понимать новые философы, сделавшие для себя материализм мерилом философского мышления), то он будет значить следующее: есть ли в человеке что-нибудь отличное от тела, от вещества? Не всё ли в нем материя? Но что такое материя? Прежде всего, это есть одно из понятий, составляемых нашею душою… Отсюда следует, что неизвестно, существует ли сама материя — то, что мы выражаем под этим понятием, но что, наверное, существует душа — то, что [кто] составляет понятия. Мыслю, следовательно, существую, хотя бы ни в одной моей мысли не было еще и крупицы истины. Я составляю понятия, следовательно, я — существо, способное составлять понятия, хотя бы совершенно было неизвестно, годятся ли куда-нибудь эти понятия, сообразны ли они хоть сколько-нибудь с действительностью. Может быть, все мои мысли — пустая фантазия, бред, пустяки, но одно несомненно, что я — есть существо, производящее эти фантазии, этот бред. Cogito, ergo sum…

Материя есть один из вопросов души, а душа есть нечто, стоящее вне всякого вопроса и, напротив, — производящее всякие вопросы. Сказать, что душа есть материя так же нелепо, как сказать, что вопрос существует без вопрошающего, или, что тот, кто спрашивает — не существует, а существует только то, о чем еще спрашивается, то, что подлежит сомнению. Если мы думаем, размышляем, сомневаемся, то первое, что мы должны признать существующим, есть наша мысль, наше сомнение, а никак не тот предмет, о котором мы еще только думаем, в существовании которого еще сомневаемся.